Юрий Никитин - Человек с топором
– Я? – спросил Таргитай.
В его чистом искреннем голосе было неподдельное удивление. Мрак покрутил головой.
– Ну, не совсем ты лично… Но я ощутил, что тебе хреново. Очень хреново. Не обязательно криком кричать, чтобы звать на помощь. Верно?
– Не знаю, – ответил Таргитай озадаченно.
– Верно-верно. Ты мог застонать сквозь зубы, а это хоть и не крик о помощи, но сигнал для друзей, что тебе хреново. А тебе хреново, не отпирайся.
Таргитай снова спросил с медленным недоумением:
– Мне?
Олег остановил Мрака, тот пытался что-то сказать, но Олег толкнул его и сказал внятно:
– Тарх, сыграй нам что-нибудь. На дуде.
– На дуде? – повторил Таргитай. – На дуде… Нет… Что-то не хочется…
Олег и Мрак переглянулись. Мрак чувствовал страх.
– Ты заболел, – сказал Олег.
Таргитай покачал головой:
– Нет… Просто все это зря.
– Что зря?
– Мы зря, – сказал Таргитай. – Все… зря… Мы не те…
Олег спросил настойчиво:
– А кто те?
– Умные, – ответил Таргитай тихо. – Вон как ты. Но и ты зря… потому что ты, как и мы… Нет, я останусь, потому мне немножко грустно… а вас… просто не должно быть, так правильно… Люди – неправильные…
– Люди? – переспросил Олег. – Человечество?
– Да… – ответил Таргитай вяло. – Люди исчезнут…
– Исчезнут? – вскрикнул Олег. – Погибнут?
– Да, – ответил Таргитай так же равнодушно. – Да…
Мрак опешил:
– Ты что? Ты хоть понимаешь, что говоришь?.. Ты ж о человечестве говоришь! Ты о нас с Олегом говоришь, гад ты!
Таргитай посмотрел на него остекленевшими глазами. Повторил:
– Важно ли… Смотрите…
Все погасло, исчезло, они зависли в черной пустоте. Мрак проморгался, увидел в этой непроглядной черноте изредка мерцающие блестки. Некоторые вспыхивали и тут же погасали, некоторые успевали продвинуться чуть, словно очень далекие светлячки ползли по очень далекому дереву, но и они гасли. Где-то болезненно вскрикнул Олег. Жуть медленно заползала в Мрака, он еще не понял причины страха, абсолютной безнадежности, безысходности, но сердце холодело, начало стучать медленнее. Он чувствовал, что оно раньше поняло, что он видит, и уже готово остановиться.
И тут в мозгу блеснуло понимание: блестки, которые гаснут сразу, – это дальние галактики, а те, которые успевают проползти чуть, это ближайшие, он успевает увидеть их от рождения до смерти. В этот короткий миг укладывается время в десятки миллиардов лет, вот так видит мир это Сверхсущество, вот так его может видеть… и видит время от времени Таргитай. Наверное, сейчас так смотрел, потому так…
Все исчезло, он завис в черноте космоса. Настоящей черноте, хотя в невообразимой дали иногда поблескивали мельчайшие искорки. Одна, он видел отчетливо, даже проползла чуть, прежде чем погаснуть, похожая на слабого светлячка на далеком дереве.
Он ощутил прикосновение Таргитая и тут же как будто скакнул на пару сотен килопарсеков. Вдали движется облако звездной пыли, его закручивает, как смерч, незримый ураган, звездная пыль сворачивается в жгуты, там возникают звезды, получается самая обычная спиральная галактика, каких пруд пруди… Олег уверяет, что во Вселенной таких сто миллиардов, галактика вертится с бешеной скоростью, иные звезды вылетают как пули, некоторые становятся спутниками галактик, других выбрасывает… Галактика пронеслась мимо, беззвучно взрываясь множеством сверхновых, на глазах старела. Но, прежде чем скрылась, Мрак увидел, как звезды вылетают из нее все чаще, остальные выгорают, гаснут, превращаются в черные звезды, но и они рассыпаются на элементарные частицы…
Полными ужаса глазами он смотрел на эту черноту, сквозь которую проносились эти блестки, что на самом деле не блестки, а галактики, чья жизнь длится десятки миллиардов лет. Он отсюда видит их рождение и смерть. Так видит Таргитай. Но Таргитай не знал страха, он может смотреть на все это и не моргнуть глазом…
Таргитаю не страшна мысль, что ангстрем – это мало, а мегапарсек – бесконечно много. Его не пугает, что вот эта галактика, что родилась из звездной пыли, успела прожить примерно двадцать-тридцать миллиардов лет… что не в силах представить разум человеческий. И хорошо, что не в силах, ибо когда попытается представить…
Мрак ощутил, что космический холод сковал ноги, оттуда всегда идет смерть, ибо слабеющее сердце в первую очередь перестает подавать кровь в конечности, а вот сейчас похолодел низ живота, холод поднимается выше… сейчас охватит сердце и… все.
В мозгу блеснула слабая искорка, что подобное с ним уже было, тогда еще была женщина, он даже помнит ее лицо…
Жуть была в том, что он понимал. Хуже того – чувствовал.
Он отвел взгляд в сторону, наткнулся на облако блестящей пыли, что вынырнуло светящейся точкой и неслось, увеличиваясь в размерах, прямо на него. В облачке появились комки, начали слипаться, возникли волокна, струи, становились все четче, ярче, выразительнее. В середине появился светящийся комок, самый крупный, а вокруг него все еще блистала заметно поредевшая пыль.
Судорога стиснула Мрака, но он все не мог отвести взор. Светящийся ком – дозвездное ядро галактики, даже не ядро, а вся галактика в этом ядре… Но вот заблистали крохотные точки, ядро начало расслаиваться. Это появились звезды, расходятся, снова появляются рукава, спирали, чуть ли не как кольца у Сатурна, и вот уже настоящая галактика летит, нарядная, как елочная игрушка, сверкает, блестит, вертится с огромной скоростью, как шутиха на новогоднем празднике… Но вот блестки вспыхивают все чаще и чаще сверхновыми, затем превращаются в черные звезды и пропадают из вида, снова туман, только туман, но и тот рассасывается в черноте Вселенной…
Сколько длилась эта жизнь галактики: пять, семь, десять секунд?.. В мозгу проступила вялая мысль: а сколько живет в теле человека эритроцит?.. Галактика похожа на него даже формой… А где в этой галактике мне место, мне, Мраку? Где там можно поместить вообще человечество?
Холод заползал в сердце глубже, настоящий холод небытия. Мрак все чувствовал, понимал, смирился, ничего уже нельзя сделать… и тут что-то древнее, стыдное, мохнато-звериное, захваченное с собой из бог знает каких пещерных и допещерных времен забарахталось, запаниковало в смертельном слепом ужасе, сердце ему жалко, выставило барьер на пути подступающего холода, подпиталось жаром, затрепыхалось сильнее, спасительное тепло потекло по всему телу.
Мрак увидел рядом бледного как смерть Олега, застывшие глаза, ощутил холод его тела, ухватил за плечи, встряхнул, заорал яростно:
– Очнись, трус!.. Ты предаешь Лиску!.. Ты предаешь… всех предаешь, гад!
Олег трепыхался в его руках, вялый и безвольный, как тряпичная кукла. И нейтронная шкура куда делась, Мрак чувствовал под пальцами слабую плоть, которую едва не раздавил, как желеобразную медузу. Мрак орал, тряс, даже пинал, и наконец под пальцами тело вздрогнуло, уплотнилось. Лицо чуть ожило, а хриплый голос спросил жалко:
