Роман Злотников - Орел расправляет крылья
– А давно сим занимаешься? – прервав начальника пороховой розмысловой избы, поинтересовался Аким.
Паренек окинул его настороженным взглядом. А Ерофей, мгновенно переменив настрой, кинулся выгораживать подчиненного:
– Да нет. Это он так, балуется слегка. А так он все время над государевым делом трудится. Уголь спытывал разного обжигу…
– А знаешь что, Ерофей, – задумчиво произнес Аким, – а ослобони-ка его ото всех иных дел. Пущай он эти свои огненные потехи попытается до ума довести. Авось что и выйдет из этого путное.
Ерофей вытаращил глаза:
– Да… как же это?
– Ну так ведь с государевым заказом ты вроде как справился? Ничего такого срочного более нет. Так пусть парень и повозится… К тому же я там вам новую вещь привез. Мелкоскоп называется. В стекольной розмысловой избе придумали. У их наконец-то начали стекла увеличительные добро получаться. Так что теперь они и за такие вот штуки принялись. – Он доверительно наклонился к пороховым розмыслам. – Дюже забавная штука. Когда стальной излом под сей прибор подносишь, то кажется, будто с горы на землю смотришь – вместо мелкой зерни скалы да горы видятся…
Молодой экспериментатор тут же встрепенулся:
– А где он? Мне бы уголь березовый в него глянуть…
– Цыц, Дёмка! – оборвал его Ерофей. – Не лезь поперед батьки… сперва сам этот мелкоскоп спытаю, а потом уж посмотрю, кого к ему допустить, понятно?
До своей, по выражению Ерофея, «громоздкой дуры», в первую очередь из-за которой он и ехал сюда, в цареву Уральскую вотчину, Аким добрался только через два часа. Ему пришлось распаковать и собрать этот самый мелкоскоп, а потом еще и учить Ерофея, а также прилипшего к нему Дёмку, да и подтянувшихся к ним со своих рабочих мест еще двоих пороховых розмыслов, как устанавливать линзу, как настраивать зеркальце и как двигать винтом вторую, более мелкую линзу, в кою и надобно было смотреть. Впрочем, как он и думал, от такой затяжки ничего недоброго не случилось. Трое розмыслов под руководством Иринея Акинфиевича, коего, несмотря на то что этому розмыслу исполнилось всего-то двадцать семь годов, все вокруг именовали именно так, спокойно дожидались его в своем сарае. О том, что государев розмысл прибыл в цареву Уральскую вотчину, известно стало еще неделю назад. Так что часом больше, часом меньше…
– Здравия тебе, государев розмысл, – степенно поприветствовал его Ириней Акинфиевич.
– И тебе не хворать, Ириней Акинфиевич, – так же степенно отозвался Аким. – Ну показывай, чем порадуешь…
Ириней Акинфиевич развернулся и кивком указал на громоздкий агрегат. Аким несколько мгновений рассматривал неуклюжее сооружение, а затем медленно обошел его по кругу.
– Значит, вот она какова…
Ириней Акинфиевич степенно кивнул.
– Запускали уже?
– Шашнадцать раз, – коротко сообщил Ириней Акинфиевич.
Аким удивленно вскинул брови. Эх ты… вон оно, значит, как… а он-то думал…
– И как?
– На первый раз эвон, где шов заварен, пар прорвался и Гаврше всю левую сторону обварило. На второй – эвон тот клапан вырвало, – начал степенно перечислять Ириней Акинфиевич. Он вообще, несмотря на возраст, все делал степенно. Потому-то его так все и кликали…
Аким выслушал доклад с нахмуренным лицом.
– Значит… не работает покамест?
– Почему не работает? – удивился Ириней Акинфиевич. – Работает. Я же сказал – на последний, шашнадцатый раз ажно двадцать восемь минут проработала, прежде чем вот энтот золотник сорвало. Мы сюда валки притащили и через шкив ремнями к оси присоединили, так она за это время столько жести вытянула, что на водяном приводе и за час не сделаешь. Просто… ну думать надобно. И вообще… – Ириней Акинфиевич прошелся вдоль своей машины и похлопал ее по черному железному боку. – Не совсем так ее ладить надо было. Котел, в коем пар образуется, надобно…
Аким молча слушал пояснения и терзался тем, что уже сообщил государю, что тот самый механизм, коий они так долго обсуждали, совсем-де почти готов. А тут выясняется, что до того, как он готов будет, еще столько сделать надобно…
– Ладно, – прервал он степенные объяснения Иринея Акинфиевича. – Ну а сейчас-то он как? Все исправно? Показать его работу вы мне сможете?
– Сможем, – все так же степенно отозвался Ириней Акинфиевич, – токмо лучше завтра. Покамест у ей пар до той силы дойдет, чтобы поршень двинуть смог, ее часа два топить надобно…
Испытания нового парового привода начались ближе к полудню. Пока прогрели агрегат, пока натаскали из проруби и залили в бак воду (а как же – в баке ее не оставишь при таких морозах-то, враз бак разорвет), пока вода в баке нагрелась, прошло почти четыре часа. Наконец Ириней Акинфиевич, все это время с эдаким колдовским видом обихаживавший постепенно оживающий агрегат, степенно кивнул и повернулся к Акиму, положив руку на какой-то массивный рычаг. Аким внезапно вспотел. Неужто… Он сглотнул, снял шапку, вытер выступивший на лбу пот и махнул рукой. Ириней Акинфиевич навалился на рычаг, раздалось шипение, затем глухой удар, и… ничего не произошло. Массивное колесо с кривым рычагом, прикрепленным к ободу, коий другим концом был шарнирно прикреплен к рычагу, выходящему из цилиндра, дернулось и осталось на месте. Тут с Иринея Акинфиевича внезапно слетела вся его степенность, и он, резким движением вернув рычаг в прежнее положение, громко выругался:
– Николка, кто маховик в таком положении остановил, бурундей ты эдакий?!
– Виноват! – Из-за механизма выскочил другой розмысл, с массивной кувалдой, и с размаху засадил по одной из толстых спиц маховика, а затем еще раз и еще.
Маховик чуть стронулся, но тут же вновь остановился.
– Готово, Ириней Акинфиевич! – радостно проорал розмысл, снова исчезая где-то за машиной.
Ириней Акинфиевич мрачно, не встречаясь глазами с Акимом, кивнул и, напрягшись, снова дернул за тот же рычаг. Опять послышалось шипение врывающегося в цилиндр пара, удар… и массивный маховик медленно начал проворачиваться. Он сделал один оборот, другой, с каждым разом его скорость все более и более нарастала, а сарай заполнялся клубами пара.
– Пошла, родимая, – выдохнул Ириней Акинфиевич, – пошла.
А Аким стоял и смотрел, как впервые человек сам, силою, так сказать, токмо лишь собственной мысли, научился приводить в движение мертвое железо…
Ночью Аким долго лежал без сна, а перед его глазами вставали картины того, как из глубоких рудников, влекомые механизмами, текут наружу рудничные воды, как тяжелые молоты, коих на царевых заводов были многие десятки, допрежь замиравшие, едва лед сковывал заводские пруды и питающие их ручьи, продолжают стучать и стучать, как горят жаркие печи, в коих тух огонь, как только останавливались приводившие в действие их могучие меха водяные колеса… И это было прекрасно! Потому что наступало новое время. Время, в каковое разум человеческий, а не силы природные будет определять, чему и как быть. И потому будущее людей виделось ему величественным и прекрасным…
