Сергей Пономаренко - Седьмая свеча
«Так, наверное, чувствует себя душа, когда покидает тело», – вдруг осенило его. Где-то поблизости должна была парить душа тещи, своей смертью принесшая ему столько страданий. Возможно, сейчас рядом появится серебристая душа его Оленьки? Они возьмутся за руки и будут парить в невесомости, наслаждаясь полетом. Шелуха бытовых проблем, мелочных дрязг спадет с них, исчезнет все, что время от времени портило им жизнь. Наверное, это начинается настоящая жизнь после жизни!
Он проплыл мимо софы, на которой в тонкой сорочке, бесстыже расставив ноги, сидела Маня и пыталась выловить его громадным сачком. «Прочь, отвратительная баба! Больше не заманишь меня в ловушку. Жаль, что я не послушался Оленьку, может, сейчас и не пришлось бы ей страдать!» Сластолюбивая баба стала потрясать какой-то бумажкой, как он сразу догадался, свидетельством о рождении, прыгать на софе, высоко задирая толстые ноги и показывая выбритый лобок. Он пытался увернуться, стал плыть против течения, стараясь не дать ей возможности накрыть его своим сачком. Зловредное течение внезапно изменило направление, и его медленно, но неумолимо начало сносить под громадный сачок. «Глебушка, чего ты боишься? Ведь я родная сестра горца Дункана Маклауда! Мне не пятьдесят восемь, а двести пятьдесят восемь, и какая тебе разница, сколько мне лет, главное посмотри, как я хорошо сохранилась!» – И она стала на глазах молодеть. Он отвернулся от нее и напряг все силы, чтобы отплыть, ускользнуть из-под сачка. Впереди он увидел тещу, которая презрительно наблюдала за этой сценой: «Мама! Мама! Помогите мне выбраться отсюда!» – крикнул он ей. Та вначале не соглашалась, но потом смилостивилась и протянула руку, которая стала расти и тянуться к нему. Глеб снова напряг все силы, чтобы доплыть и ухватиться за эту черную, как корни деревьев, узловатую руку. Но баба сзади не сдавалась. Она включила адский граммофон, издающий громкие звуки, и эти звуки стали забирать у него силу.
Телефонный звонок все же пробился в сознание Глеба, и тот, еще плохо соображая, дополз до журнального столика, с трудом сел на пол, прижался ухом к телефонной трубке и крикнул:
– Алло!
– Извините, что так поздно, но вы просили позвонить в любом случае. Сразу после того, как прооперировали вашу жену, меня задействовали в следующей операции. Больную привезли по скорой и требовалось…
– Кто это говорит? – прервал он собеседницу. Ему показалось, что проклятая баба Маня хочет его выманить через телефонную трубку.
– Это операционная медсестра из больницы, где лежит ваша жена. Вы просили позвонить. Операция прошла успешно, и больная уже два часа как спокойно спит. Хирург сказал, что ее жизни и здоровью ничто не угрожает. Все оказалось не так плохо, как предполагали вначале. Завтра можете…
– Ничего я не просил! – снова прервал ее Глеб. – И моя жена не лежит в больнице, а летает вместе со мной. Знаю я ваши шуточки. Надоели вы мне. Исчезните!
– Извините… – растерянно пробормотал женский голос в трубке, и Глеб нажал на рычажок телефонного аппарата.
В ухо, прямо по перепонкам, небольшими молоточками стали бить отрывистые сигналы, звук все усиливался, становился выше. Он отполз от трубки и открыл глаза. Над ним плыло белоснежное поле, идеально ровное, подходящее для посадки самолетов.
«Посадку надо будет запретить, а то они, пожалуй, испачкают потолок», – подумал он и тут понял, что это действительно потолок, но странно растекающийся и плывущий в направлении окна, которое тоже не было неподвижным и все время меняло форму. Сознание не хотело полностью возвращаться, а окружающее то приобретало знакомые очертания, то вновь уплывало в фантастический мир.
– Глебушка! Глебушка! – послышался женский голос из кухни.
Теперь он был уверен, что голос принадлежит покойной теще. Не было никаких сил встать, и он продолжал лежать на полу, устремив взгляд в потолок, который наконец-то почти остановился. Он даже не удивился, когда рядом, в гостиной, раздался голос тещи:
– Глебушка! Чего же ты не идешь? Я тебя заждалась!
Он закрыл глаза, руками зажал уши, боясь еще раз увидеть призрак тещи, тем более что находился в столь беспомощном состоянии, и продолжал лежать так вечность, пока знакомая музыка не вторглась раздражающе в его сознание, словно хотела что-то сообщить.
Музыкальное сопровождение из старого польского фильма «Ва-банк» звучало настойчиво и даже нагло, все никак не заканчиваясь, и в конце концов вынудило его открыть глаза и вернуться к реальности. Он испытал неимоверное облегчение, увидев не склонившуюся над ним фигуру покойной тещи, как предполагал, а пять лампочек люстры по сто ватт каждая, которые больно ударили по глазам. Все предметы приобрели знакомые очертания. Он понял, что это настойчиво звонит мобильный телефон, взял его в руку и пробормотал что-то нечленораздельное непослушным языком.
– Привет, говорю, красаве́ц! – услышал он голос Степана, своего бывшего однокурсника.
В институте они были всего лишь знакомы, потом пути-дорожки их разошлись, но, случайно встретившись более трех лет назад, они вдруг крепко подружились. Степан делал неплохие успехи в бизнесе, занимаясь импортом сырья для химической промышленности, его переработкой на давальческих условиях и дальнейшим экспортом продукции, а также ее реализацией на внутреннем рынке.
– Прими мои соболезнования, – произнес Степан, и у Глеба сжалось сердце.
«Неужели с Олей случилось самое страшное?! Выходит, ночной телефонный звонок мне только померещился, как и все остальное?»
– Что с Ольгой? – хрипло крикнул он в трубку.
На том конце линии возникла долгая пауза.
– При чем здесь Оля? Я случайно узнал, что ты с ней, красаве́ц, ездил на похороны ее матери, вот звоню, может, чем-то надо помочь?
У Глеба отлегло от сердца.
– Спасибо, мы справились. Похороны прошли успешно. – «Боже мой, какую ересь я несу! – подумал он. – Разве похороны могут быть успешными?» – Но на обратном пути я попал в аварию, разбил машину, Ольга в реанимации.
Степан вновь помолчал, а потом стал орать в трубку:
– Чего же ты сидишь дома?! Ты должен быть там! Ты что, не знаешь, какая нищета и мздоимство царят в нашей медицине? Пустить все на самотек – это то же самое, что похоронить! Возможно, ей потребуются дорогие импортные лекарства, хирургическое вмешательство, наконец.
– Я уже все сделал, кому надо – заплатил. Видишь ли, со мной в эти дни какая-то чертовщина происходит. Вроде как горячечный бред, а потом это оказывается реальностью. Мне кажется, что у меня периодически возникают галлюцинации, слышу голоса. Это не то, что ты думаешь. Я слышу голос покойной тещи. – Глеб запнулся. – Что это я все о себе, да о себе, когда Олечка в больнице по моей вине! Если можешь, приезжай, поедем вместе к ней в больницу. Ее жизни сейчас ничего не угрожает, только я глупостей наговорил по телефону дежурной медсестре. Жду тебя – при встрече все расскажу! – Глеб сам себе удивился, что до сих пор не догадался позвонить Степану, своему лучшему другу, который знал, как жить в этом непростом мире.
– Хорошо, сделаю несколько звонков – и сразу к тебе. Обязательно дождись меня. До встречи.
Глебу понравились заботливость друга. Звонок Степана помог ему собраться с мыслями и взять себя в руки. Он поставил недопитую бутылку водки в шкаф, решив больше не притрагиваться к спиртному. Олечка в больнице, ему надо быть в форме, иметь трезвую голову, чтобы в любой момент помчаться к ней, если понадобится его помощь. В самом деле, почему он послушался врачей и провел эту ночь дома, а не в больнице, рядом с Олей? Вдруг ей срочно потребовалось бы переливание крови или что другое? Он поступил неразумно, и это могло плохо закончиться для Олечки. Не мешало бы позвонить на работу и сообщить о происшедшем с женой и что он несколько дней будет отсутствовать. Глеб с трудом поднялся и первым делом раздвинул портьеры на окне. Традиционно серое утро заглянуло в окно, по-прежнему шел мелкий осенний дождик.
10
– Вот такая история. Прямо наваждение какое-то нашло на меня на похоронах, и чувствую, что оно еще меня не отпустило, – закончил Глеб свой рассказ о событиях последних дней.
Они сидели в приемном отделении Центральной городской клинической больницы и ожидали хирурга, который накануне сделал операцию Оле. Степан был высоким мужчиной мощного телосложения, явно с излишним весом. Чтобы скрыть крупные залысины, он стригся налысо, что шло ему, гармонировало с его круглым, чрезвычайно энергичным лицом. На щеке у него был заметный шрам х-образной формы. Хотя они с Глебом были одного возраста, он выглядел гораздо старше – лет на сорок пять. Степан внимательно выслушал друга, не перебивая, что было ему несвойственно.
– Интересная получается штука, красаве́ц, – традиционно делая ударение на последнем слоге, медленно протянул Степан, собираясь с мыслями. – Если бы кто-нибудь другой рассказал – ни за что не поверил бы. Тебя же знаю как облупленного, и на неврастеника ты не похож, на шизофреника тоже. Солидный человек, кандидат наук, ученый-психолог, а не псих какой-то.
