Роберт Джордан - Разрушитель
Великолепные занавеси ручной работы прикрывали входы во внутренние коридоры, а под ногами расстилались прекрасные ковры из Вендии. Слуги обходили покои, зажигая позолоченные светильники, чтобы рассеять сгущающиеся вечерние сумерки.
Бомбатта шел все дальше и дальше, и Конан уже решил, что они пройдут весь дворец насквозь, как вдруг, войдя в очередной дворик, Бомбатта остановился, даже не оглянувшись, чтобы удостовериться, остановился ли Конан за ним. Вдоль стен двора стояли ряды каменных стел, на каждой был выложен мозаикой из алебастра, порфира и обсидиана какой-то символ. Некоторые из них были знакомы Конану по гадальным картам. Остальные были ему неизвестны, что, впрочем, мало его обеспокоило. Между стелами группами стояли люди в оранжево-черных одеяниях с начертанными на них мистическими знаками и изречениями разной степени сложности. Отдельной группой стояли те, кто носил одежды злотого цвета. Все взгляды обратились к вошедшему Киммерийцу. Его взвешивали, измеряли, прикидывали, оценивали.
– Человек по имени Конан, – объявил Бомбатта.
Конан даже не сразу увидел, что он обращается не к людям во дворике, а к Тарамис, стоящей на резном балконе и взирающей на всех них сверху.
Роскошная аристократка, так и не снявшая дорожного одеяния, вся пылала еле сдерживаемой яростью. Ее глаза сцепились с взглядом Конана. Принцесса ждала, что он отведет глаза, но Киммериец все так же спокойно глядел на нее. Наконец она раздраженно вскинула голову и приказала:
– Вымыть его и привести ко мне. – Не говоря больше ни слова, она ушла с балкона. Даже ее спина, казалось, выдавала всю ее ярость.
Однако ее чувства были не сильнее тех, что вскипели в Конане.
– Что? Вымыть меня? Я не лошадь! – прорычал он.
К его удивлению, лицо Бомбатты было не менее искажено гневом.
– Ванная здесь, вор, – процедил он, не разжимая зубов, показывая жестом Конану вновь следовать за ним.
Киммериец, мгновение поколебавшись, шагнул за своим нелюбезным провожатым. Конечно, неплохая возможность смыть с себя грязь, а тон, каким было сделано приглашение (или приказание!)… – на это не стоило обращать внимания.
Стены помещения, куда Конана привели на этот раз, были выложены мозаикой, изображавшей горные пейзажи со сверкающими быстрыми реками. В центре комнаты находился покрытый белыми керамическими плитками бассейн. Рядом с ним – жесткое ложе и маленький столик с флаконами с благовонными маслами. Четыре девушки в одинаковых белых одеждах с одинаково уложенными тугими темными косами встретили Конана. Над четырьмя парами глаз взлетели ресницы, и четыре пары рук поднялись к губам, чтобы скрыть девичье хихиканье.
– За тобой придут, вор, – сказал Бомбатта.
Конан, с улыбкой глядевший на девушек, посерьезнел и холодно сказал:
– Мне начинает нравиться твой тон.
– Да если бы ты только не был нужен…
– Не задерживайся, договорим потом. Я буду здесь всегда к твоим услугам.
Бомбатта дернулся к своему мечу, но, сдержав себя, вышел из комнаты, не добавив ни слова.
Все четыре девушки молча следили за обменом любезностями. Теперь, прячась одна за другую, они боязливо косились на Конана.
– Я не кусаюсь, – сообщил он им как можно вежливее.
Они нерешительно приблизились к нему, одновременно начав стягивать с него одежду и снаряжение.
– Мы думали, что вы будете драться с ним, господин.
– Бомбатта – отважный боец, господин. Опасный противник.
– Вы, конечно, почти такой же высокий, как он. Я даже не думала, что есть еще такие высокие люди.
– Но Бомбатта больше вас. Только не подумайте, я не сомневаюсь в вашей силе.
– Хватит вам, – засмеялся Конан. Его смех заставил их отскочить в разные стороны.
– Так, говорить по одной, понятно? Теперь послушайте меня. Первое: никакой я не господин. Второе: я прекрасно умею умываться сам. И третье: как вас зовут, хотел бы я знать.
– Мое имя – Ания, господин, – ответила самая стройная из девушек, – а это – Тафис, Анук и Лиела. Мы здесь, чтобы помыть вас, господин.
Конан оценивающе оглядел ее:
– А я-то думал, для чего-нибудь поприятнее.
К его удивлению, Ания густо покраснела.
– Это… это запрещено, господин, – пробормотала она. – Мы – жрицы Спящего Бога.
Со стороны ее подруг послышался тревожный шепот. Лицо девушки побледнело так же быстро, как покраснело минуту назад.
– Спящий Бог? Это еще что за птица?
– Пожалуйста, господин, – взмолилась Ания, – об этом нельзя говорить. Пожалуйста. Если вы расскажете кому-нибудь, меня… меня очень сильно накажут.
– Я буду нем как рыба, – успокоил ее Конан. Но как он ее ни упрашивал, больше ни она, ни ее подруги не произнесли ни слова, кроме как о его купании.
Он покорно позволил намылить себя и растереть мочалкой. Затем с него смыли пену, ополоснули проточной водой и растерли мягкими полотенцами. Настала очередь благовонных масел. И хотя Конан постарался избежать самых резко пахнущих снадобий, ему все равно казалось, что от него за версту несет благоуханиями, как от какого-то придворного щеголя.
Когда девушки одели его в рубашку и брюки из белого шелка, в комнате появился маленький, высохший, абсолютно лысый человек.
– Мое имя – Ярванеус, – сказал старичок, слегка поклонившись, – я старший придворный распорядитель ее высочества принцессы Тарамис.
По его тону было понятно, что его положение все-таки несколько выше, чем у уличного вора.
– Если ты готов, я отведу тебя к… – Он прервал свою фразу, увидев, что Конан взялся за ремень с ножнами и мечом. – Здесь тебе это не понадобится.
Конан лишь взглянул на него, а затем спокойно затянул ремень, пристроив поудобнее меч и кинжал. Он и вообще-то не любил оставаться безоружным. И чем больше он находился во дворце Тарамис, тем меньше ему нравилась идея расстаться со своим мечом именно здесь.
– Веди меня к Тарамис, – сказал он. Ярванеус отчетливо произнес:
– Я отведу тебя к принцессе Тарамис. Киммериец лишь жестом поторопил его, всячески показывая, что давно ушел бы сам, если бы знал, куда нужно идти.
Сюрприз следовал за сюрпризом. Старичок покинул его не в приемном зале, как можно было бы ожидать. В этой комнате позолоченные светильники освещали стоявшую в одном из углов огромную круглую кровать, под покрывалом из белоснежного шелка. Мраморный пол покрывали толстые мохнатые ковры вендийской и иранистанской работы. В центре стоял низкий полированный медный столик, на котором возвышался стеклянный кувшин с вином и два кубка чеканного золота. Тарамис, от шеи до пят затянутая в черный блестящий шелк, сидела на полу, облокотившись на подушки, разбросанные вокруг столика.
