Джон Норман - Пленница Гора
– Меня такое обращение не устраивает! – воскликнула я.
– Бедная маленькая кейджера! – улыбнулась Ена.
Злость и разочарование навалились на меня с новой силой. Я не желала быть просто объектом чьих-то сексуальных притязаний! Но завтра… завтра мне на шею наденут какую-то дурацкую железку. Чем еще может быть девушка, носящая ошейник, как не вещью, как не предметом, которым можно распоряжаться по своему усмотрению?!
– Я ненавижу мужчин! – упрямо воскликнула я. Ена посмотрела на меня с иронией.
– Интересно, – задумчиво произнесла она, – понравишься ли ты Раску из Трева?
Она отстегнула булавку, удерживавшую у меня на плече нехитрое одеяние, и сбросила мое покрывало на пол.
– Может, и понравишься, – подняла она брови.
– А я не хочу ему нравиться! – закричала я.
– Он заставит тебя захотеть, – со знанием дела сказала старшая невольница. – Ты будешь отчаянно стараться ему понравиться, вот только не знаю, насколько тебе это удастся. Раcк настоящий воин. У него было много женщин, и еще больше претенденток добиваются его внимания. Он большой знаток женщин, и поэтому угодить ему очень трудно. Думаю, тебе не удастся ему понравиться.
– Если я захочу – удастся! – заверила я кейджерону.
– Может быть… – с сомнением пожала она плечами.
– Но я этого не хочу! Я буду оказывать ему сопротивление… Я буду бороться. Ему не добиться от меня покорности! Ему меня не приручить!
Ена не сводила с меня внимательных глаз.
– Во мне нет слабостей, свойственных остальным женщинам, – сказала я, вспомнив Вьерну с ее разбойницами, Ингу, Рену и Юту. – Все женщины слабы. Но я – не такая, как все. Я сильная и гордая.
– Непокорности тебе не занимать, – согласилась Ена. Я хмуро посмотрела на нее.
– А теперь давай-ка спать, – сказала она, поднимаясь на ноги, чтобы погасить освещавший палатку медный светильник.
– Почему так рано? – спросила я.
– Потому что утром ты должна выглядеть свежей и привлекательной. Завтра на тебя наденут ошейник.
Я улеглась, но вскоре опять нетерпеливо приподнялась на локте.
– А разве на ночь на меня не будут надевать цепи? – удивилась я.
– Нет, – донесся до меня из темноты голос старшей невольницы. – Ты и так не убежишь.
Я натянула на себя толстую мягкую шкуру ларла и долго лежала, сжимая от злости кулаки и глотая подступающие к горлу слезы.
Наконец я опять не выдержала.
– Ена, – позвала я старшую невольницу. – Вот вы – уже давно рабыня. Неужели вы не испытываете ненависти к мужчинам?
– Нет, – ответила она.
Меня снова захлестнула волна глухой обиды.
– Я нахожу мужчин волнующими, – продолжала старшая невольница. – Очень часто мне хочется отдать им всю себя, отдать все, что у меня есть.
Я с ужасом слушала ее слова. Как она может так говорить? Неужели у нее нет никакой гордости? Если ей и приходят в голову такие чудовищные мысли, что само по себе уже просто неприлично, она должна хранить в полной тайне этот унижающий чувство собственного достоинства каждой женщины недостаток!
Уж я-то, по крайней мере, искренне ненавижу мужчин. Им не добиться моего расположения!
Но завтра… завтра я буду принадлежать одному из них! Он будет владеть мной, согласно всем законам этой чудовищной планеты! Он будет приказывать мне, а я – выполнять все его желания.
И главное – мне никуда отсюда не деться!
На меня не надели на ночь цепей, но это ничего не меняло: я была надежно заперта, замурована в этом лагере, обнесенном высоким частоколом.
“Тебе не убежать”, – сказала Ена.
Она права.
Завтра на меня, Элеонору Бринтон, наденут ошейник. Впервые за все время моего пребывания на Горе я буду носить на шее узкую полоску металла, официально объявляющую меня чьей-то собственностью!
“Ты очень хорошенькая”, – заметила Ена.
***
Обнаженная, я стояла на коленях на устилающем пол палатки толстом мягком ковре. Я была умыта, волосы у меня – тщательно причесаны. Молодая невольница, державшая в руках маленький флакончик, украшенный изящным горианским орнаментом, снова омочила пальцы в ароматной, с терпковатым запахом туалетной воде и помазала ею у меня за ушами.
Остальные стоящие рядом с Еной девушки, их было трое, не сводили с меня критического взгляда. Одна из них наклонилась и – в который уже раз – принялась поправлять мне волосы.
– Да она уже причесана! – рассмеялась вторая девушка.
– Неужели ты не волнуешься, Эли-нор? – удивилась молодая невольница. Я промолчала.
– Ты хорошо помнишь, что тебе нужно делать на церемонии? – спросила Ена.
Я кивнула.
Меня занимали совсем другие мысли.
Не может быть, чтобы все происходящее вокруг меня было реальностью! Чтобы я, Элеонора Бринтон, стояла сейчас на коленях в этой палатке, затерянной в бесконечных просторах дикой, варварской планеты, готовясь принять невольничий ошейник!
Одна из девушек подбежала к пологу палатки, откинула его и выглянула наружу. Там уже толпились в ожидании церемонии воины и рабыни.
Светило солнце. Легкий ветерок неторопливо перебирал листья деревьев.
Я ощутила тревогу и, чтобы отвлечься, стала принюхиваться к обволакивающему меня запаху туалетной воды, напоминающему нежнейшие французские духи. Запах был изумительным. Никогда прежде на Земле я, считавшая себя знатоком в парфюмерии, не встречала ничего равного по утонченной изысканности этой ароматической жидкости, которой надушили меня, простую рабыню, представительницы этого варварского мира! Тут было чему удивляться!
Однако избавиться от беспокойства мне не удалось.
Стоя на коленях на толстом ковре, я ждала. Прошло, наверное, не меньше четверти часа.
– Может быть, он не станет надевать на нее ошейник сегодня? – высказала предположение одна из невольниц.
Вдруг выглядывавшая из-за отброшенного полога палатки девушка обернулась и взволнованно замахала рукой.
– Приготовьте ее! – прошептала она. – Скорее!
– Встань! – приказала Ена.
Я поднялась на ноги… и застыла от изумления.
Девушки вытащили из плотного чехла длинное, с капюшоном, восхитительное одеяние из тончайшего, переливающегося всеми оттенками алого шелка.
Одна из невольниц поспешно подошла, накинула мне на волосы тонкую сеточку и подобрала их к затылку, закрепив длинными шпильками. Эти шпильки, я знала, должен будет вытащить у меня из волос сам Раcк.
Девушки набросили шелковое одеяние мне на плечи. Оно напоминало легчайший, невесомый плащ с прорезями для рук, но без рукавов. Капюшон надевать на голову мне не стали.
– Заведи руки за спину, – распорядилась Ена; она принесла откуда-то узкий кожаный ремень, усыпанный драгоценными камнями.