Алексей Самсонов - Цифровая магия
Глава 3
Нет людей более чуждых религии, нежели те, кто постоянно занят соблюдением ее форм. Я твердо убежден, что добрая половина нашей братии сущие атеисты.
Ч. Р. Метьюрин. Мельмот СкиталецРим, 1600 г.
Камера для допросов напоминала собой каменный мешок, да, в общем, таковым и являлась. Здесь было довольно прохладно, и на кирпичных стенах выступали капельки влаги, которые изредка скатывались на пол. В центре был установлен большой деревянный стол, где за руки и за ноги был привязан обнаженный человек. В нескольких метрах стоял письменный стол, за которым на стуле сидел человек в белой рясе, с выбритой на голове тонзурой. Со смиренным выражением лица он изучал лежащие перед ним листы документов. На спинке стула был аккуратно повешен черный плащ с белой же подкладкой, называемый «домино». Камера довольно скупо освещалась свечами, да тусклый свет падал из маленького оконца под самым потолком. В дальнем углу угадывались фигуры еще двух человек в черном – монахов, которые что-то делали рядом с горящим переносным очагом, напоминавшим дырявую бочку на ножках.
Человек за столом сложил вместе ладони и сообщил:
– Меня зовут Паоло Исарезио делла Мирандола. Я прокуратор ордена доминиканцев, который был оставлен вами ради мирской жизни. Но мы не перестали считать вас своим братом и надеемся вернуть вас в наши ряды. Я уполномочен помочь вам, заблудший мой брат, осознать свои ереси и раскаяться в них.
Лежащий на столе человек даже не посмотрел в сторону доминиканца. Он находился на грани обморока, так как провел распятым на столе уже несколько часов и мучился холодом и болью в сведенных мышцах. Кроме того, это был уже далеко не первый допрос – и каждый из тех, кто его допрашивал, пытался убедить его в своих исключительно добрых намерениях.
– Итак, вас зовут Джордано Бруно Ноланец?
Человек, распятый на пыточном столе, приподнял голову и мутными глазами посмотрел на инквизитора. Его каштановая борода была всклокочена, и он имел довольно изможденный вид. Восемь лет в застенках инквизиции – немалый срок.
– Мне неоднократно задавали этот вопрос. Да, я – Джордано Бруно. И я не отрекусь от своего имени, как не отрекусь от взглядов, которых придерживаюсь.
– Вы упорствуете в своей ереси, но я молю бога, чтобы он вразумил вас. Нам известен ваш скверный характер, однако это не ставится вам в вину. Вопрос об имени задается для того, чтобы убедиться, что вы находитесь в здравом уме, ибо человек безумный не всегда может правильно ответить на этот простой вопрос.
Инквизитор склонился к бумагам и начал что-то записывать. Тем временем два монаха в темном углу пыточной гремели какими-то металлическими инструментами. Распятый нервно крутил головой, пытаясь рассмотреть то пишущего инквизитора, то монахов-иезуитов в капюшонах.
Наконец инквизитор приподнял голову и продолжил разговор:
– Вы обвиняетесь в том, что проповедуете идеи о множественности миров. Так ли это?
– Да, я считаю, что звезды есть суть такие же миры, как и Земля, на которой мы живем. Ибо было бы оскорбительно для Бога считать, что он сумел создать только Землю. – Джордано Бруно вызывающе посмотрел на инквизитора, хотя это было сложно сделать в том положении, в котором он находился.
Инквизитор не отвел взгляда и спокойно ответил:
– Мы здесь не для диспута. Вы – просто заблудшая овца. Но, как добрый пастырь, я вам отвечу. Конечно, Господь в своем величии мог и может создать неисчислимое количество миров, но разве известны нам его помыслы? Да изучали ли вы католические установления? – Инквизитор повысил голос в конце фразы. – Вот она, ересь! Ответьте, веруете ли вы в Троицу, Отца и Сына и Святого Духа, единую в существе, но различающуюся по ипостасям согласно тому, чему учит и во что верует католическая церковь?
Допрашиваемый резко вскинулся на столе, и в привязанные руки врезались ремни.
– Я веровал и безо всяких колебаний придерживался всего того, во что должен веровать и чего должен держаться каждый верный христианин относительно первого лица. Но не вам указывать мне, как веровать! Я сам был среди вас, я знаю, чего стоят слова нищенствующих братьев!
Инквизитор встал и вышел из-за стола.
– Относительно первого лица? А учение святой Церкви ты считаешь ложью? Вот и раскрываются твои еретические взгляды! Да, нас называют нищенствующими братьями, и сам святой Доминик не стыдился этого прозвища! Но мы веруем в Господа, как нам велит наша Церковь! А ты смеешь сомневаться в существовании Святой Троицы! – зло вскричал доминиканец.
Джордано Бруно метался на столе, обуреваемый одновременно гневом и страхом, не будучи в силах ответить что-либо вразумительное на предъявленное обвинение.
Инквизитор, встав перед распятым на столе, продолжал:
– Правда ли, что ты занимался чернокнижием?
– Нет, – выдавил из себя Ноланец. – Никогда я не занимался ни колдовством, ни чернокнижием. Никто меня в этом никогда не обвинял!
– Никто и никогда? Не все было известно отцам инквизиторам в Венеции. Так пора и спросить. – Инквизитор потряс кулаком. – А кого ты называешь своим Господом? Уж не врага ли рода человеческого? Отвечайте точно, какой взгляд об Иисусе Христе вы высказывали раньше и какого взгляда придерживаетесь теперь, ибо раньше сказали, что верили, но колебались относительно способа, а теперь заявляете, что в течение долгого времени находились в состоянии сомнения? – Брат Паоло опять снизил тон до спокойного и не торопясь вернулся за стол.
Допрашиваемый ученый следил за ним глазами и обдумывал ответ. Допрос повторялся почти слово в слово с тем, что проводился пару месяцев назад. Он не понимал, чего от него хотят, – все твердили одно и то же. Уже давно его мучители могли бы убедиться, что он не намерен менять свое мировоззрение. Еще несколько лет назад Бруно предполагал, что его мытарства закончатся тяжелой епитимьей и ссылкой в какой-нибудь отдаленный монастырь. Но мучения не прекращались, и он совершенно не понимал, чего от него добиваются.
– Я уже отвечал на этот вопрос. Однако повторяю, что сомневался и не понимал только триединства божественной сущности. И говорил об этом лишь на суде в Венеции, и никогда ранее.
– Так, – инквизитор тяжело облокотился на стол, – материалы допросов я читал. И тут вы не противоречите своим словам. – Дальше голос начал повышаться, и доминиканец медленно стал приподниматься из-за стола. – Однако уважаемым мною венецианским инквизиторам не была известна полная правда о твоих богомерзких ересях! Тебя обвиняют и в занятиях черной магией!
– Я давно интересовался магией, но никто не может сказать, что мои занятия были направлены кому-либо во зло. И никогда я не занимался чернокнижием. И не прибегал к помощи слуг Сатаны!
– Сама магия есть зло. – Доминиканец громко хлопнул ладонью по столу, но тут же сложил ладони и поднял глаза к потолку. – Господь проклинает занимающихся магией. Откуда ты черпал свои познания в магии?
Из угла, где копошились иезуиты, донесся очередной металлический звон, и допрашиваемый вздрогнул.
– Я прочитал много книг, в том числе и из монастырских библиотек. Они там пылились на полках, никому не нужные и никем не читаемые. Большинство из этих книг не известны никому, хотя и доступны любому монаху.
– Так-так. Об этих книгах я допрошу тебя особо. Однако сейчас я задам тебе другой вопрос. – Инквизитор вновь встал из-за стола и медленно пошел к противоположной стене. – Обо всех ли книгах, написанных тобой, ты рассказал в Венеции?
– Да, обо всех книгах, написанных мной, говорилось на допросах в Венеции, – тоже повышая голос, ответил Бруно.
Инквизитор, почти упершись в стену, остановился и резко развернулся на носках. Чеканя каждое слово, спросил:
– А что ты можешь сказать о толстой книге с листами из пергамента, в обложке из толстой черной кожи? – С каждым словом его голос становился все громче, и в нем становилось все больше гневных нот. – Синьор Мечениго, верный сын католической церкви, в числе прочего доносил, что видел у тебя такую. Так ли это? – Инквизитор уже почти ревел. Его лицо покраснело, и казалось, что он сейчас взорвется от гнева.
– Черная книга? Не мог означенный Джованни видеть у меня эту книгу! – проорал в ответ Ноланец.
Доминиканец выдохнул воздух и более спокойно, но не без ехидства в голосе продолжил допрос:
– Значит, была у тебя эта книга, да только ты считаешь, что ее никто не видел. Ты ли писал эту книгу?
– Нет, не писал я таких книг. – Ученый тяжело вздохнул. – Зачем я понадобился римской инквизиции? Меня еще в Венеции спрашивали про эту книгу в черной обложке, но я тогда не придал этому значения. Я пообещал предоставить ее правосудию, в надежде, что это откроет мне путь к доброй жизни. Но, похоже, это привело к обратному.
