Марина Викторова - Ренди. Жизнь вне времени
– Нынешняя работа гарантирует мне относительно стабильное положение. Я не хочу полностью зависеть от вашего настроения. В банке тяжело, но там, по крайней мере, заранее известны правила игры, а вас я совсем не знаю. Вдруг вам однажды покажется, что мне нужно носить белые бантики или увеличить грудь, а я вместо того, чтобы отказаться от такого бреда, вынуждена буду подчиниться.
– Достойный ответ. Вы так похожи на меня! – Писатель смотрел на девушку с уважением. – Итак, на чем мы остановились?
– На вашей семье. – София включила диктофон.
– Скорее семьях… – И Джерри продолжил свой рассказ.
* * *Родители развелись, когда мне было 16 лет. Тогда же, чтобы не мешать друг другу, они решили разменять нашу четырехкомнатную квартиру на две двухкомнатные. В первой стали жить я и мама, а папа поселился во второй. Параллельно он начал строить дом за городом. К тому моменту, как я закончил институт и начал работать, папа переехал в свой собственный дом и снова женился, а я перебрался в его городскую квартиру. Так у меня и появилась своя жилплощадь.
После развода родители сохранили хорошие отношения и взаимное уважение, но общались мало, так что вместо одной у меня появилось две семьи: одна – со стороны мамы, другая – со стороны папы. В каждой существовали свои традиции и правила поведения. Об отце я расскажу позже, а пока опишу материнскую линию.
У бабушки и дедушки было трое детей: старшая дочь Лора, моя мама Светлана и младший сын Николай. В свою очередь у тети Лоры родился сын Валера, мой старший двоюродный брат, а дядя Коля стал отцом Глеба и Ники, моих младших кузена и кузины. Будучи ребенком, я обожал, когда мы собирались всей семьей. Тогда мы с Глебом и Никой обычно уходили играть, съев пару ломтиков колбасы. По мере моего взросления приглашения из «хочешь поехать?» превратились в «должен присутствовать!». Когда двоюродные брат и сестра выросли, их перестали интересовать машинки, мягкие зверушки, солдатики и прочие игры, я вдруг обнаружил, что мы совершенно разные и нам почти не о чем разговаривать. Закончилось все тем, что я стал ездить на семейные мероприятия, только чтобы не расстраивать маму и бабушку. С тетей Лорой, Валерой и его женой я бы вообще предпочел встречаться только на свадьбах и похоронах. Открытой вражды между нами не было, но, чтобы она не началась, нам лучше было оставаться на расстоянии.
В воскресенье, с полной мрачных мыслей головой, я в назначенное время приехал к маме, а оттуда мы вместе поехали к тете Лоре. Дорога до ее дома сама по себе была отдельным приключением: сначала нужно было ехать на метро, потом на автобусе, а затем еще прыгать по стройкам, проходя через лабиринты деревянных дорожек, которые перекрывали островки наваленной грязи. В процессе можно было в полной мере насладиться видом красно-белой ленты, обозначающей пробитые в асфальте ямы; из них торчали трубы, рядом валялись куски арматуры, бродили непонятные личности. Каждый раз, проходя этой дорогой, я ждал, что вот-вот выскочит Джек Потрошитель. Но была еще одна опасность – стаи бродячих собак, которых я очень боялся. Говорят, что собака бывает кусачей только от жизни собачей. Возможно, так оно и есть. Беда в том, что свои накопившиеся обиды собаки, как и люди, склонны вымещать на окружающих. Зубастые, голодные, вшивые, злые и больные, эти стаи будут пострашнее любого грабителя. От них не удастся отделаться, просто отдав мобильный телефон и часы. Стая собак будет защищать свою территорию, даже если это подземный переход или клочок земли возле продуктового магазина, и им не объяснишь, что только так можно пройти к нужному дому.
За свою жизнь я попробовал горные лыжи, прыжки с тарзанки, виндсерфинг, прыжки с парашютом, водные лыжи, скалолазание, но, на мой взгляд, настоящий экстрим представляет собой прогулка по промзоне или стройке Москвы и Московской области. Каждый раз, добираясь до дома тети Лоры, я чувствовал себя героем фильма «Остаться в живых», а еще больше острых ощущений получал, когда приходилось возвращаться обратно вечером в полной темноте.
В тот день, вдоволь насладившись радостями сомнительного района, мы с мамой подошли к многоэтажному дому и набрали номер нужной квартиры на домофоне.
– Вы что, забыли код? – раздался из динамика голос тети Лоры.
– Лора, открой, – ответила моя мама, стараясь держаться спокойно.
– Нужно чаще приезжать, тогда бы и код знали, – высказалась моя тетя, прежде чем мы услышали долгожданное пиканье открывающейся двери.
Мне вспомнился бородатый анекдот: «Если ты задаешь вопрос на английском форуме, то получаешь ответ. Если на еврейском, то получаешь встречный вопрос. А если на русском, то тебе рассказывают, какой ты лох». Метод общения тети Лоры соответствовал практике русских форумов. А еще она вела бухгалтерию телефонных звонков. По ее мнению, каждый член семьи должен был звонить ей определенное количество раз в неделю. Какое именно – знала только тетя Лора, но если по итогам месяца или квартала дебет не сходился с кредитом, она напоминала провинившемуся о его родственном долге. При этом стоило позвонить ей с простым вопросом «как дела?», и ты получал ворох претензий по поводу того, что звонишь редко. Лично у меня такой подход напрочь отбил желание звонить ей без повода. В результате, по бухгалтерии звонков я числился у тети Лоры в безнадежных должниках.
Пока я морально готовился к тому, что получу от старшей сестры мамы выговор за свое халатное отношение к количеству необходимых звонков, мы успели подняться на лифте на пятнадцатый этаж. Именинница сразу открыла нам дверь и с улыбкой на лице спросила:
– Как добрались?
– Нормально. – Я старался говорить непринужденным тоном.
– Джерри, ты так и не ездишь на машине? – поинтересовалась тетя Лора.
– Ты же знаешь, если сел за руль, нельзя пить алкоголь, – объяснил я.
На самом деле я легко переживал необходимость оставаться трезвым на празднике. Истинная причина, по которой я, несмотря на все опасности, предпочитал общественный транспорт, а не собственную машину, была в том, что я никак не мог запомнить дорогу. За рулем я все время думал о том, как бы с кем не столкнуться, поэтому у меня не получалось составить в голове карту пути. В результате я часто путался, пропускал повороты. Дополнительная ответственность состояла в том, что со мной ехала мама; она в подобных случаях начинала сильно волноваться. Такой стресс мог вызвать у моей эмоциональной мамы бессонницу или головокружение, а у меня – чувство вины за свой топографический кретинизм. «Если мне случиться поцарапать кому-нибудь дверь или оторвать зеркало, я как-нибудь это переживу, но если в этот момент полдня ждать ГИБДД вместе со мной будешь ты, я себе этого не прощу» – таково было мое объяснение, когда мама предложила поехать на машине.
Тетя Лора проводила нас в свою квартиру. Спальня была оклеена яркими обоями с узорами из цветов, интерьер составляли два деревянных шкафа, раскладывающийся стол, кровать, несколько стульев и диван, а на стенах висели натюрморт с корзиной фруктом и несколько привезенных с южных морей тарелок. Две достопримечательности в квартире тети Лоры меня особенно поражали: бледно-розовые кухонные шкафы и дверь в туалет без защелки с вставкой из матового стекла. На мое полушутливое замечание об отсутствии возможности обеспечить себе уединение во время происходящего в туалете интимного процесса тетя Лора ответила так: «А что скрывать-то?» И ведь не поспоришь.
Мама и тетя Лора сразу отправились на кухню, чтобы закончить приготовление праздничного ужина, а я сел на диван рядом с приехавшей час назад бабушкой. Рядом с ней я чувствовал себя легко, и мы быстро разговорились. Моя бабушка, носившая символическое имя Елена, стала вспоминать свои школьные годы, когда за ней бегали все мальчишки. Слушая ее рассказы, я часто вспоминал легендарную Елену Троянскую. В молодости бабушка была очень красивой девушкой, что подтверждали немногочисленные фотографии. Да и сейчас, в свои восемьдесят с лишним лет, бабушка выглядела отлично, особенно в сравнении со многими другими дамами ее возраста.
Закончив описание своего любимого периода жизни, когда она была незамужней девушкой, бабушка перешла на семейную жизнь. В своих рассказах она часто путала события, переставляла местами факты и добавляла новые подробности, что вызывало у меня беззлобную улыбку. Сейчас она напоминала мне веселую десятилетнюю девочку, хотя на самом деле за плечами у нее была тяжелая жизнь. Если честно, я искренне удивлялся, как бабушке вообще удалось выжить. Военное детство, послевоенная неустроенность, бесконечные переезды – такой путь прошла бабушка, и при этом она умудрилась сохранить жизнелюбие. Ее муж, мой дедушка, умер пять лет назад. До пенсии он работал горным инженером, поэтому его часто переводили из города в город. Они с бабушкой успели пожить во всех частях необъятной России, от Башкирии до Тюмени. Мой дедушка был очень сильным, волевым, порой властным человеком, непререкаемым авторитетом на любом месте, где приходилось работать, а еще – образцом честности и неподкупности. Вместе с бабушкой они прожили больше 50 лет вместе. В день золотой свадьбы они даже расписались в книге юбиляров во Дворце бракосочетания. Когда записывали поздравительное видео, я сказал, что не видел более удачного брака. Тогда мне казалось, что мягкость бабушки идеально дополняет непреклонность дедушки. А через полгода все мое представление об их браке обрушилось, как подорванная крепость. Сложившиеся в моей голове иллюзии уступили место суровой реальности. За красивой картинкой скрывалась горькая правда жизни. Я случайно узнал, что бабушка сделала больше десятка абортов, а во время одного из них едва не умерла. В тот момент я не верил своим ушам. «Как можно быть настолько жестоким, чтобы отправлять любимую женщину на аборт, когда есть средства избежать беременности?! – мысленно негодовал я. – И как можно соглашаться на такое по нескольку раз, вместо того чтобы дать такому мужу по морде со всей силы?! Это не любовь, а безысходность». Открыто свое мнение я, разумеется, никогда не высказывал, чтобы не бередить старые раны. Для себя я решил так: «Возможно, где-то люди и могут быть счастливы в браке, но это далеко и не про меня». Того, что принято называть серьезными отношениями, я всячески избегал. Годы мучений в неудачном браке страшили меня гораздо больше, чем перспектива остаться одному на старости лет.
