Скотт Линч - Республика воров
Ближе к утру констебли и гвардейцы покинули постоялый двор госпожи Глориано и разогнали зевак, которым не терпелось узнать, что происходит. Баронесса Эзринтем оставила нескольких стражников охранять покой благородных постояльцев в последнюю ночь их пребывания в Эспаре.
Жан и Дженора ушли раньше всех. Братья Санца, отчего-то не желая выпускать друг друга из виду, уселись в углу таверны вместе с Алондо и Эшаком и начали пить – не с разгульным буйством, а с тихим упорством, как люди, которые чудом сохранили глотки, в которые можно заливать эль.
Берт и Шанталь уснули за столом, привалившись друг к другу. Госпожа Глориано пообещала Локку их разбудить и отправить в одну из пустующих комнат, а сама присела за стол к Сильвану и извлекла откуда-то перевязанную лентой бутылку дорогого бренди, о существовании которого не подозревал ни один посетитель таверны.
Сабета не тратила слов попусту. Она подошла к Локку, погруженному в тяжкие думы, легким прикосновением руки изгнала все мысли из его головы и вопросительно поглядела на лестницу. Он кивнул, и Сабета наградила его улыбкой, в сравнении с которой меркли восторженные аплодисменты восьми сотен зрителей.
Они вошли в пустую спальню. Сабета, подперев дверную ручку стулом, с мрачным удовлетворением кивнула.
Их больше не отвлекала ни усталость, ни запах дыма, пропитавший волосы, ни следы пота, копоти и сажи. Для сирот Сумеречного холма темнота была родной и знакомой, а теперь такими же родными и знакомыми стали прикосновения рук и губ. Застенчивость, смущение и неловкость пока не исчезли, но постепенно отступали. Их первая ночь прошла в смятении и оборвалась прежде времени, а вторая… вторая помогла им понять, отчего к этому все так стремятся.
Глава 12
Крушение надежд
Ее аромат, ее вкус… В темноте, проснувшись, Локк все еще ощущал на коже прохладный пот. Смятые простыни… Он протянул руку, нащупал откинутое одеяло. Постель была пуста.
Он вспомнил, что находится в верхнем этаже особняка, снятого Сабетой во Дворе Праха. На кровати с пышной периной, застланной лашенскими шелковыми простынями. Наверное, он ненадолго задремал.
Из темноты за ним кто-то следил. Нет, не Сабета. Он сразу понял, кто стоит у окна, сквозь закрытые ставни которого пробивался сумрачный свет.
– Что вы наделали? – прошептал он.
– Мы поговорили, – сказала Терпение. – Я ей кое-что объяснила.
Она шевельнула пальцем, и серебристое сияние алхимического светильника озарило спальню. Локк сощурился, увидел, как архидонна расправила складки дорожного плаща с откинутым капюшоном.
– Где Жан?
– Внизу, – ответила Терпение. – Скоро проснется. Вы не хотите одеться? Или вас нагота не смущает?
Локк похолодел – но не оттого, что лежал нагишом. Он встал с постели, явив себя во всей красе, а потом, отчаянно надеясь, что каждое его движение выражает презрительное недовольство, натянул штаны, надел рубаху и набросил на плечи камзол, будто доспехи, которые защитят его от слов архидонны.
У стены, обернутый в мешковину, стоял какой-то плоский предмет, фута три высотой.
– Она хотела вам письмо сочинить, – сказала Терпение. – Но не смогла. Уехала полчаса назад.
– Что вы с ней сделали?
– Ничего. – Темные глаза сверкнули; безжалостный взгляд поразил Локка в самое сердце. – Да, Сабета Белакорос подвластна моим чарам, но мне нет смысла превращать ее в послушную куклу. Ей следовало сделать выбор. Я всего лишь предоставила сведения, которые помогли ей принять решение.
– Старая ведьма!
– А еще я спасла вам жизнь – во второй и в последний раз. Это наша прощальная встреча, Локк Ламора, если вам по-прежнему угодно так себя называть. Я пришла удостовериться в исполнении всех обязательств нашего с вами договора.
– А, вы хотите меня своими руками убить?!
– Нет, конечно.
– Значит, вы намерены сдержать слово? Вручить нам деньги, предложить карету…
– Ни денег, ни кареты вы не получите, – сухо рассмеялась Терпение. – Мы вам ничего не должны. Ни в одном банкирском доме Картена вас больше не признают, а для партии Глубинных Корней Себастьян Лазари уже стал смутным воспоминанием. Уходить из Картена вам придется пешком.
– И чем же мы заслужили подобное обращение?
– Вы забыли о Сокольнике?
– То есть вы с самого начала собирались нам отомстить, – вздохнул Локк. – Что ж, я все равно считаю, что этот гад получил по заслугам. И мнения своего менять не собираюсь.
– Увы, вам не понять, чего вы его лишили, – с гневной укоризной произнесла она. – Магия для вас – пустой звук, а не часть вашей плоти и крови. Вы ее не чувствуете. Вам никогда не ощутить чудотворный жар слова, разящего без промаха, как стрела, спущенная с тетивы. Вас никогда не переполнит всеобъемлющая сила, не подхватит, как пушинку на ветру… По-вашему, я вас жестоко караю? Вы заслуживаете большего. Поверьте, милосерднее было бы его убить – я сама магов убивала, знаю, о чем говорю. Вы отняли у него руки и голос – основные орудия магии – и тем самым сокрушили его. Вы лишили его будущего. Уничтожили великую ценность. Архидонна Терпение, возможно, простила бы ваше злодеяние. Но материнское сердце, сердце мага вас простить не может.
– Я остаюсь при своем мнении, – дрожащим голосом заявил Локк.
На лестнице послышались тяжелые, торопливые шаги, дверь распахнулась, и в спальню вбежал Жан.
– Не понимаю… – задыхаясь, воскликнул он. – Я только что… Что вы снова со мной сделали?!
– Ненадолго усыпила, – сказала Терпение. – Мне надо было поговорить с Сабетой и кое-что объяснить Локку. А остальное вам тоже будет полезно услышать.
– Что с Сабетой?
– Она жива, – ответила Терпение. – И сбежала по своей воле.
– Так, я сейчас…
– Жан Таннен, мне от вас ничего больше не нужно, – заявила Терпение. – Если вы еще раз меня прервете, то Локк покинет Картен в одиночестве.
Жан сжал кулаки, но промолчал.
– Я тоже покидаю Картен, – промолвила Терпение. – Вместе с остальными магами. Сегодня завершилась последняя Пятилетняя игра. Наше многовековое пребывание в Картене подошло к концу. Когда горожане наберутся смелости посетить Исла-Схоластику, то найдут там лишь пустующие дворцы и обвалившиеся подземелья. Ни наших архивов, ни наших сокровищ картенцам не достанется. Все следы нашего пребывания в Картене исчезнут.
– И зачем вам все это?
– Картен сослужил нам добрую службу. Здесь мы набрались сил, отточили наши умения, разбогатели. А теперь с вольнонаемными магами и с договорами покончено. Маги больше ни к кому в услужение не поступят. Мы удаляемся на покой, навсегда скрываемся от людских глаз. И никогда больше не станем привлекать к себе внимание подобным образом.
– Это… из-за той опасности, о которой вы упоминали? – встревоженно спросил Локк, смутно представляя размах грядущих перемен.
– Лихо, дремлющее во мраке, лучше не тревожить, – вздохнула Терпение. – Но нашу магию необходимо сохранить во что бы то ни стало. Поэтому применять ее мы будем с великой осторожностью.
– Ну и зачем вам понадобилось устраивать эти дурацкие выборы? – спросил Локк. – Объяснили бы нам все это с самого начала, всем бы было легче.
– Много столетий назад великие мудрецы моего ордена предвидели, чем все завершится, – сказала Терпение. – Вольнонаемные маги изначально поступали в услужение ради денег, но, привыкнув к власти и повиновению, дерзко возомнили, что могущество их безгранично, и решили, что вольны повелевать миром и по своему единоличному усмотрению помыкать людьми. Мудрецам было ведомо, что наступит день великого кровопролития, предотвратить которое невозможно. Раскол в наших рядах будет глубок, но совершенно незаметен, а победителем станет тот, кто первым нанесет неожиданный удар, хотя готовились к нему открыто. Пятилетняя игра развлекала нас много веков, но лишь немногие помнили ее тайный, подспудный смысл и сознавали ее истинное предназначение.
– Значит, вся эта кутерьма… просто для отвода глаз? – ахнул Локк. – Пока мы тут корячились, вы кого-то ножом в спину пырнули?!
– Как ни прискорбно, но все те маги, которые так гордились своей исключительностью, останутся в Картене навечно. Переубедить их было невозможно. А остальные… Мы отсюда уходим. Навсегда.
– И зачем вы нам все это говорите? – спросил Жан.
– Чтобы доставить вам как можно больше неудобств, – холодно улыбнулась Терпение. – Если помните, я весьма подробно рассказала вам о ваших обязательствах перед нами. Наше присутствие будет скрыто от обычных людей, но этого мира мы не покинем. Если вы хоть словом обмолвитесь о случившемся, мы вас легко отыщем.
– От обычных людей… – хмыкнул Локк. – По-вашему, я обычный человек? И после этого вы хотите, чтобы я поверил вашим рассказам о моем прошлом?
– А вы взгляните на портрет, который я Сабете принесла, – предложила Терпение, касаясь прислоненного к стене предмета. – Через пару дней от него останется только пепел. Это единственная картина, созданная рукой Ламора Аканта. Уверяю вас, сходство полнейшее.
