Елизавета Дворецкая - След черного волка
Если сейчас Ярко привезет жену – угрянскую княжну, то их права уравняются. Доброслав не собирался отказываться от борьбы, но понимал, что она станет труднее. Поэтому, едва заслышав, что на Упе видны лодьи и это, должно быть, Ярко воротился, он чуть не бегом кинулся к реке.
Близился вечер, над рекой ягодным румянцем горел закат, бросая такие же красноватые отблески на синюю воду Упы. «Словно огонь под водой», – мимоходом подумал Доброслав.
Да, это они. Доброслав напряженно оглядывал лодьи, выискивая женщин. Но не нашел ни одной. В поездку Ярко брал свою сестру Гордяну, чтобы обменять, как водится, одну невесту на другую. Гордяны с ним больше не было, а значит, хотя бы в одном посольство достигло цели: князь угрян согласился принять ее в род. А стало быть, должен был дать другую невесту взамен. Но где же она?
Купала уже осталась позади, настала горячая пора сенокоса, а вечерами старики обходили делянки ржи, проверяя: не поспела ли где? Приближалась жатва, и лишнего времени ни у кого не было. Тем не менее Ярко привез новости столь важные – в чем бы они ни состояли, – что в тот же вечер, когда начало темнеть, народ потянулся к площадке городца.
Закат отгорел, небо налилось густой синевой, на которой лишь кое‑где лежали белые мазки облаков, освещенных последними каплями света; отражаясь в реке, небо принимало черничный оттенок. Вернувшись с лугов, ополоснувшись, переменив рубаху и наскоро поев, жители Гостилова собирались на мысу перед обчинами. Все хотели услышать, как Ярко съездил. После целого дня работы люди устали, но никто не мог потратить на разговоры день сенокоса. Посередине развели костер и говорили при свете огня.
Среди женщин стояла и молодая Святкина вдова, Семислава, одетая в белую «горевую сряду». Поверх убруса она еще набросила большой белый платок, будто хотела отгородиться от мира живых. Доброслав сам послал жену зайти к ней по пути к городцу. Теперь она редко показывалась на людях, хотя и продолжала жить на богатом Святкином дворе. С ней там хозяйничала Божехна – младшая жена Святомера, но куда старше Семиславы по годам, мать троих почти взрослых сыновей, каждому из которых теперь что‑то причиталось из отцова наследства. Семислава же, не имея детей, могла распоряжаться только своим приданым, а все остальное принадлежало Доброславу, который был обязан выделить долю младшим братьям. Но кому достанется главное наследство Святомера – жена и княжий стол?
Доброслав не спешил делить отцово добро и не рушил налаженное хозяйство Семиславы. Сам часто навещал ее, осведомлялся, все ли благополучно. Он знал: среди людей ходят разговоры. Не было смысла и пытаться сохранить в тайне его влечение к молодой мачехе, и он следил лишь за тем, чтобы не дать повода упрекнуть его поступки. Он всегда был с Семиславой вежлив, приветлив и почтителен. Даже жена, Борилада, лишь вздыхала порой, но и сама думала: не так уж плохо, если они с сестрой в конце концов окажутся в одном доме…
Но нынешний случай был так важен и для Семиславы тоже, что ей нельзя было отсиживаться у себя. Смерть мужа и неизвестность будущего изменили ее: если раньше она держалась уверенно и даже задорно, то теперь была тиха, молчалива и говорила только со своей сестрой. Серебряные заушницы с лучами зерни, стеклянные бусы она спрятала в укладки и ходила лишь с одним проволочным колечком на правом виске. Раньше она не боялась Чернавы и могла посматривать на нее свысока, но гибель Святомера переменила и это. Теперь они обе стали вдовами, но Чернава была старше и годами, и положением в роду. Семислава знала: у старухи хватило бы влияния отправить ее в Навь с покойным мужем. И если та этого не сделала, то лишь потому, что думала о сыне…
Стоя среди мужчин и с нетерпением притоптывая, Доброслав часто посматривал на отцову вдову. Сейчас решится судьба их обоих. Если Ярко высватал себе угрянскую княжну, то Семислава ему уже не понадобится: нельзя иметь двух столь знатных жен. И по прошествии «печального» года сам он, Доброслав, сможет взять Семиславу за себя. Он – другое дело: брак с ее сестрой давал ему преимущественное право перед всеми прочими женихами. То, что много лет было пустой мечтой, теперь могло стать явью.
А ведь Семислава должна была с самого начала достаться ему! Даже семь лет спустя обида и досада прорывались сквозь привычную сыновнюю почтительность. Сестры были очень схожи, но Борилада казалась тенью сестры. То же миловидное лицо, голубые глаза, золотистые брови. Но не было того огня, живости, силы духа, ощущаемой даже на расстоянии.
Зато теперь, когда Семислава овдовела и погасла, сходство между сестрами усилилось.
Наконец появился Ярко в сопровождении матери и родичей, которые ездили с ним. Взглянув на их замкнутые лица, Доброслав не удержался и вновь посмотрел на Семиславу: она тревожно теребила кисть пояса.
– Будьте живы, родичи! – первым приветствовал приехавших Доброслав. – Хорош ли был ваш путь, не стряслось ли какой беды?
Ярко вышел к костру. Доброслав видел, что тот не спешит начать свою речь, и это рождало в нем надежду.
– Спасибо за привет! – Живорад, брат Чернавы, первым поклонился. – Съездили мы без беды и новости привезли важные.
– Так будьте милостивы, не томите народ! – искренне попросил Доброслав. – Люди и от работы к вечернему времени устали, и новостей ваших заждались. Что, будем мы с Вершиславом угрянским сватами? Отдают вам его дочь?
– Вершислава угрянского деды призвали! – Начеслав значительно показал в землю. – Теперь сидит у них сын его старший, Лютомер.
По толпе пробежало оживление, послышались возгласы. Лютомера Вершиславича здесь знали: многие видели его прошлым летом на Зуше, где собиралась вятичская рать для похода.
А Семислава, стоявшая с опущенным лицом, полуприкрытым краями белого вдовьего платка, вдруг вскинула глаза и впилась взглядом в говорившего. Дрожащие отсветы пламени не давали как следует разглядеть ее, но Доброслав видел, что она взволнована. Сорвать бы этот черно‑багровый покров тьмы, заглянуть ей в глаза: что в них? Испуг? Ненависть?
Она тоже знала, о ком идет речь. Прошлым летом Лютомер ее саму взял в заложницы и после отпустил, хотя мало кто верил, что он на это решится.
Опомнившись и взяв себя в руки, Семислава вновь опустила лицо, заслонила краем платка. Но Доброслав видел: это имя и сейчас, через год, взволновало ее. Вспомнились ходившие тогда разговоры: много дней молодая княгиня находилась в руках угрянского оборотня, злые языки болтали, что‑де родит княгиня теперь волчонка… Князь Святомер тогда света белого не видел, дожидаясь ее возвращения, задержал выступление рати в поход. Многие говорили, что из‑за этой задержки поход и сложился неудачно. И самому Святомеру принес смерть.
