Алекс де Клемешье - Сын Дога
* * *
– Вот я сейчас не поняла, – с изумлением глядя на захлопнувшуюся дверь, сказала Танюша.
– Вера! – попытался привстать Угорь. – Вера, постой!
– Лежать! – сердито прикрикнула ведунья и потащила сумки в закуток за голландкой. – Ох уж мне эти ранимые комсомолки! Не разберутся, не сообразят – а уже выводы делают.
– Ты почему нагишом?! – с отчаянием воскликнул Угорь.
Округлив глаза, Таня возмущенно фыркнула.
– Ты обалдел, что ли, Жень?! Тут сейчас градусов пятьдесят, я и так насквозь мокрая! Магией-то камушки, которые у тебя на спине, сейчас не раскалишь, не нагреешь, вот и приходится старым дедовским способом, в печке… – Она тараторила с вызовом, но Угорь улавливал в ее голосе смущенные, виноватые нотки. Впрочем, что это меняло? Вера подумала о них невесть что, обиделась, сбежала… Танечка снизила тон, сказала примирительно: – Ты не беспокойся, я позвоню ей и все объясню.
– Нет, мне надо самому!
– Тебя она сейчас и слушать не станет, она уже все себе придумала.
– Какой кошмар…
– Видали и кошмарнее! Лежи и не трепыхайся.
Угорь лежал и страдал. Страдал оттого, что оказался в нелепейшей ситуации, оттого, что достаточно узнал Веру, чтобы понимать, какие мысли и чувства кипят сейчас у нее внутри. И так-то все нескладно, а тут еще и Танечка в нижнем белье у него дома! И как назло – Сумрак бурлит! И не послать вдогонку снимающее обиду и тревогу заклинание, и не произвести минимальное воздействие, вселяющее уверенность. Положа руку на сердце, Евгений не был уверен, что использовал бы возможность произвести воздействие на Веру. Но когда у тебя даже возможности нет – это чересчур!
– Когда ты меня вылечишь? – строго спросил он у Танечки.
– Я вообще-то только начала! – обиженно отрезала ведунья.
Зашуршали невидимые Евгению бумажные пакетики и кулечки, поплыл по комнате запах сушеных трав, а потом и аромат какого-то травяного напитка – горький и пряный.
Весь следующий час ведунья разминала его усталые мышцы, втирала в кожу неведомые снадобья, окуривала густым и влажным, словно в русской бане, дымом, затем переместила его в сидячее положение, укрыла плечи толстым одеялом и заставила выпить не меньше литра горького отвара. После этого Угорь уснул, и на сей раз это было не беспамятство ослабшего, обессиленного больного, а вполне нормальный сон идущего на поправку человека.
Он проснулся ближе к вечеру, когда на половицы уже легли ромбовидные желтые заплатки заглянувшего в окно закатного солнца. Жар от голландки развеялся, комната была проветрена и прибрана после Танечкиных процедур, на электрической плитке дребезжала крышкой пятилитровая кастрюля.
– Там ффи, – проследив за взглядом Евгения, прокомментировала ведунья. – На неделю фватит. И фтобы ел, понял? Я не для крафоты их фварила.
Говорила она невнятно, поскольку как раз в этот момент закалывала волосы в пучок, подняв над головой обе руки, а шпильки держала в зубах. Она уже привела себя в порядок, была одета, как и положено в доме у одинокого мужчины, но Евгений вновь покраснел, вспомнив недавнюю ситуацию – высоко оголенные загорелые бедра Тани, ее обтягивающую розовую комбинацию и растерянный взгляд Веры.
– Налить щей, что ли, пока я тут? – поинтересовалась ведунья. – Или сам справишься?
– А… ты куда?
– Вот балбес! На работу, куда же еще?! Отдежурю – утром загляну. Не безобразничай тут без меня! Чтоб никаких подвигов, ясно? Сидишь, лежишь, питаешься и отдыхаешь. Даже на двор – только по нужде, прогулки тебе сейчас ни к чему.
– Танюш… – негромко позвал он.
– Ммм?
– Спасибо тебе!
– Ой, брось! – бойко отмахнулась она. – Не все же мне бумажки с места на место перекладывать? Даром целительства я, может, и не обладаю, но кой-чего умею же! И мне практика, и тебе польза. Так что нечего тут спасибкать. Впрочем… – Она остановилась уже в дверях, обернулась, задумчиво нахмурилась. – Если все же надумаешь отблагодарить – а ты ведь надумаешь, я тебя знаю! – так вот: чтобы твои порывы не оказались напрасными, я тебя кое о чем попрошу. Не сейчас, конечно, а как на ноги встанешь.
– Что случилось?
– Да ничего не случилось, Жень, не бери в голову. Просто дело такое… деликатное. Сама я не справлюсь, а чужому такое не поручишь…
– Таня, – обеспокоенно привстал Угорь, – ну-ка, давай-ка рассказывай!
Ползли по половицам солнечные ромбы, кипели на плитке щи, жужжала вяло сражающаяся с оконным стеклом муха, покоем веяло отовсюду, и чувствовал себя Евгений так, словно целый месяц отдыхал в Пицунде. Вернее, организм себя так ощущал. Даже занимаясь магическим восстановлением после разного рода травм, полученных в схватках с нарушителями еще в будущность оперативником областного отдела, Евгению ни разу не удалось довести свое тело до такого идеального состояния. Хоть в пляс, хоть в бой! Вот только плясать нынче не хотелось совершенно, а боем не решить размолвку с Верой.
– Жень, поверь, ничего серьезного и срочного! Я бы, может, и сама справилась, да не знаю, с какого боку подступиться. Я же на сыщицу не училась!
– Так. – Угорь хлопнул себя ладонями по коленям. – Ты давай-ка не стой в дверях-то, сядь и подробненько мне расскажи. С самого начала. А до дежурства времени достаточно.
Таня действительно вернулась в комнату, тихая и медлительная от задумчивости, покусывающая нижнюю губу и немножко растерянная. Но садиться не стала – прошла для чего-то к голландке, прижала ладони к шершавой беленой поверхности, будто бок у печки все еще был теплым, а ей непременно хотелось согреться. Так она и начала свой рассказ, стоя спиной к Евгению.
– Со мной тут совершенно случайно познакомился один парень… ну, еще до всей этой истории с Неваляшкой. Он не Иной, обычный человек.
– Здесь познакомился, в райцентре?
– Нет, в Томске. Он меня после работы встречал, до дома провожал…
– Подкарауливал, что ли? – спросил Угорь, мысленно перебирая имена ребят из областного отдела в Томске, которые могли бы взять на себя охрану ведуньи.
– Ну, почему сразу подкарауливал? – То ли Евгению показалось, то ли Танюша и впрямь была смущена. – Просто встречал.
– Что значит – просто? Нет, Танечка, раз он за тобою следил, раз он преследовал…
– Жень, ты издеваешься сейчас? Никого он не преследовал! Мы с ним в разные места ходили… Вместе, понимаешь? Ну, чего ты молчишь?
– Пытаюсь сообразить, какие у тебя с ним могут быть дела.
– Ну, какие дела, Женька?! – с отчаяньем воскликнула девушка. – Любовь у нас с ним!
Угорь изумился, но счел, что благоразумнее будет промолчать. Ну, любовь. Ну, всякое в жизни случается.
– Угоречек, ты вот сейчас совсем-совсем не смотри на меня, ладно? – взмолилась Танюша, нервно косясь на сидящего на топчане Евгения. – Я и так, наверное, ярче пионерского знамени, а тут еще и ты с немым укором…
– Я не с укором, – попытался оправдаться дозорный, – я просто не ожидал…
Девушка наконец отняла ладони от голландки, развернулась всем корпусом, всплеснула руками от досады, затараторила с горечью:
– Не ожидал он! Ну конечно, кому в голову придет, что молодым симпатичным ведуньям тоже бывает одиноко, что мы – такие же бабы, ничем не лучше и не хуже! Думаешь, мне не хочется семью завести? Да даже если и не семью – не сутками же на работе пропадать! Это ты готов не есть, не спать, с утра до ночи в кабинете сидеть да улицы патрулировать. Да и то – в кино-то с Верой захаживаешь, правда? И мне хочется… ну, чтобы и в кино не одной пойти, и по парку вдвоем прогуляться, и чтобы дома меня кто-нибудь из этих моих командировок ждал… А я ведь влюбчивая, Жень! В самом деле влюбчивая. Знаешь, как это трудно – в строгости себя держать, когда душа другого требует? Я вон даже в тебя успела влюбиться…
– Когда это? – вытаращил глаза руководитель районного отделения.
– Ой, да давно уже, – нетерпеливо отмахнулась Таня. – Ты и этого, чудак, не заметил. Ну и прошло само собою. Но не век же мне ждать да наблюдать, покуда все само собой проходить мимо меня будет?! Природа – она такая, она женского счастья требует!
Евгений призадумался. В женском счастье он абсолютно ничего не понимал. То есть, когда тебя тянет к человеку, когда ты уже влюбился, – тут все ясно. А вот так, чтоб сидеть и страдать о ком-то гипотетическом, пока еще неизвестном, но непременно прекрасном, и называть это дело ожиданием женского счастья… Нет, не понять ему этого.
– А тебя не смущает, что он – обычный человек?
– Смущает, – с готовностью согласилась Танечка. – Точнее, меня раньше это ужжжасно смущало. А потом поглядела – ты с Верой; туземец этот, друг твой Денисов, тоже с обычной женщиной живет; Крюков с Катериной. – Она в задумчивости потеребила рукав, затем решительно одернула и едва слышно произнесла: – Я тоже хочу.
