Вольнов - Zona Incognita
Э-э, тут вот, Валентин Петрович, такая фигня. — Лаборант пошевелил торчавшими из решётки пальцами. Они застряли в ячейках, составили компанию белому комочку, не поддающемуся классификации.
Дай-ка гляну. — Горовский достал из нагрудного кармана очки в тонкой металлической оправе, деловито водрузил их на переносицу и принялся осматривать руку юного сотрудника.
Эти старые очки не имели никакого отношения к новомодным. Бывший профессор, вполне возможно, носил их ещё в пору студенческой юности, выпавшей на начало двадцатых. В то время контактные линзы и коррекция зрения были уже вполне обычным, но далеко не повсеместным явлением. Люди не торопились избавляться от укоренившихся привычек, жили неспешно, будто вечность есть и совершенно ничего не угрожает нормальному течению жизни... Зона была ещё маленькой, локальной, а кошмарная катастрофа двадцать шестого ещё никому и в страшном сне не снилась. И в помине не существовало никакого Периметра, которым человечество было вынуждено отгородиться от Чёрного Края в конце двадцатых годов.
Аномальный текучий хаос диаметром шестьсот километров, что возник в одночасье, после скачкообразного расширения зонной территории, ещё не угрожал будущему планеты Земля. Тридцать и больше лет назад земляне жили себе, не тужили! Планы строили на всю жизнь вперёд. Не то что ныне. В любой момент Зона снова ка-ак вспухнет, как раскинет щупальца черноты тысяч на шесть километров... Никому и ничему на планете мало не покажется. Уж кто-кто, а научные сотрудники подразделений и филиалов «ОтЗона», законспирированного в структуре российского МЧС, в этом ни секунды не сомневаются.
Если это произойдёт, тогда нормальной реальности наступит конец. Черноту, сожравшую не сотни тысяч, как сейчас, а многие миллионы квадратных километров никаким «Замкнутым Забором» Периметра не отсечёшь. Тогда уже от прямого влияния Зоны нигде на Земле не спасёшься. Останется лишь один выход: убегать в космос. Но к этому исходу человечество, увы, ещё не готово. Далеко не готово. Если кому-то хотелось так напугать человечество, чтобы оно иаконец-то покинуло свою колыбель и ушло в космос, то неизвестные «родители» Зоны сделали это слишком рано.
Что ж, Шурик, ампутация, однозначно. — Зав-складом причмокнул губами и достал из бокового кармана халата маленькую плоскую фляжку. — Сто грамм для храбрости?
Да ну вас! — Парень после жёсткой посадки временно утратил способность воспринимать какие-либо шутки. Он отмахнулся и начал отряхивать с себя мусор.
А это откуда?!
Голос пожилого мужчины неожиданно прозвучал испуганно. Петрович, наконец-то сфокусировавший взгляд на белом окатыше, схватил запястье лаборанта своей жилистой рукой.
Не знаю, Валентин Петрович, прикатилось вот...
Ты его руками не трогал?! Скажи, что не трогал!!! — буквально взревел Горовский, ещё сильнее сжимая запястье молодого.
И хотел было Шурик ответить, что нет, мол, не трогал, не успел тронуть, но прозвучал лёгкий хлопок, и после ярчайшей вспышки окатыш исчез. Начинающий лаборант и бывший маститый профессор даже не поняли, в какое мгновение умерли. Их кожа мгновенно покрылась мелкими трещинами и приобрела голубоватый оттенок. Одежду, стены, пол, шкафы и всё остальное постигла такая же участь. После резкого толчка и потрескиваний, несущихся со всех сторон, движение в секторе замерло. И только гравитация, по нормальным законам природы пока что неизменная даже при температуре абсолютного ноля, медленно тянула вниз пылинки воды, кристаллизовавшиеся в воздухе.
В сфере диаметром тридцать метров всё и вся мгновенно замёрзло. Живое умерло, неживое стало ещё более неживым. Активированную аномалию не остановили ни стены, ни земля. Единственное, что могло противостоять активации, — это поле, генерируемое установкой ИНМЭД. Той самой, что недавно была вновь собрана, реанимирована после десятилетий забвения в старом бункере. Но импульсный ноосфер-ный модификатор электродинамический, расположенный не где-нибудь, а уровнем ниже сектора обеспечения, бездействовал. По стандартной процедуре он был выключен для охлаждения за час до окончания рабочего дня. Поэтому абсолютно ничего не сумел противопоставить вселенскому холоду, который уничтожил его. Охладил окончательно и бесповоротно.
В одну секунду человечество утратило прототип оружия, которое при определённом стечении обстоятельств давало хотя бы призрачный шанс.
Шанс на то, что людям удастся одержать победу в войне против Зоны...
2
В буквальном смысле оказываться в нужном месте и в нужном времени он умел «по своему хотению, по своему велению». Но желание менять внешние и внутренние параметры собственного организма не входило в число истинных. Потому оно и не исполнилось. Всегда и везде он с виду оставался самим собой.
Скитаясь по Зоне в разных точках времени и пространства, он вынужденно брал различные псевдонимы. Тем не менее невольно породил несколько легенд О странных сталкерах, уж очень напоминавших друг дружку. Мысленно же сам себя он звал Штрих. Память подкинула ассоциацию, с коротким словом, когда-то прочитанным на бутылочках с вязкой краской, которой можно было замазать буковки опечаток и целые строки. Чёрное — белым. Интересно, выпускался ли хоть когда-нибудь аналогичный продукт чёрного цвета для вымарывания белого шрифта?
Самое первое зонное имя, по традиции данное неопытному первоходку другим сталкером, использовать не стоило. Потому Штрих закопал его в придонных глубинах памяти и берёг как сугубую драгоценность. Как символ бередящих душу воспоминаний о том, что было, было, но прошло. Это имя не позволило ему совсем забыть, что главным словом является «было», а не «прошло». Хотя после всех событий в это верилось с неимоверным трудом.
Конечно, он вполне мог отправиться туда, в прошлое. Посетить самые первые недели своей жизни в Зоне и кое-что «исправить». Там есть что подправлять, есть... Но Штрих никогда не сделает этого. Начальный период он сам объявил запретной зоной. Строжайшее табу было оптимальным решением.
Намеренно или случайно внеся какой-либо новый штришок в свою собственную судьбу, он рисковал слишком многим. Он мог не очутиться в нужном месте в нужный час. А ему обязательно надо сохранять необходимое состояние души в тот самый миг, когда исполнится желание освободиться от жёсткой привязки к линейному течению «реки» времени, ещё
древними греками названной Хронос. Конечно, в итоге он освободился не целиком и полностью, как мечтал, но всё же, всё же... По крайней мере ему вполне хватало, чтобы гасить даже проблески соблазна, чтобы отбить само намерение и впредь корректировать собственную жизнь.
