Павел Корнев - Падший
Внутри оказалось нещадно накурено, бренчала расстроенная гитара, цыганского вида дамочка заунывно тянула жалостливый романс. Томас Смит занял свободный столик в самом глухом углу и помахал оттуда рукой. Когда я присоединился к нему, нам выставили по кружке сливочного стаута.
– Что-нибудь узнал? – немедленно потребовал отчета сыщик.
Я осторожно пригубил пиво, оценил сложный вкус с намеком на молочные ириски, но пить не стал. Пиво никогда особо не привлекало меня, даже сладкое и слабоалкогольное. К тому же хотелось сохранить ясность мысли.
– Лев! – дернул меня встревоженный Смит. – Не молчи!
– Результаты вскрытия? – спросил я, слегка опуская темные очки. – Они у тебя?
– Сначала расскажи, что удалось узнать!
– Удалось, удалось, – усмехнулся я. – А теперь дай мне заключение о смерти индуса.
– Мы так не договаривались!
– Когда мы договаривались, я не особо рассчитывал отыскать зацепку. Но отыскал. Боюсь, ты убежишь, не дослушав меня до конца.
– Черт с тобой! – сдался сыщик, передвинул свисавший с плеча планшет на колени и принялся возиться с застежками. – Только не тяни! – потребовал он, подавая мне тоненькую стопочку листов, заполненных на печатной машинке.
Я отодвинулся с ними к газовому рожку и пробежался глазами по тексту, благо читать было особо нечего.
«Причина смерти – «удушение». Орудие убийства – гибкая мягкая лента, не оставившая видимых повреждений на коже. Следы борьбы отсутствуют».
Время смерти коронер определять не взялся, написал лишь, что убили Рошана в день исчезновения. Дальше шли малопонятные медицинские подробности, из них отметил лишь, что индуса задушили непосредственно после приема пищи, поскольку в желудке были обнаружены непереваренные «кусочки белого теста и мясного фарша». Что за экзотическое кушанье и самое главное – в какой именно забегаловке их употребила жертва, никаких предложений не выдвигалось.
– Ну? – поторопил меня сыщик, допив кружку пива. На дне осталась липкая белая пена.
Я вернул ему заключение коронера и спросил:
– Где и кем было обнаружено тело?
– Лев! – вспылил Томас Смит. – Это переходит все мыслимые границы!
– Где и кем?
Сыщик яростно раздул ноздри, но устраивать скандал не стал. Вытер с усов остатки пивной пены и сообщил:
– Кто-то из приезжих прогуливался за городом и наткнулся на неглубокую могилу. Его толком и не закопали даже.
– Все говорит о тугах, так? – предположил я. – Индус, задушен, неглубокая могила.
Томас откинулся на спинку стула и улыбнулся.
– Ожидая этот вопрос, специально поинтересовался у детектива перспективами расследования. Да, туги – это основная версия. Но душители в городе – это плохо для бизнеса, для курортного – так и вовсе смерти подобно, поэтому отрабатываться будут все варианты. – Смит оперся на стол и мрачно уставился на меня. – Если не хочешь снова стать подозреваемым, рассказывай, что удалось узнать!
– Это лишь мое предположение, – сразу предупредил я, – но советую присмотреться к баллонам с гелием, которые сложены на посадочной площадке.
– Почему? – прищурился Смит.
– Меллоун очень нервно отреагировал на интерес к баллонам. Приглашенный мим просто рядом дурака валял, но его моментально выставили с крыши.
– Гелий летуч, им никого не отравить.
– А кто сказал, что в баллонах именно гелий? Или только гелий? С инертным газом можно смешать что угодно.
Сыщик забарабанил пальцами по краю стола.
– Хлипкая зацепка, – вздохнул он, а потом замер, будто даже дышать перестал. – Как ты сказал? Инертный газ?
– Ну да. А что?
– Гюнтер Клоссе! – объявил Томас Смит и хлопнул ладонью по столешнице. – Химик со специализацией по инертным газам! Он долго здесь отдыхал и частенько бывал в гостях у Меллоуна.
И тут я понял, какое полузабытое воспоминание не давало покоя все это время.
– Гюнтер Клоссе повесился в своем гостиничном номере в Новом Вавилоне, – сообщил я сыщику.
– Именно! – наставил тот на меня указательный палец. – Я читал об этом. Еще удивился: здесь химик был на виду, но сплетен о его интрижках слышать не доводилось. Так с чего ему тогда лезть в петлю?
Смит быстро сложил листы в планшет и вскочил из-за стола.
– Расплатись! – потребовал он и рванул на выход, но сразу вернулся. – Да, ты принес мой кольт?
– Нет, – привычно соврал я, не собираясь расставаться с заткнутым сзади за ремень брюк оружием.
– Черт с ним, после заберу!
– Стой! – рявкнул я и понизил голос: – А паспорт?
– Завтра! – пообещал сыщик и убежал, я заплатил за пиво и вышел на улицу. В голове была сплошная пустота, словно кто-то мокрой тряпкой стер пыль воспоминаний, ощущений и впечатлений сегодняшнего дня. Отстраненность – вот что я ощутил.
Неужели так переволновался?
Захотелось пойти домой и лечь спать, и я даже направился к ближайшему переулку, но навстречу откуда ни возьмись вывернула знакомая парочка: Иван Прохорович и Емельян Никифорович шли, слегка пошатываясь, опираясь друг на друга и пытаясь не упасть.
– Лев Борисович! – обрадовался Красин. – Идемте сейчас же с нами! Здесь поблизости подают чудесную анисовку. Да с ржаной корочкой…
– И в самом деле, граф! – поддержал своего приятеля журналист. – Составьте нам компанию. Будем очень рады!
– Увы, господа, – не удержался я от улыбки, – сдается мне, что вам на сегодня достаточно. Да и я после вчерашнего еще не отошел.
– О! Премного наслышан о спиритическом сеансе! Премного! – закивал Соколов. – В одном вы не правы: для нас ночь еще только начинается! Так, Емельян Прохорович?
– Так! – подтвердил Красин и принялся упрашивать меня пропустить с ними по рюмочке, но я был непреклонен.
– Даже не уговаривайте! Я – спать!
– Ну, граф, воля ваша! – развел руками Соколов.
Я шагнул от них и вдруг обратил внимание на покинувшую ресторан пару. Он – полноватый и с сигарой во рту, она – высокая, стройная, рыжая.
Елизавета-Мария фон Нальц с супругом. Моя Елизавета-Мария, дочь главного инспектора!
Сердце просто остановилось. Гомон гуляк на площади стих, краски посерели.
Вероятно, я умер.
– Граф! – всполошился Иван Прохорович. – Вы побледнели, словно привидение увидели! Что с вами?
Емельян Прохорович и вовсе хлопнул меня своей мясистой ладонью по спине.
– Леопольд Борисович, да очнитесь же!
Елизавета-Мария с супругом уселись в коляску и укатили в ночь, сердце дрогнуло, нехотя ударило раз-другой, а потом вдруг заколотилось как сумасшедшее, кровь прилила к лицу, зашумела в ушах. Никак не удавалось сделать вдох, но я пересилил себя, со свистом втянул воздух, с хрипом выдохнул.