Джеральд Старк - Заложники Рока
– Да, – сказал Блейри, кидая на стол смятый кубок. – Пора.
…Городок Малийли, что на полуночном восходе Рабиров, был избран Блейри по нескольким причинам. Во-первых, городок сей стоял на перекрестке сразу трех лесных дорог. Отсюда одинаково быстро можно было добраться как до пограничного Токлау, так и до столицы Лан-Гэллом, а третий путь уходил вглубь страны, разветвляясь на тропы, ведущие к разбросанным в лесной глуши селениям, и по нему беспрестанно подходили новые группы вооруженных добровольцев.
Во-вторых, Блейри да Греттайро намеревался устроить из собственной коронации впечатляющее зрелище, и принял для этого все меры. Чем больше зрителей сможет присутствовать и после рассказать об увиденном своим сородичам, не сумевшим придти, тем лучше. Соборная площадь Малийли вмещала изрядную толпу, и неудивительно – три дороги сходились в самом ее центре, там, где стоял Камень Первого Владыки.
Камень этот и стал самой важной причиной, заставившей да Греттайро остановить свой выбор на ничем в особенности не примечательном городке. Проводить церемонию в столичном Общинном Доме Блейри не хотел, объявив своим последователям, что войдет в столицу не претендентом на престол, но всенародно избранным правителем. На самом деле потемневшие от времени своды Дома, под которыми в течение пяти тысячелетий звучали ритуальные заклятья, его стены, пропитанные древней магией Забытых Лесов, и удивительно живые изваяния прежних правителей в нишах внушали вожаку дуэргар суеверный ужас – но в том Блейри не покаялся бы и под пыткой.
По преданию, когда бессчетные века тому назад племя гулей пришло откуда-то с Полуночи в земли на правобережье Хорота, именно на этом камне увенчали княжеской короной первого повелителя Рабиров. Огромная гранитная глыба застывшей морской волной вздымалась из плотно утоптанной земли, достигая в поперечнике десяти шагов. Красный гранит в неровном свете факелов казался темным и блестящим, как свежая кровь. Девять грубо вырезанных ступеней вели к плоской вершине, повисшей на высоте пяти локтей над площадью. Когда Блейри да Греттайро преодолел последнюю ступеньку, то увидел под собой море лиц, сотни пар глаз, обращенных на него с настороженным вниманием. Почетный караул замер у подножия. Хеллид, в роли герольда взошедший на вершину валуна вслед за вожаком дуэргар, неожиданно мощным и низким голосом провозгласил:
– Дорогу Хранителю Венца!
Стихли последние редкие шепотки, нарушавшие напряженную тишину летней ночи. В дальнем конце площади возникло какое-то движение, и толпа послушно раздалась в стороны, открывая проход небольшой группе в сопровождении шести оружных воинов. Заранее зная о деталях предстоящей церемонии, Блейри все равно невольно вздрогнул, завидев лицо того, кто нес ему корону на квадратной бархатной подушечке. Бывший управляющий из свиты Драго переменился разительно.
Седмицу с небольшим тому кортеж Коннахара Канаха встречал на границе Забытых Лесов статный, полный сил мужчина, преклонный возраст коего выдавали лишь редкие нити седины в густой смоляной шевелюре. Теперь же собравшиеся на площади гули почтительно расступались перед изможденным, совершенно седым стариком. Шитая золотом черная скаба из тончайшей шерсти обвисла на нем просторными складками. Лайвел шел медленно, с трудом переставляя ноги. На какой-то миг Блейри испугался – не упал бы на полпути – однако за плечом Лайвела тенью маячила Раона, не отставая ни на шаг, спрятав руки в широких рукавах парадного одеяния. Полные яркие губы рабирийки на сей раз были сжаты в тонкую линию, красивое лицо казалось бледным и напряженным. Видимо, подчинение разума и тела Хранителя Венца отнимало у нее немало сил.
Раону и ее пленника доставили в Малийли минувшей ночью, поселив их в большом и светлом доме тамошнего старосты. По настоянию рабирийки это проделали втайне от всех, а в охрану на время краткого путешествия она набрала полдюжины дуэргар, участвовавших с ней в налете на ставку князя Забытых Лесов. Молодые фанатики не замечали в поведении Раоны никаких странностей, более того, готовы были перевернуть небо и землю за одну лишь улыбку красавицы-ведьмы – а она раздаривала их весьма щедро, временами позволяя то одному, то другому из своих телохранителей более приятные вольности.
Нельзя сказать, чтобы подобное самоуправство не огорчало и не настораживало Блейри. Однако постель вожака дуэргар пустой не осталась – две близняшки из Найолы согревали ее с немалым пылом, верный Хеллид оставался по-прежнему верен, и вооруженные рабирийцы стекались в Малийли именно под его, Блейри да Греттайро, зеленый стяг с двумя перекрещенными клинками. Да и сама Раона, все чаще именуемая Стрегией из Льерри, узнав о далеко идущих планах Блейри, отбросила свое ехидство и обращалась с новоявленным князем со всей возможной почтительностью. Пусть ее развлекается, решил в конце концов Блейри. Ведьма или не ведьма, пока что Раона полезна. Если же вдруг давняя соратница сделается чересчур самонадеянной… что ж, исполнительный Хеллид с удовольствием выполнит еще одно распоряжение своего патрона.
Эскорт подошел к подножию каменной глыбы, и Лайвел, неотступно сопровождаемый колдуньей, стал подниматься наверх. Подъем давался ему тяжело – Блейри слышал хриплое дыхание, вырывавшееся из груди Хранителя Венца. Вблизи бывший управляющий Драго выглядел еще жутче. Кожа на его лице и руках высохла и пожелтела, подобно старому пергаменту, туго обтянув скулы и суставы пальцев. Даже темные глаза словно бы выцвели, утратив живой блеск, правый зрачок слегка косил. Как требовал ритуал, Блейри преклонил колено пред сиянием Венца – но Хранитель, вместо того, чтобы задавать претенденту положенные вопросы, оставался недвижим и безмолвен. Он возвышался над коленопреклоненным да Греттайро подобно ожившей мумии, отсутствующе глядя поверх головы Блейри и слегка покачиваясь.
Пауза затянулась.
Хеллид кашлянул. В толпе начали неуверенно переглядываться.
Руки Раоны, упрятанные в рукава, крепче стиснули что-то невидимое, и Лайвел внезапно, будто свечу зажгли, пришел в себя. В блеклых глазах появилась некоторая осмысленность.
– Дурная луна нынче взошла над нашими лесами, – голос бывшего управляющего звучал тенью его прежней речи, иногда падая до громкого шепота. Площадь заворожено молчала, внимая каждому слову, только потрескивали факелы в руках у воинов эскорта. – По собственной доверчивости или злой прихоти судьбы мы в единое мгновение утратили все, чем владели – земли, чары, власть и мудрость. Нам не у кого испросить совета, не на кого надеяться, некому верить. Никогда еще мир не был так жесток к нашему племени – ни в годы после Бегства, ни во времена сражений с канувшей в небытие Кхарией…
