Тим Доннел - Шесть дверей страха
От головы, только что угрожающе наклонившейся к нему, чтобы проткнуть острым клювом, осталась черная бесформенная груда, в которой смутно поблескивал острый золотой серп. Разбросав ногами осколки, Конан взял его в руки и краем туники обтер черную пыль. Ладонь неожиданно ощутила живое приятное тепло, как будто этот серп, только что бывший смертоносным клювом, благодарил его за освобождение.
Внезапно Конан заметил, что ослепительный свет горячего дня померк, сменившись сероватыми сумерками. Камни, разбросанные под ногами, с тихим шипением растворялись в воздухе, и наступала ночь, та самая Ночь, которой так ждали лемниры.
* * *
Конан стоял уже в полной темноте, сжимая в руках теплый предмет, и не знал, что делать дальше,- кругом было тихо, ни шороха, ни звука, и так темно, как бывает, наверное, только в могиле.
Где-то бесконечно далеко от него вдруг засветилась крошечная точка, она быстро росла, приближаясь и превращаясь в шар неяркого света. Конан почувствовал, что его затягивает в искрящуюся сферу, взмахнул руками, теряя опору, и неожиданно оказался на мягком ковре в знакомой башне. Все было так же, как и раньше, только вместо двери, за которой побывал Конан, красновато поблескивала сплошная глухая стена, да на полу бесформенной грудой лежал узорчатый полог.
Голос Рагон Сатха раздался неожиданно и как будто сразу со всех сторон:
– Дай мне его! Скорее дай мне к нему прикоснуться!- Страстный шепот трепетал, как живая птица, и Конан в удивлении оглянулся, не зная, кому отдать желанную добычу.
Две вздрагивающие смуглые руки возникли прямо перед ним, и Конан положил серп в протянутые ладони. Вздох, похожий на стон любви, пронесся по комнате, и золотое пламя заплясало в чаше сомкнутых рук, на глазах меняя форму того, что в них лежало. Острый клюв превращался в чистый блестящий треугольник со странными выступами по краям, а в самом центре чернел один-единственный знак, похожий на незнакомую руну.
Когда превращение закончилось, и Конан поднял глаза, перед ним на троне сидел Рагон Сатх, с играющей на губах загадочной улыбкой.
– Ты, варвар, не обманул моих надежд! Ты силен и умеешь слышать и видеть! Возвращайся в свой дворец, у тебя есть целый день жизни! И прими мой совет – никогда не забывай, что жизнь коротка, не откладывай на потом то, что хочешь сделать сейчас!- Он раскатисто, совсем по-человечески расхохотался и кивнул в сторону завесы, еще вчера прикрывавшей дверь:
– А это возьми в подарок своей королеве, взамен порванного полога. Возьми, не пожалеешь!- Громкий смех перешел в рев урагана, полотнище взметнулось от ветра, замотало Конана, и он, отбиваясь от липнущей ткани, споткнулся и упал на что-то мягкое и смутно знакомое.
Он раздраженно сбросил с себя ткань и увидел, что лежит на смятом ложе в своей собственной спальне. Кругом – тишина, а за окном едва брезжит рассвет.
Прошла всего одна ночь, но сколько всего она вместила! Кажется, вчерашний вечер был так давно, даже спальня виделась какой-то незнакомой, или в ней что-то было не так, или он сам в чем-то изменился. В задумчивости Конан остановился у зеркала и ничуть не удивился, увидев на шее, тускло блеснувший ошейник. Усмехнулся и подумал: «Мы все – пленники Вечности…»
Глава третья
Заря за окном разгоралась все ярче, и король вспомнил, что приказал стражникам ломать дверь, если утром не откроет ее сам. Снова прошелся по спальне, заново привыкая к знакомой обстановке. Потянулся, предвкушая долгий день жизни, отодвинул засов и распахнул дверь. Стражники не шелохнулись, по-прежнему неподвижные, как изваяния.
Дамунк поднялся с кресла и шагнул ему навстречу. Видно было, что он не спал всю ночь, усталость и беспокойство окружили черными тенями его глаза, руки взволнованно вздрагивали. Зато Имма безмятежно спала, свернувшись на подушках, как котенок. Конан улыбнулся, глядя на нее и вспоминая последние слова Рагон Сатха. «Ах ты, старая бестия! Как ты хорошо нас знаешь! Зато тебе это не дано жить собственной жизнью. Но советом твоим я воспользуюсь, клянусь Кромом! Хороший сегодня будет день!»
Он отпустил усталых стражников, и они ушли, гремя доспехами. Дамунк, увидев ошейник на могучей шее короля, всплеснул руками и горестно запричитал:
– О, мой король! Теперь этот колдун замучает тебя до смерти! Что он делал с тобой этой ночью? В какие бездны ужаса забросила тебя его злоба?
– Все совсем не так, добрейший Дамунк! Это могучий маг, но движет им не злоба, а отчаяние. Ну, ладно, больше я тебе пока ничего не скажу, потом, если все кончится хорошо, я буду долго рассказывать, а ты сядешь и все запишешь – получится большая толстая книга, не хуже тех, что стоят у тебя на полках. А сейчас распорядись, пусть подают завтрак – я умираю от голода.
Дамунк вышел, а Конан остановился около крепко спавшей девушки, бережно поднял ее на руки и поцеловал сначала сонные глаза, потом полуоткрытый рот.
Она, не просыпаясь, обвила его шею, но прикосновение к холодному металлу ошейника мгновенно разбудило ее. Их глаза встретились – голубые, жадно-требовательные, и золотистые, радостные и испуганные. Она хотела что-то сказать, но властный поцелуй опередил слова.
Конан унес ее в спальню, опустил на ложе и, прошептав: «Сиди тихо, я сейчас вернусь!» – быстро вышел из опочивальни, плотно прикрыв за собой дверь. Вскоре слуги внесли обильный завтрак, а следом поспешно вошел Дамунк, ожидая дальнейших приказаний.
– Можешь идти отдыхать, вечером ты мне снова понадобишься. Имма тоже ушла, я ее отпустил. Я позавтракаю у себя и выйду чуть позже. Ночь была действительно трудная, и мне тоже хочется отдохнуть.- Он притворно зевнул и прикрыл глаза, пряча вспыхнувший огонь страсти под полуопущенными веками.
Дамунк, почтительно поклонившись, отправился к себе, мысленно поражаясь стойкости короля, так небрежно говорившего о встрече со страшным магом, веками наводившим ужас на смертных.
Имма сидела на королевском ложе, притихшая и счастливая. Она не смела поверить, что король все-таки заметил ее любовь, в конце концов, понял, что она тоже женщина. Но губы еще хранили жар его поцелуя, а тело до сих пор чувствовало нежное объятие могучих рук. Прикрыв глаза, девушка пыталась удержать это ощущение и не услышала, как вошел король.
Конан запер дверь и неслышными шагами приблизился к зажмурившейся девушке. Как она была хороша сейчас, с высоко поднятыми удивленными бровями, маленьким полуоткрытым ртом, слегка запрокинутой кудрявой головкой! Он тихо засмеялся и ласково провел рукой по смуглому плечу, сдвигая легкую ткань платья. Имма, глядя на него сияющими глазами, нетерпеливо повела другим плечом, сбрасывая лиф, и притянула к груди его голову. Ее тело, как натянутая струна, трепетно отзывалось на каждый его поцелуй, на каждое прикосновение. Время или остановилось, или понеслось вскачь, или вообще перестало существовать – вихрь любви подхватил их, закружил и понес, ни на мгновение, не давая опомниться, снова и снова заставляя с жадностью, искать друг друга.
