Дуглас Брайан - Смерть в саду золотых масок
Конан покачал головой.
— Еще чего не хватало! Всем известно, что у него очень плохой бордель. Посмотри на меня, дружище. Разве я похож на человека, который захочет посещать плохой бордель? Да я вообще, если охота знать, не люблю бордели! У меня полно знакомых девушек, и если я пожелаю, то…
— Знаю, знаю! — Тьянь-По сморщился. — Не продолжай. Я имел в виду не девушек, а самого Хань Ду.
Конан залился багровой краской.
— Что ты сказал?
— Не то, что ты подумал, — отмахнулся кхитаец. — Хань Ду ворочает темными делишками. И если какой-то человек приезжает из Бритунии нарочно для того, чтобы повидаться с Хань Ду, значит, дело очень и очень нечисто.
— Скорее всего, торговля порошком черного лотоса, — отмахнулся Конан. — Весьма дорогостоящий способ самоубийства. Но меня это не касается. Если господин Форез намерен купить черного лотоса у господина Хань Ду, а потом продать его еще какому-нибудь господину, то это их, личное дело.
— Так-то оно так, — вздохнул Тьянь-По, — но если речь идет не о наркотике?
— А о чем? — удивился Конан. — Что еще можно вывезти отсюда — нелегального, экзотического, типично кхитайского да еще такого, чтоб дорого стоило?
— Существует много разных вещей, о которых ты даже не подозреваешь.
— Для того, чтобы хорошо спать, вкусно питаться и дожить до старости, совершенно не обязательно знать все, — сообщил Конан. — Кстати! — вспомнил он. — Этот Форез говорил, будто к Хань Ду направил его один кхитайский нищий. Очень странный нищий. Форез встретил его в Пайрогии…
Друзья призадумались. Теперь, когда Конан перечислил все, что было ему известно о Форезе, предприятие бритунского наемника начало выглядеть более чем подозрительным.
— Как ты думаешь, — сказал наконец Тьянь-По, — имеет его приезд какое-то отношение к празднику, который наш император помогает устраивать бритунскому королю?
— Возможно, — сказал Конан.
— Прямое — или косвенное? — настаивал Тьянь-По.
— Возможно, — повторил Конан. — Интересы людей могут сплетаться самым различным образом. Иногда настолько причудливо, что распугать этот клубок не под силу никому, кроме разве что богов.
Друзья помолчали немного.
— Знаешь что, — промолвил наконец Конан, — я отправлюсь в Бритунию вместе с тобой.
Кхитаец несказанно удивился:
— А разве это не было уже решено?
— Нет. Ты меня попросил — это правда, но я не успел дать согласие…
— Теперь даешь?
Конан кивнул.
— Не нравится мне Форез. Не нравится мне Хань Ду. Мне даже этот бритунский коллекционер кхитайских диковин не нравится. Хорошо бы их всех одним махом прихлопнуть! — высказался варвар. — И вот что, Тьянь-По… Налей-ка мне чаю, да расскажи подробнее про порхающих бабочек.
Маленький караван состоял из трех человек — двух охранников и каллиграфа, — и пяти! лошадей, из которых две были вьючные. Они выступили в путь через два дня после встречи Конана с Тьянь-По. Форез попросился к ним в попутчики, когда узнал, что киммериец со «своим кхитайцем» направляются в Бритунию. Ему не стали отказывать. С одной стороны, лишний человек не помешает: мало ли что может случиться в дороге. Путь предстоит неблизкий, местами довольно опасный, так что второй охранник 6yдет кстати. С другой стороны, Конан чувствовал, что Форез впутался в какую-то странную историю. Весьма странную. И, возможно, довольно пакостную. Так что стоит держать его в поле зрения.
Каллиграф знай себе делал таинственное лицо и помалкивал. Конан знал, что за внешностью простака скрывается человек мудрый и проницательный, но Форезу совершенно незачем знать выдающихся качествах личности Тьянь-По. Бритунскому наемнику сообщили лишь, что перед ним — знаменитый каллиграф, а также знаток обычаев и церемоний, приглашенный к бритунскому двору в качестве консультанта.
На всякий случай Конан дополнительно нашептал своему компаньону кое-какие подробности касательно Тьянь-По:
— Ты думаешь, Форез, что он просто кхитаец и все? Ошибаешься! Характер у него — бешеный! Двух помощников, которые ему не угодили, он лично превратил в полевых мышей!
— Во-первых, не двух, а трех! — подал голос Тьянь-По, который, как оказалось, прекрасно все слышал. — А во-вторых, не в мышей — тьфу! нечистое животное! и опасное! — а в обезьян.
— Разыгрываешь, — недоверчиво протянул Форез, поглядывая на Конана.
— Вовсе нет, — сказал варвар с самым серьезным видом. — Кроме того, он, — тут Конан опять покосился на Тьянь-По и понизил голос до еле слышного шепота, — большой охотник до женщин! Иной раз за ночь ублажает десяток и все ему мало!
— Враки! — сказал Тьянь-По.
Конан выпрямился.
— Только не притворяйся, что ты слышал.
— Конечно, слышал. Ты врал, что я охотник до женщин.
Конан махнул рукой, а Форез поневоле глянул на маленького кхитайца с уважением. Этот важный человечек, восседавший на лохматой выносливой лошадке с таким видом, будто готовится начать очередной урок каллиграфии у себя в храме, где жили, трудились и обучались ученики, понемногу начинал вызывать у лорда Фореза странные чувства. Молодому человеку казалось, что его дурачат, и в то же время он догадывался о том, что его спутники — не простые люди. Далеко не такие простые, какими хотели бы выглядеть.
Позднее, на привале, Конан тихо спросил у Тьянь-По:
— Неужели ты действительно слышал, как я говорил о твоей ненасытности с женщинами?
Каллиграф покачал головой.
— Конечно, нет. Я догадался.
— Как?
— Ну… Ты всегда об этом говоришь, когда хочешь произвести впечатление.
Конан сжал кулак и занес его над головой кхитайца, одновременно с тем скорчив ужасную рожу. Тьянь-По засмеялся.
— Изумительно, Конан! Я никогда не пожалею о том, что пригласил тебя охранять мою персону
У моря Вилайет начинался самый опасный участок пути. Здесь давно хозяйничает банда Аббаза. В последний раз Конан сталкивался с Аббазом и его людьми чуть севернее, однако хитрый гирканец никогда не нападает дважды на одном и том же месте.
— Хорошо бы нам проскочить незамеченными, — проворчал Конан, когда впереди показались небольшие, убогие селения солеваров. — Не знаю, где теперь промышляет мой приятель, но встречаться с ним я определенно не желаю.
Однако этому благому пожеланию не суждено было сбыться.
Купцы из Хоарезма прибыли к солеварам почти одновременно с кхитайцем и его спутниками. Конану это обстоятельство не понравилось с самого начала. Где соль — там и кровь, рассуждал киммериец и оказался убийственно недалек от истины.
