Александр Лекаренко - Остров Рака
Через полчаса они сидели в скромном, но вполне прилично обставленном кабинете, все четыре стены которого занимали книжные полки. Если бы он не пришел сюда своими ногами и не видел своими глазами, как от прикосновения сухонькой стариковской ладошки раздвигаются монолитные стены, он бы никогда не поверил, что этот профессорский кабинет находится в недрах горы. Но перед этим они были в маленькой, стерильно-чистой лаборатории, где профессор предложил ему снять куртку и набрал в шприц бесцветной жидкости из маркированной латиницей ампулы. – Эфедрин, - пояснил он, - Через минуту будете трезвы и здоровы.
Теперь они сидели в креслах, в уютном свете лампы с зеленым абажуром и пили чай. – Больше никогда, - говорил профессор, - Никогда, никогда, никогда не прикасайтесь к алкоголю. Есть люди, которым можно, а есть – которым нельзя. Вы относитесь к тем, которым нельзя. – Как вы можете это знать? – Это часть моей работы – определять психофизиологический тип человека, я занимался этим всю жизнь. Вы знаете, отчего вымерли коренные американцы? – Оттого, что их выбили европейцы, - усмехнулся он. – Нет, - отрезал профессор, - Коренные американцы вымерли от алкоголя. Империи и цивилизации, целые народы были вытравлены с лица земли водкой. Метисы, да кучка дикарей, забившихся в джунгли – вот и все, что от них осталось. – Почему же европейцы не вытравились? – Другой химизм организма. Коренные американцы относились к иной и более древней расе. То, что для европейца – пьянство, длиною в жизнь, то для ацтека или инка – токсикомания, вгонявшая в гроб в течение нескольких месяцев. Кстати, по этой же причине Мохаммед запретил арабам употреблять алкоголь – семиты плохо его переносят, быстро спиваются. Так же, как и тюрки. Если бы они пили, то не было бы ни сказочного Багдада, ни Дамаска, ни иберийских университетов, ни Блистательной Порты – они до сих пор крутили бы хвосты верблюдам. Разные человеческие породы – разный метаболизм. Запад, то есть Америка тысячелетиями употреблял кокаин и мескалин, равно, как и Восток, то есть Азия – опиум и ничего с ними там не случилось. Но европейцев эти же наркотики косят, как траву. Почему? Органическая химия – различная химия различных организмов. – Что позволено Юпитеру, то не позволено быку? – полувопросительно заметил он. – Именно. Есть химикаты, убивающие мышей, но совершенно безвредные для кошек, хотя и те и другие – млекопитающие. Вирус СПИДа передается европейцу только через кровь или половым путем. Но в Африке есть страны, где инфицировано до 70% населения, черт знает, каким путем. Нельзя же всерьез полагать, что они там все подвержены свальному греху или людоедствуют целыми государствами? Человечество и сейчас намного более неоднородно, чем полагают демократствующие политики, но были времена, когда оно вообще состояло из разных видов, хотя и относившихся к одному семейству. – И что это были за времена? – А вот об этом и о многом другом, в частности о том, почему вам нельзя пить, мы поговорим позднее. Осталось около получаса до того, как закончится действие эфедрина. Рекомендую вам использовать это время, чтобы принять душ и сменить одежду, я дам вам пижаму. Затем вы получите этаминал и спокойно проспите восемь часов. А после этого мы возобновим наше собеседование, если захотите.
Глава 10
- Вы можете совершенно не опасаться, что ваше начальство нагрянет сюда с инспекцией, - говорил следующим утром профессор за чашкой чая, - В бытность мою на острове за те двенадцать лет, что он находится во владении каких-то непонятных контор, такого ни разу не случалось. Это вам не советские времена мрачного тоталитаризма, когда человеку просто не дали бы загнуться просто так. Это вам времена ласкового либерализма – уплачено и выживайте, как знаете, никто не вспомнит о вас до весны следующего года. – Но что они здесь делают летом? – Да ничего не делают. Люди, которые здесь крутятся, называют себя учеными, но они так же похожи на ученых, как я – на Мэрилин Монро. Считается, что они проводят какие-то исследования в области гидрологии. Но по моим наблюдениям они просто весело проводят время – купаются, загорают, катаются на досках. Ну и флиртуют, конечно. – И за все эти годы вас ни разу не обнаружили? – С достоверностью – ни разу. Хотя среди них кочует байка о каком-то приведении, но они сами в нее не верят, просто пугают своих подружек. Откуда им знать? Я – истинный хозяин и коренной обитатель острова, я здесь был уже тогда, когда здесь еще ничего не было, а они – перелетные птицы, временные насельники. Откуда им знать, что из себя представляет это сооружение? – Вы изучали здесь турбулентность? – Какую к черту турбулентность? «Турбулентность» - это кодовое название, маскировка. Мы изучали здесь психофизиологические возможности человека. – И для чего понадобилась эта сумасшедшая чаша? – Чаша? – профессор усмехнулся, - Чаша появилась совершенно случайно, как и котлован в море, это просто побочный продукт экспериментов, потом уже к делу приспособили. – И что же это были за эксперименты такие? – Профессор задумался, подергал себя за бороду, - Вы знаете, я с вами беседую здесь лишь по той причине, что вы – человек, дошедший до последней крайности, я просто не мог бросить вас там, на причале. Лицо у вас интеллигентное и я точно знаю, что мог бы излечить вас от ваших проблем, как я это уже сделал для множества других людей. Но вот секреты раскрывать повременю. – Опасаетесь, что продам врагам? – Опасаюсь, - с вызовом сказал профессор, - Любое правительство, любой страны мира не задумываясь, начнет атомную войну, чтобы завладеть, - профессор постучал себя пальцем по лбу,- Этими секретами. – Тогда почему ваше руководство оставило это, - он указал на профессорскую голову, - Беспризорным на этом беспризорном острове? – Потому, что я беспризорник и есть, - профессор ухмыльнулся, - У меня нет, и никогда не было никаких родственников. Я приехал сюда сорок семь лет назад, молодым, двадцатишестилетним ученым и с тех пор не покидал острова. – Ни разу? – Ну, не то, чтобы совсем ни разу. Выезжал, раз пять, но мне не понравилось. Здесь же было все: чистая постель, великолепная библиотека, столовая с такими деликатесами, которые не во всяком ресторане найдешь. – А женщины? – Сколько угодно и вполне дружелюбно настроенных – солнце, знаете ли, морские купания. На какой курорт мне было ехать, когда курорт был у меня под ногами и притом бесплатный? – Но вам платили? – Конечно, платили, и очень неплохо, тем более что я стал сначала кандидатом, а потом и доктором наук. – Не выезжая с острова? – Почти не выезжая. Зачем? Практически все специалисты по темам сидели на этом острове, да и диссертации были закрытыми. – Не скучали? – Отчего скучать? Здесь были уникальные условия для работы, сюда привозили фильмы, которые не шли ни в каких кинотеатрах, здесь были видеомагнитофоны и спутниковые антенны, когда никто и слыхом не слыхал о таких вещах. – И вас оставили сторожить все это? – Профессор помрачнел, - Нет. Я сам остался. Когда все начало рушиться, я задумался. У меня не было ни дома, ни семьи, ни друзей, а в последствии не стало и Родины – идти мне было некуда. Я был вполне обеспеченным человеком, но мои законопослушные деньги, как вы понимаете, вскоре накрылись под обломками сберкассы. Однако еще до того я начал готовиться. На острове возникла некоторая неразбериха, механизм еще функционировал, но признаки декаданса уже стали явными: заменили одного начальника, потом другого, люди уезжали и уже не возвращались. В конце концов, появились работники, которые не могли передвигаться по подземным сооружениям без карты в руках и почти не знакомые между собой. В этих условиях не так уж трудно было оборудовать себе тайное убежище и склад провианта. Но впоследствии все мои хлопоты оказались бессмысленными. – Почему? – Да потому, что они просто бросили здесь весь НЗ, рассчитанный на два года для пятидесяти человек. Учитывая, что я питаюсь в основном продуктами моря и выращиваю овощи в гидропонной установке, мне этого запаса хватило бы еще лет на десять, если бы я рассчитывал прожить так долго, начиная с сегодняшнего дня. Вы знаете, эта их бесхозяйственность долгое время вызывала во мне надежды, смешанные со страхом. – Отчего же? – Оттого, что она вызывала впечатление обдуманной хозяйственности, они оставили не только НЗ, они оставили генератор, горючее, медикаменты, только намертво закупорили тоннели – и я полагал, что они вернутся. Но они не вернулись. – Много чего произошло за эти двенадцать лет. – Верно. Возможно, что и некому стало возвращаться, на так уж много людей было посвящено в проект. – Но как вам удалось исчезнуть? – Просто. Суда приходили и уходили, и никто не считал по головам отъезжающих и сопровождающих грузы. Здесь ведь много чего было, помимо указанных мелочей - холодильные установки, радиолокационная станция, причальное оборудование и все это вывезли. Я взошел на одно из судов с открытым забралом, а выскочил в рабочей одежке, с шапчонкой, надвинутой на нос. Затем, проник внутрь горы через только мне известный, замаскированный вход и дождался последнего гудка. Вот и все. – Вас не искали? – Здесь не искали. А на Большой Земле, где меня, человека без адреса, было искать, на территориях, которые только-только начали делить под государства? – Не могу поверить, чтобы ученый, всю свою жизнь посвятивший научным исследованиям, мог вот так, запросто, похоронить себя в бетонной горе. – А я и не похоронил, - ухмыльнулся профессор, - Я продолжаю заниматься научными исследованиями. – И что же вы изучаете? – Атлантиду.
