Скотт Линч - Республика воров
– Гм, похоже, Жан нашел чем вас пристыдить. Впрочем, я рада, что храбрость к вам вернулась – без нее вам не выжить. – Она хлопнула в ладоши.
На пороге появились два высоких здоровяка в широкополых шляпах и длинных кожаных плащах. Терпение, коснувшись Локкова лба, велела своим слугам уложить больного на носилки. Поначалу Жан с опаской приглядывал за ними, но успокоился, убедившись, что с Локком обращаются заботливо и с должной осторожностью.
– Могу с уверенностью обещать лишь одно: то, что мне предстоит сделать на корабле, будет худшим испытанием в вашей жизни, – предупредила Терпение.
Интерлюдия
Мальчик, который гонялся за красными платьями
Ты до сих пор на меня сердит, – вздохнул отец Цеппи.
Это очевидное утверждение не требовало объяснений, потому что чувства Локка были понятны даже самому тупому чурбану.
С «поимки» Сабеты прошли сутки. Локк вполне оправился от падения со второго этажа, но, вернувшись в храм Переландро, ходил туча тучей, разговаривать ни с кем не желал, готовить еду и садиться за стол наотрез отказывался. Отец Цеппи не стал его долго уговаривать, а просто отвел на крышу храма.
В час, когда все видимые массивы Древнего стекла заливали Каморр волшебным сиянием ярче вечерней зари, призрачный ореол Лжесвета льнул к каждому мосту, к каждой башне и к каждому дому, а сумеречное небо над городом казалось темным покрывалом, расшитым тысячами мерцающих стежков.
Парапеты заброшенного сада на крыше храма надежно защищали Локка и Цеппи от любопытных взоров. Мальчик и старик сидели друг напротив друга, окруженные разбитыми цветочными горшками и рассохшимися кадками. Цеппи то и дело затягивался сигаркой, скрученной из листового табака, – тлеющий кончик ее вспыхивал с каждым глубоким вдохом.
– Ну вот, я из-за тебя на анакастийский черный перешел, – пробормотал он. – А ведь для праздника его приберегал. Конечно, ты до сих пор на меня сердит. Тебе ведь лет семь, не больше, и мировоззрение у тебя соответствующее. Вот такой широты… – Он вытянул большой и указательный палец левой руки и свел их в узенькую щелку.
Такой несправедливости Локк не выдержал:
– Вы все нечестно подстроили!
– Ах нечестно… Погоди, ты на полном серьезе веришь в то, что жизнь устроена по-честному, дружок? – Цеппи в последний раз глубоко затянулся и выбросил окурок в темноту. – В Горелище все до одного перемерли, кроме тебя и горстки твоих приятелей. На Сумеречном холме ты чудом избежал смерти, хотя совершил две непростительные ошибки, за которые и взрослому яйца ободрали бы, как виноградины, а теперь рассуждаешь о том, что честно, а что…
– Не-а… – Праведное возмущение Локка моментально сменилось мучительным стыдом, словно его застали в обмоченных штанишках. – Нет, я не про это. Я знаю, что жизнь не по-честному устроена. Просто… Я думал… Я думал, что вы… ну, что вы…
– Ах, вот оно что! – сказал Цеппи. – Ну я вот себя безупречно честным считаю, это верно. А скажи-ка мне, дружок, что тебя больше расстроило – то, что я тебе соврал про Сабету, или то, что в испытании, которое я для тебя придумал, твоя изобретательность ничем помочь не могла?
– Не знаю… Наверное, и то и другое. И вообще все!
– М-да, обучать тебя формальной риторике, пожалуй, еще рановато, но послушай моего совета: с любым затруднением можно справиться, если рассмотреть его по частям и попытаться найти решение каждой. А теперь я задам тебе еще один важный вопрос. Тебе нравится у нас в храме?
– Да!
– Ты ешь до отвала, спишь в теплой и мягкой постели, одет, обут, развлечений хватает, и купаешься ты дочиста раз в неделю.
– Да. Да, мне все это очень нравится. Ради такого я даже купаться согласен.
– Гм-м. Вот как у тебя молоко на губах пообсохнет и хотелка встанет, тогда и скажешь мне, такой ли уж тяжкий труд – купание, особенно когда вокруг начнут увиваться девицы с весьма осязаемыми прелестями.
– Чего-чего? Как у меня что?
– Да ничего особенного. Не волнуйся, у тебя будет достаточно времени над всем этим поразмыслить. Значит, тебе у нас нравится. Здесь уютно и безопасно. А как здесь с тобой обращаются – так же, как на Сумеречном холме?
– Не-а… Нет, совсем не так.
– И все же ничего из вышеперечисленного не оправдывает нашего вчерашнего гнусного поступка, так? Никто из нас не заслуживает твоего доверия? И ты никого из нас прощать не собираешься – ни за что и никогда?
– Ну… я… не-а, я не… просто… а… – Локк отчаянно пытался ухватить ускользающую нить красноречия, но, по обыкновению, промахнулся. – Ну я же не в том смысле… мне… ох, да я…
– Ш-ш-ш, успокойся, дружок. Хоть ты пока и невежа неотесанный, да и невежда тоже, но, возможно, в чем-то ты и прав. А теперь слушай меня внимательно. Мы здесь все обитаем под одной крышей. Конечно, в храме гораздо лучше, чем на Сумеречном холме, однако рано или поздно даже родные стены начинают давить на тех, кто за ними бок о бок живет.
– А мне не давят, – торопливо возразил Локк.
– Понимаешь, голубчик, дело не в стенах, а в людях. Если богам будет угодно, то храм Переландро долгие годы будет служить родным домом и тебе, и Сабете, и братьям Санца. Вы станете одной большой семьей. А между родственниками всегда возникают… некоторые недоразумения. Поэтому всякий раз, как тебе что-то не по нраву придется, не стоит затыкать жопу пальцем и изображать из себя каменную стену. Нам всем пора понять, что размолвки и недоразумения лучше всего разрешать словами, иначе, да хранит нас Многохитрый Страж, в один прекрасный день мы проснемся с перерезанным горлом.
– Я… мне… ох, извините, я же не хотел…
– Ну чего ты жмешься, как побитый щенок? Лучше заруби себе на носу, что, коль уж ты живешь с нами, тебе в обязанность вменяется элементарная вежливость, равно как сбор милостыни на ступенях храма и мытье посуды. А теперь, пока я нежусь в ореоле славы, с ловкостью заправского фехтмейстера изложив очередное глубокомысленное поучение, умерь свои восторги, и давай-ка обсудим все, что произошло прошлой ночью. Во-первых, ты расстроился, потому что все было подстроено так, что тебе другого выхода не оставалось – разве что свернуться в клубочек и рыдать.
– Ага… Потому что если б все было по-настоящему, то стражники… Ну они бы меня не ожидали, и вообще…
– Верно. Если бы там были люди герцога, то кое-кого можно было бы подкупить, или они небрежно отнеслись бы к поручению и не стали бы строго охранять какую-то девчонку. Ты это имеешь в виду?
– Угу.
– Ну а если бы они на самом деле были герцогскими стражниками, то, скорее всего, отвели бы ее в действительно неприступное место… например, во Дворец Терпения. А вместо шести стражников могло бы быть двенадцать, или двадцать, или вообще весь отряд Полуночников, и все они шастали бы по улицам, чтобы тебя отыскать. Для доверительной беседы… – Цеппи ткнул Локка указательным пальцем в лоб. – Нельзя во всем на удачу полагаться. Сколько ни жалуйся, что тебе не везет, станет не лучше, а только хуже. И вот это затверди крепко-накрепко. Всегда может быть хуже. Понял?
Локк кивнул с видом школяра, которого заставляют принять на веру нечто недоступное его разумению и непостижимое, как число ангелов, играющих в ручной мяч на краю розового лепестка.
– Что ж, если мои слова заставят тебя хотя бы чуть-чуть задуматься, то, можно сказать, я свою задачу выполнил. Мал ты еще, дружок… не сочти за оскорбление. – Отец Цеппи с хрустом размял костяшки пальцев. – В конце концов, ты во всеуслышание объявил, что проигрывать больше не намерен. Прости, голубчик, но это так же маловероятно, как то, что я начну золотыми слитками срать.
– Но ведь…
– Локк, хватит уже. Нрав у тебя упрямый, и почем зря уговаривать я тебя не собираюсь. Лучше вернемся к нашему предмету разговора. А во-вторых, ты расстроился из-за того, что я поручил тебе сделать… для Сабеты.
– Ага.
– Ты к ней питаешь… ну, скажем, некие теплые чувства.
– Я… я это… не…
– Ш-ш-ш! Это важно, так что отнекиваться не стоит. Я же вижу, что тут замешано нечто большее, чем оскорбленное самолюбие. Расскажи-ка мне, дружок…
Локку больше всего на свете хотелось сбежать куда глаза глядят, но он нашел в себе силы, запинаясь, поведать Цеппи о своем знакомстве с Сабетой и о ее последующем исчезновении.
Небо постепенно темнело, город погружался в сумрак.
– Тьфу ты! – вздохнул Цеппи, выслушав сбивчивый рассказ своего подопечного. – Теперь понятно, отчего ты так расстроился… Я и сам никому не пожелаю такое дважды пережить. Прости меня, Локк. Если честно, я и не подозревал, что ты еще на Сумеречном холме к ней привязался.
– Да ладно… – буркнул Локк.
– По-моему, ты влюбился, дружок.
– Это как? – Локк примерно представлял, что это означает, но слово «влюбился» казалось ему куцым. Недостаточным.
– Нет, что ты, я не намерен умалять твои чувства, мой мальчик. Влюбленность накатывает на человека, как болезнь, опаляет жаром. Мне это хорошо известно. И хотя плоть твоя по-настоящему к этому еще не готова, влюбленности до этого дела нет. У нее своя сила. Такая вот незадача.
