Олег Бондарев - Жажда
«Нет, выстраивать логическую цепочку глупо – надо пробовать. Другого выхода нет».
Сам верзила, видимо, из-за того, что Виктор долго и пристально на него смотрел, сначала активно заёрзал на полу, будто надеясь разорвать путы и дать стрекача, а когда понял, что колдун очень уж долго не сводит с него взгляд, почуял неладное и вскочил на ноги.
– Не мельтеши, – холодно приказал чуд.
И Бугай послушно замер, сверкая на Вебера глазами.
«Нет, всё же лучше действительно начать с великана. Чисто с точки зрения экономии».
– Не трогай меня, – неожиданно жалобно попросил Бугай.
На его глазах выступили слёзы.
– Хочешь жить? – тихо спросил Виктор.
– Да.
– Они тоже хотели.
– Какое тебе дело до них?! Кто ты?
«Кто?»
Судья? Нет. Палач? Возможно…
«Палач?»
Жестокое слово ударило юного чуда наотмашь, он даже покачнулся, на мгновение потеряв ориентацию и преисполнившись отвращением к себе… К происходящему… К уже сделанному… К только задуманному… Ко всему, но в первую очередь – к себе.
«Палач!»
Захотелось закричать.
И попросить прощения.
Захотелось разорвать цепи, услышав робкое:
– Не трогай меня…
Но ещё через миг всё встало на свои места.
Не маленькая девочка стояла перед ним, а высоченный детина с мускулистыми руками по локоть в крови. И его страх есть наказание…
– Не трогай меня.
– Заткнись!
Виктор освободил Бугая от цепей, но не для того, чтобы отпустить: освободив, он одновременно сковал пленника заклинанием, не менее крепким, чем сталь. Затем отнёс его – с лёгкостью, не выказывая ни усталости, ни затруднений, – в центр круга, уложил и присел рядом.
– Грех это, – прошептал убийца.
– Тебе виднее, – не стал спорить чуд.
Опустился на колени рядом, вытащил клинок, взялся за него двумя руками, закрыл глаза и принялся негромко читать заклинание. И никто из присутствующих, включая лежащего совсем рядом Бугая, не разобрал ни слова. Во-первых, им было очень страшно. Во-вторых, они не узнавали язык…
Зато чувствовали приближение финала.
Чувствовали невидимую и непонятную им силу, которая медленно, словно удав, расправляла в помещении кольца. И понимали, что всё происходящее – по-настоящему, что Виктор не шутит, что…
Они боялись.
Они с ужасом ждали конца… И уловили его по изменившейся интонации.
Две завершающие заклинание фразы Вебер буквально прокричал, а на самой последней вскинул нож и вонзил его…
…в землю.
В считаных миллиметрах от груди Бугая.
На несколько мгновений маньяк замер с распахнутым в беззвучном крике ртом, затем понял, что жив, быстро-быстро задышал, скосил глаза на торчащий из земли нож и замычал, осознав, как близок был к смерти.
А чуд…
На Виктора накатила ещё одна волна жгучего отвращения и стыда.
«Что я делаю?! Зачем?! Я ведь не палач! Не убийца! Это они…»
Удар.
Не очень сильный, но болезненный, а главное – первый. Только первый.
Ещё один удар!
На этот раз растерявшийся чуд оказался на земле и почувствовал, что у него пытаются вырвать нож…
– Ты что?
– Сука!
– Чёрт!
Волна отвращения и сомнений не только отвела клинок от груди Бугая, не только заставила задуматься – смутившийся Виктор полностью потерял над собой контроль и машинально сбросил наложенное на жертву заклинание. Бугай почувствовал свободу и сразу же атаковал.
– Сука! – Как только Вебер оказался на земле, верзила навалился сверху и принялся душить чуда. – Ненавижу!
Однако шансов у него не было. Возможно, получись у чела сразу вырвать нож и ударить, он появился бы, но в рукопашной ослабленный Бугай ничего не мог противопоставить отлично тренированному рыцарю.
Чуд действовал на инстинктах, без ненависти и злобы. Понял, что атакован, справился с растерянностью и ответил: не позволил забрать у себя нож, без труда отцепил руку верзилы и спокойно, как на тренировке, вонзил клинок ему в сердце. Затем оттолкнул от себя, поднялся и быстро внёс умирающего Бугая в центр круга.
Заклинание уже прозвучало, теперь принесена жертва, а дальше…
На миг показалось, что сработало – по крайней мере, нанесённые на пол символы вспыхнули зелёным огнем…
Но тут же погасли.
Чёрный Камень не появился.
Выругавшись на родном языке, чуд резко поднялся и бросил злой взгляд на оставшихся пленников: продолжить? Принести ещё одну жертву?
«Нет, тут определённо что-то не так! Круг сделан по образцу, заклинание прочитано без ошибок, жертва принесена… Что-то не так… Но что?!»
Взгляд Виктора упал на труп, и чуда едва не вырвало. До него только сейчас стало доходить, что он убил. Впервые в жизни. Он убил чела… Мерзкого, злобного, сумасшедшего, но живого чела. В следующий миг Вебер осознал, что стоит в луже крови, попятился, упёрся спиной в стену и снова выругался.
«Да что происходит?!»
Он не хотел убивать – так получилось. Не удержался. Очень уж хотелось отыскать проклятый Камень, вот и не удержался.
«Теперь я убийца…»
Виктор бросил на остывающее тело Бугая щепотку «Серой пыли» – в которую вскоре оно и превратится, – выбрался из землянки и замер, жадно глотая холодный воздух. И не чувствуя холода.
Ничего не чувствуя.
«Я – палач? Убийца? Такой же, как эти маньяки?»
– Карр! – громко выдала сидящая на ветке птица.
Или ему показалось, что она подала голос? Может, он просто придумал это, чтобы сфокусировать внимание на необычном зрелище?
Потому что на дереве сидел тукан. Самый обыкновенный, чёрно-белый, с длинным оранжевым клювом.
– Откуда ты, птичка? – тихо спросил чуд.
– Карр! – ответила та и повернулась к чуду хвостом.
«Всё, доигрался, – уныло подумал Виктор. – Домой – и спать!»
И это, вероятно, было лучшее его решение за весь день.
Глава 4
На безумной скорости мчаться по магистрали на мощной машине… Ночью… Игнорируя и знаки, и камеры, и даже патрули дорожной полиции… Разве не об этом мечтает каждый двадцатилетний юноша, впервые вырвавшийся в открытый мир?
На свободу.
Где нет контроля и запретов.
На свободу…
Для поездки в Ростов Зоран взял в аренду мощный и внушительный «Ленд Крузер», разогнал его как следует и теперь, самодовольно улыбаясь, чувствовал себя если не королем дороги, то как минимум одним из её властителей.
Он свободен…
Конечно, Зорану не хватало практики, но трасса перед ним была пуста, и потому он без стеснения доводил показания спидометра до ста пятидесяти миль в час. Иногда, правда, становилось чуть страшновато. Идя на подъём, Зоран невольно представлял, что влетит на полной скорости в задницу какому-нибудь тихоходу, которого просто не успеет разглядеть, однако пока везло: на предыдущих горках никого не оказалось, а сейчас он заранее разглядел белоснежный «Опель» и сбросил скорость до вполне приемлемой сотни. Заодно увидел указатель и поморщился: до Ростова оставалось почти четыреста миль…
Долго.
Душа рвалась на юг, в незнакомый город, на незнакомый остров, тайна которого поможет расплатиться по старым счетам…
С другой стороны, ещё четыреста миль наслаждения скоростью и мощью автомобиля, ночной дорогой и свободой – разве это плохо?
Обойдя «Опель», Зоран не стал сильно разгоняться, а, поудобнее устроившись в кресле, задумался, вновь – в который уже раз! – вернувшись мыслями к прошлому.
Письмо отца…
Получить весточку с того света было одновременно и радостно, и грустно. Зоран перечитал её не меньше десяти раз, выучил наизусть, и теперь слова звучали у него в голове… голосом отца. Это было необычно и… приятно. Несмотря на строгость родителя, Зоран в нём души не чаял. По матери он скучал не меньше, а, может, даже и больше, но читать письмо её голосом не получалось. То ли потому, что он был мужчиной, то ли слишком уж оно было «папино». В каждой строчке, в каждом слове, даже знаке препинания чувствовался отцовский педантизм.
И его любовь…
Зоран снова вспомнил о «Лунной фантазии» и едва не разрыдался, неожиданно даже для самого себя. Всему виной, опять же, было пресловутое письмо – как бы юноша ему ни радовался, оно крепко разбередило старые раны, да ещё густо присыпало их солью. Послание заставило молодого люда вновь пережить горечь утраты, как будто родители погибли не восемь лет назад, а вчера, и пламя ненависти запылало с новой силой.
Зоран снова стал Ненавистью. Она, а не юноша, давила на педаль, торопясь приблизить сладостный миг расплаты. Она мечтала скорее оказаться в Ростове и прочесть страшное заклинание! Она…
Интересно, почему родители не воспользовались свитком во время войны? Почему не отправились в Ростов и не спасли от смерти десятки, сотни людов?
Наверное, всему виной была излишняя гуманность. Родители готовы были умереть с именем Великого Дома Людь на устах, но из-за врождённого благородства не сочли возможным прибегнуть к страшному ритуалу…
«А я? Я исправлю ошибку родителей! Завтра же! Сразу, как только приеду в Ростов! Без всякой войны и без предупреждения!»
