Роберт Говард - Соломон Кейн. Клинок судьбы
Воин двинулся следом, но на пороге обернулся, и его темные, безжалостные глаза встретились с глазами Кейна, словно бы предостерегая. У англичанина стучало в висках от ненависти, и такова была холодная ярость его взгляда, что убийца не выдержал и отвернулся первым. Он вышел, бесшумно ступая, и оставил Кейна наедине с его мыслями…
Пуританину вновь принесли еду. На этот раз появился поджарый молодой раб с умным, располагающим к себе лицом. Однако Соломон даже не попытался заговорить с ним. Хозяева парня явно не желали, чтобы пленник хоть что-нибудь про них разузнал. Оставалось только гадать почему.
…Кейн не знал, сколько дней ему довелось провести в этой тюрьме над крышами города. Каждый день в точности повторял предыдущий, так что он постепенно потерял им всякий счет. Несколько раз приходил жрец Ямен и созерцал его с таким удовольствием, что англичанина прямо-таки распирало кровожадное чувство. Иногда же бесшумно входил бритоголовый гигант убийца и столь же бесшумно исчезал… Во время его посещений Кейн не спускал глаз с ключа, висевшего на поясе у молчаливого великана. Если бы удалось дотянуться!.. Однако тюремщик неизменно держался вне его досягаемости. Он подходил близко, только когда Кейна окружали воины с дротиками наготове.
Потом однажды вечером они пожаловали в его комнату вместе: жрец Ямен, бритоголовый тюремщик (звали его Шем) и еще около полусотни воинов и слуг. Шем отстегнул от стены Кейновы кандалы. Воины и жрецы выстроились в две колонны по обе стороны пленника, и англичанина повели по извилистым галереям. В стенных нишах и в руках у жрецов ярко горели факелы, освещавшие дорогу.
При свете пламени Кейн обратил внимание на резные изображения, неподвижно шагавшие по каменным стенам галерей. Многие изображения были сделаны в натуральную величину; иные уже несколько истерло и сгладило время. Большинство этих последних изображало мужей на колесницах. Кейн подумал и пришел к выводу, что творцы более поздних и столь несовершенных изображений колесниц и коней попросту копировали их с древних образцов. Видимо, к настоящему времени в городе уже не осталось ни колесниц, ни лошадей. Что же касалось человеческих фигур, то здесь хорошо прослеживались расовые различия. Во всяком случае, крючковатые носы и смоляные бороды главенствующего племени выделялись совершенно отчетливо. Те, с кем они сражались, были частью чернокожими, частью похожими на них самих, но попадались среди них и рослые, худощавые люди с внешностью несомненно арабской.
Кейн был немало изумлен, заметив на некоторых наиболее старых рельефах людей, чьи черты и снаряжение не имели ничего общего с присущими жителям Нинна. Присутствовали они исключительно в батальных эпизодах, причем, что немаловажно, отнюдь не всегда удирали без оглядки. Довольно часто они, наоборот, выглядели победителями. И сколько ни присматривался англичанин, он так и не нашел их изображенными в виде рабов. Зато, как это ни странно, их лица показались Кейну не просто знакомыми, но прямо-таки родными. Смотреть на них было все равно что встретить друга в толпе чужестранцев. Они были одеты и вооружены на варварский лад, но, если не обращать на это внимания, могли бы сойти хоть за англичан. Внешность у них была совершенно европейская. А волосы — светлые.
Соломон сделал вывод, что некогда, очень, очень давно, предки ниннитов воевали с его собственными пращурами. Но когда это было? В каком краю?.. Во всяком случае, изображенные на стенах баталии происходили не в той стране, где нинниты жили сейчас. На заднем плане можно было рассмотреть тучные нивы, поросшие травой холмы и широкие реки. И еще города. Похожие на Нинн и в чем-то неуловимо отличные…
И вот тут-то до Соломона наконец дошло, где он видел похожие рельефы царей с завитыми черными бородами, убивавших львов с колесниц. Точно такие попадались ему в развалинах давно позабытого города в Месопотамии. Люди тогда рассказывали ему, что эти руины составляли все, что осталось от… Ниневии Кровавой, проклятой Богом!..
Между тем англичанин и его тюремщики достигли подножия громадного храма и проследовали между очень толстыми приземистыми колоннами, сплошь покрытыми, как и стены, резьбой. Еще немного — и они вошли в обширное помещение с массивными стенами и колоннами. Здесь, вырезанный в скале, восседал чудовищный идол, и в чертах его неподвижного каменного лица содержалось не больше человеческой слабости и доброты, чем на морде какого-нибудь доисторического чудовища.
Лицом к идолу, на каменном троне под сенью колонн сидел сам правитель — царь Ашшур-рас-араб. Факельный свет так играл на его скульптурных чертах, что Кейн поначалу едва не принял его самого за изваяние.
У подножия божества, напротив царского трона, виднелся еще один, поменьше. Перед ним на золотом треножнике стояла жаровня. В ней тлели угли, и кверху ленивой спиралью поднимался дым.
Кейна обрядили в просторное одеяние из переливчатого зеленого шелка. Оно скрыло и его изодранную одежду, и золотые цепи, которых с него так и не сняли. Потом его жестом пригласили занять место на меньшем троне, и он повиновался, не проронив ни звука. Его лодыжки и запястья сейчас же хитрым способом прицепили к трону, но складки шелкового облачения скрыли и это.
Младшие жрецы и воины постепенно куда-то подевались, оставив в помещении лишь Кейна, жреца Ямена и восседавшего на троне царя. Кейн вгляделся в тени между колоннами и вскоре заметил то тут, то там отблески огня на металле, мелькавшие, точно светляки в темноте. Воины таились поблизости, оставаясь невидимыми. У Кейна создалось ощущение, будто свершается некое таинственное действо. Вот только ему почему-то казалось, что вся постановка отдавала фальшью.
Тем временем Ашшур-рас-араб поднял свой золотой скипетр и ударил в гонг, стоявший близ трона. Гонг прозвучал мощно и вместе с тем мягко: звук, разнесшийся по темному храму, напоминал отдаленный колокольный звон. Из затененного прохода между колоннами сейчас же появилась процессия, в которой, насколько понял Кейн, участвовали вельможи этого невероятного города. Все они были рослые, чернобородые, гордые и высокомерные с виду. Все были разодеты в сияющий шелк и мерцающее золото. А между ними шел юноша, закованный в золотые цепи, и в осанке его смешались вызов и страх.
Все собравшиеся склонились перед царем, коснувшись лбами пола. Потом, по его слову, повернулись лицом к англичанину и к каменному богу, возвышавшемуся у него за спиной. Вперед выступил Ямен; его бритый череп и злобные глазки поблескивали в факельном свете, делая его похожим на разжиревшего демона. Произнеся нараспев что-то вроде странного заклинания, он высыпал в жаровню пригоршню какого-то порошка. Сейчас же повалил зеленоватый дым, сквозь который Кейн с трудом видел происходившее. Англичанин едва не задохнулся: запах и вкус дыма были омерзительны до предела. Но хуже всего, дым одурманивал. Голова у Кейна пошла кругом, точно у пьяного. Лишь наполовину соображая, что говорит, он разразился яростной руганью, чего обычно не делал почти никогда.
