Роберт Говард - Чёрные колдуны
— У меня пленница, — ответил киммериец. Он шагнул к валуну и вытолкнул на свет дрожащую вендийку.
Деви потеряла всю свою надменность и величавую осанку. Она с испугом глядела на бородатые лица страшных людей, чувствуя что-то вроде благодарности к своему голубоглазому похитителю, который обнял ее жестом властелина. Вожак вазулов приблизил к ее лицу факел, его люди шумно засопели и придвинулись. Добыча киммерийца и впрямь была хороша.
— Но-но! — предостерег Конан, многозначительно глянув на убитого им вазула. — Это моя добыча. Я вез ее в Афгулистан, а вы, недоумки, убили моего коня. Учтите, наиб Пешкаури выслал за нами погоню, и стражники не побоятся сунуться в ущелье.
— Поехали в нашу деревню, — предложил Яр Афзал. — В расщелине спрятаны лошади, а в темноте нас никто не выследит. Так, говоришь, погоня недалеко?
— Так близко, что я уже слышу топот их копыт по камням, — значительно произнес варвар.
Вазулы не стали больше медлить: встречаться с пешкаурскими стражниками им вовсе не хотелось. Факел погас, и оборванцы растворились во мраке. Конан подхватил Деви на руки, она не сопротивлялась, чувствуя себя слабой и беззащитной в зловещей тьме, окутавшей ущелье. Да и идти по острым камням девушка не смогла бы: ее изнеженные ноги были обуты лишь в мягкие туфельки.
Почувствовав, что его пленница дрожит от холода, киммериец снял с павшего коня свернутый плащ и закутал девушку. «И не вздумай позвать на помощь!» — зловеще шепнул он при этом. По правде, она не слышала стука приближающихся копыт, о котором говорил вазулам Конан, да и была слишком напугана и измучена, чтобы надеяться на спасение.
Глядя вверх, она заметила, как исчезли звезды, и поняла, что они углубились в расщелину, где недавно прятались разбойники. Услышала фырканье и приглушенное ржание коней, голоса предводителя и киммерийца, что-то обсуждавших. Конан оседлал коня убитого им вазула и усадил девушку перед собой. Бесшумно, словно приведения, вся банда выехала из расщелины на дорогу. Мертвый конь и убитый остались позади. Полчаса спустя на них наткнулись всадники из крепости, и Чундер Шан сделал для себя соответствующие умозаключения.
Пригревшись на груди своего похитителя, обнимавшего ее сильной рукой, Жазмина не могла одолеть сон. Тропа, на которую свернул отряд, то поднималась в гору, то спускалась в низину, неторопливая езда убаюкивала, потрясения последних часов и усталость наливали веки свинцовой тяжестью. Жазмина потеряла счет времени. Всадники бесшумно двигались в темноте, иногда над кромкой скал мелькало звездное небо, словно свод зала, опирающийся на стены горных круч. Из невидимых провалов долетали порывы холодного ветра, вендийка зябко куталась в плащ, плотнее прижимаясь к могучему всаднику, забыв, что еще недавно бессильно колотила его в грудь, пытаясь освободиться. Понемногу дрема поглотила ее: стук копыт, скрип упряжи, стук ножен о седла — все казалось нереальным отзвуком сонного бреда…
Жазмина с трудом осознала, что кто-то снимает ее с коня и несет куда-то вверх по ступеням. Потом ее опустили на что-то мягкое, под головой оказался свернутый плащ, а сверху — теплое одеяло, пахнущее зверем. Словно сквозь плотный полог она услышала смех Яр Афзала.
— Ценная добыча, Конан! Достойная вождя афгулов.
— Я взял ее не для себя, — послышался ворчливый ответ. — За эту девчонку я выкуплю из плена семерых моих вождей, Нергал их задери!
Это было последнее, что слышала Деви, погружаясь в глубокий сон.
Она спала и не знала, что в эту ночь среди гор решается судьба Вендии. В мрачных ущельях и на горных тропах звенели по камням подковы, свет звезд отражался на шлемах и кривых саблях: всадники прочесывали каменные лабиринты, овраги и долины.
Настороженные глаза следили за ними из-за обломков скал на дне глубокого оврага, ожидая, пока стук копыт затихнет вдали. Странные люди на исхудавших конях молча таились во тьме. Когда стражники удалились, их предводитель, крепкий мужчина в шлеме и плаще, расшитом золотом, тихо рассмеялся.
— Ищейки наиба потеряли след! Или сообразили, что Конан уже в афгульском селении. Много воинов нужно, чтобы выкурить зверя из его норы. На рассвете Чундер Шан приведет большое войско.
— Будет схватка, будет и добыча, — сказал кто-то за его плечом на иракзайском наречии.
— Будет добыча, — отвечал человек в шлеме. — Но сначала мы должны попасть в долину Гурашах и дождаться конницу, которая уже вышла из Секундерама.
С этими словами он пришпорил коня и выехал из оврага. Его люди двинулись следом — словно тридцать призраков в развевающихся лохмотьях.
Черный жеребец
Когда Жазмина проснулась, солнце уже поднялось высоко над скалами. Девушка продолжала лежать, припоминая вчерашние события: похищение, долгую скачку, встречу с разбойниками. Кости ломило, тело все еще ощущало крепкие объятия сильных рук голубоглазого мужчины, который увез ее так далеко от дома.
Ложем ей служила подстилка из листьев, покрытая овечьей шкурой, под головой был свернутый плащ Конана, меховое одеяло сползло на утоптанный глиняный пол. Деви поспешно натянула его до самой шеи и огляделась. Неровные стены дома были сложены из огромных валунов, скрепленных высохшей на солнце болотной глиной. Мощные балки поддерживали крепкие доски потолка, в которых она заметила прикрытый крышкой лаз. Вместо привычных окон в толстых стенах были прорублены узкие бойницы. Дверь, ведущая из помещения, представляла собой огромную бронзовую плиту, несомненно украденную с какой-нибудь вендийской башни. Напротив виднелся каменный загон, отделенный от жилого помещения деревянной решеткой. Пофыркивая и жуя сено, там топтался великолепный черный жеребец. Дом служил обитателям и крепостью, и жилищем, и конюшней.
В другом конце комнаты возле небольшого очага на корточках сидела горянка в широкой кофте и мешковатых штанах. Она обжаривала ломти мяса на железной решетке, укрепленной на камнях. Дым костра частью уходил в закопченное отверстие в потолке, частью — стелился по комнате голубоватыми прядями.
Горянка мельком взглянула на Жазмину, обратив к ней красивое лицо со смелыми чертами, потом вновь вернулась к своему занятию. Снаружи послышались мужские голоса и, отворив дверь ударом ноги, в комнату вошел Конан. Утренний свет осветил его могучую фигуру, и Жазмина заметила то, что не видела в ночной темноте. Одежда варвара был чистой и незаношенной, широкого бакарийского пояса, за которым торчала рукоять кинжала, украшенная серебряной инкрустацией, не постыдился бы и князь, а в расстегнутом вороте рубашки поблескивала сталь туранской кольчуги.