Владимир Лещенко - Тьма внешняя
Непосвященному могло бы показаться в первый момент, что позади Высшего нет ничего, кроме космической пустоты. На противоположной стене в залитом перламутровом огнем пространстве плыл черный гладкий шар – такой же спутник, предназначенный для слежения за Солнцем. В их нестабильной Вселенной даже от родной звезды можно было всего ожидать.
Высший с благосклонно-равнодушным видом выслушал сначала доклад Таргиза, затем Зоргорна, не проронив ни слова и не задав ни единого вопроса. Некоторое время он о чем-то размышлял, словно забыв о стоящих перед ним подчиненных.
Наконец он спросил Таргиза: по-прежнему ли он уверен в правильности плана и не следует ли прямо сейчас двинуть находящиеся в распоряжении фактотума войска в Италию.
– Я думаю, Высший, что это было бы сейчас крайне нецелесообразно, —
чуть склонившись, ответил Таргиз. – Численность населения на полуострове сравнительно невелика, а точек перехода немного. Кроме того, перемещение больших масс войск через Альпы будет весьма затруднительно.
– Значит, ты продолжаешь считать, что Италию, как и восток Европы следует оставить на потом?
– Как и предусматривает принятый план действий, Высший.
– Хорошо, оставим это. Однако меня беспокоят вопросы более общего характера. Дело в том, что этот двойник вообще ведет себя не так как другие. Его степень автономности выше расчетной почти в два раза, а некоторые внутренние процессы ставят меня в тупик.
С некоторым недоумением Таргиз спросил себя – что за причина заставляет столь высокую особу интересоваться такими подробностями?
– Думаю, Высший, это несущественно. – Главное то, что данный фактотум уже обеспечивает бесперебойное поступление Сомы.
– Возможно, ты и прав, да и в конце концов, не я, а ты отвечаешь за успех осуществляемого. Можете идти, – Высший тяжело поднялся.
…По моему, он нами недоволен, – заявил Таргиз, когда они уже спустились на свой уровень.
– Высшие вообще редко бывают довольны чем-то. Таково уж их свойство, – ответил его собеседник. Если когда-нибудь ты станешь Высшим, ты тоже будешь недоволен своим бывшим Наставником.
Таргиз промолчал в ответ на эту странную шутку Зоргорна.
* * *4 октября 1347 года. Герцогство Аквитанское.Бордо.…Мутящая сознание боль понемногу отпустила, став почти терпимой. Правда, каждое движение отзывалось жгучей волной по всему телу, но это уже ненадолго… Держась обеими руками за каменный парапет, Бертран де Граммон осторожно поднялся на ноги, едва не поскользнувшись при этом в луже собственной крови, растекшейся на выщербленных плитах. Отсюда, с центральной башни аббатства Сен-Анри, можно было без труда разглядеть весь Бордо. Город, где ему суждено умереть.
Множество домов полыхало, исходя струями сизого и черно – смоляного дыма, по улицам метались жители, стремившиеся отстоять свое добро от огня, бестолково носились взад-вперед всадники. Кое-где еще дрались в окружении последние защитники города, но большая часть его была в руках мятежников, вовсю разносивших лавки и зажиточные дома, тащивших за волосы истошно орущих женщин, на ходу сдирая с них одежду.
На середине Гаронны качались корабли, торопливо ставившие паруса, к ним спешило множество рыбачьих баркасов, забитых людьми. С берега суденышки осыпали стрелами
Де Граммон облизнул бескровные губы. По крайней мере хоть кто-то из его товарищей спасется. Быть может, они доживут до лучших времен, если те, как хочется верить, все же наступят.
… Яркое пламя взметнулось над тесовой кровлей городского рынка
«Что, интересно, там так хорошо горит: дрова или сено?», – подумал граф, бессильно опускаясь на каменный пол. Мельком он подивился неуместности этой мысли.
Гулкий удар эхом пронесся внутри башни, за ним еще и еще.
Приподнявшись (боль снова напомнила о себе), де Граммон осторожно выглянул в амбразуру. С десяток человек, притащив откуда-то бревно, колотили им в дверь башни. Весьма глупо с их стороны: ее – сбитую из дубовых брусьев в человеческую руку и окованную добрым железом, сокрушит разве что настоящий таран.
Граф усмехнулся. Эти скоты должно быть, весьма злы на него. Еще бы – его путь сюда можно вполне проследить по их трупам.
Память его вернулась к первым дням после Тулузы, наполненным тяжелым беспросветным отчаянием, которое бессильны были разогнать и вино, и азарт яростных коротких схваток на всем пути сквозь Лангедок, охваченный новой катарской смутой. Пути на запад, к морю, где, как говорили, собирается новая армия.
Его «копье» шло к Бордо вместе с другими уцелевшими, вбирая в себя разрозненные жалкие группки рыцарей – остатки уничтоженной армии. По двое, по трое, зачастую без коней, а то и без оружия с кое– как перевязанными ранами и погасшими взглядами.
Спустя десять дней они вступили в город, где не было уже никакой власти: сенешаль, узнав о гибели короля, под покровом ночи бежал морем в неизвестном направлении, погрузив на корабль все золото и серебро, до которого только смог добраться.
Но даже самое глубокое горе не может длиться вечно, и даже после самого тяжелого поражения неизбежно приходит желание вновь бороться и побеждать.
Постепенно возрождалась надежда в опаленных отчаянием людских душах – большая часть французской земли по прежнему сохраняла верность пусть и погибшему государю, еще держались многие города и замки.
Они укрепляли городские стены, сколачивали новые отряды, обучали приходивших к ним добровольцев, пусть немногочисленных, но являвшихся ежедневно. Шарль Алансонский, взявший на себя обязанности коменданта, рассылал гонцов, стремясь собрать как можно больше людей.
Затем пришло окрылившее сердца известие о призыве святейшего папы.
Кружным путем через испанские земли, минуя враждебные земли юга, все кто мог отправились к Авиньону.
Бертрана не было в их числе – открылась одна из старых ран.
И вновь потянулись дни, полные тревожного, мучительного ожидания, когда надежда и вера сменялись безнадежными предчувствиями.
А потом пришла весть об ужасной судьбе, что постигла крестовый поход, о гибели лучших рыцарей Европы и, наконец, самое страшное известие – что сам папа в руках еретиков и Авиньон предан огню. Этим чудовищным известиям немыслимо было верить. Тем более, сопровождались они совсем уж бредовыми россказнями о драконах, метавших с неба начиненные порохом снаряды, и громовых стрелах, уничтожающих все в десятке шагов вокруг.
Но потом, когда в Бордо появились первые беглецы из-под святого града, все это оказалось страшной правдой.
…И вновь потянулись дни, наполненные одним только ожиданием конца.
