Алекс Макдуф - Хозяин Океана
— Промысел богов туманен, — заговорила жрица, и с первых слов стало ясно, что она возражает Дубтаху, хотя и старается скрыть сие сколь возможно. — Путь пелен-тана был долог и извилист, и — кто знает? — возможно, ему было суждено продлиться, если бы гость, не ведающий обычая Най-Брэнил, не прервал его. Воля богов была нарушена, но не жителями Най-Брэнил и не столь дерзко. Так или иначе, гнев богов падет не на Най-Брэнил. Но и участия богов в судьбе нашего острова ждать не следует. Эта судьба вручена женским рукам, и от женщин придет спасение, если ему суждено прийти!
Лицо верховной жрицы оставалось бесстрастным, но черные бездонные глаза ее пылали затаенным жаром.
Все замерли, ожидая слов короля.
— Я зрю во всем этом добрый знак, — рек Бренн, вставая во весь свой немалый рост. — Боги покровительствуют королеве Ниам и прибывшим к нам воинам Ордена. И боги велят нам самим трудиться, не покладая рук и не полагаясь лишь на волю богов, на благо Най-Брэнил. И не должно нам противиться высшей воле. Пусть праздник, что начнем мы немедля, станет свидетельством нашего почитания богов и верности законам Королей. Я, Бренн, король Най-Брэнил, сказал так!
* * *— Карнавал начинается! — возгласили в портике в который уже раз. Теперь это, кажется, сделал церемониймейстер.
«Ну, коли челядь сказала, что карнавал начался, значит, он начался», — подумал Конан и досадливо прикусил губу. Нет, он ничего не имел против королевы Ниам: королева предстала женщиной привлекательной и полной всяких иных достоинств, но вот объясниться с Ойсином и Ллейром он так и не успел.
А карнавал и вправду начинался. В мгновение ока куда-то исчезли столики и лавки, пол был чист, собак увели. Пропали, словно в воздухе растаяли, жрецы и жрицы. Что самое удивительное, подевались неизвестно куда и многочисленные придворные, только что пировавшие здесь и внимавшие королю и жрецам. Впрочем, последний секрет раскрылся легко: в затемненном пространстве меж колоннами киммериец углядел что-то вроде ширмы или шатра. Должно быть, там и облачался для празднества местный высший свет.
А праздник грянул: мощный, как водоворот, захватывающий, яркий, как тысяча костров, сыплющий искрами и брызгами веселья и неистовства, безудержный, как горный поток, лукавый, коварный и непредсказуемый, как странствие, и ослепительный в своей кричащей нелепости, как сон.
Из леса колонн в центральный проход выехала колесница, запряженная четверкой. Лошади были самые настоящие, и серебряный звон их подков рассыпался по портику, словно бы падали и звенели серебряные монеты. Возницей был ужасного вида огромный чернокожий в набедренной повязке с золотым кольцом в носу и грубыми, но опять-таки золотыми браслетами на запястьях, весь расписанный разноцветной краской. Ужасным делал его оскаленный рот, кой и ртом-то назвать было затруднительно, скорее это была пасть, как у гигантского нетопыря.
Рядом с возницей стоял величественный король в сияющей, украшенной самоцветами короне. Сей царственный муж ростом превосходил даже своего возницу и был, пожалуй, не ниже Конана или Ллейра. Одет он был в шитую жемчугом и серебром парчу и шелк, и даже в черную смоляную бороду его были заплетены золотые нити. Густые черные брови владыки были сдвинуты грозно, а очи метали молнии. Но из огромного золотого рога, кой держал он в руке, сыпались золотые монеты, и согбенные, ряженные в лохмотья и отрепья косматые варвары с мечами и дубинами, с жадностью хватали золото и дрались из-за него, а потом падали подобострастно ниц, провожая монарха приветственными воплями. Внезапно король извлек откуда-то из складок роскошной своей мантии серебряную трубу, поднес ее к губам и протрубил. Звук при этом был такой, будто петух прокукарекал.
Моментально варвары перестали заниматься междоусобицей, но тут же выстроились ровными рядами и полезли на колесницу, стараясь стащить с нее короля. Из-за спины карнавального монарха вылезли двое стражников в блестящих латах и кольчугах с копьями и мечами, и между ними и нападающими началась схватка. Лошади были остановлены, дикари лезли и лезли на повозку, и хотя воины и сам король искусно отбивались, нападавших было много больше. В конце концов они выкинули из колесницы и короля и стражу, саму повозку разломали, а коней увели. Потом они сорвали с короля его одежды, обобрали воинов и сами нарядились в парчу и шелк, кои успели разорвать на части во время дележа. Вид у них в этих одеждах, которые они вдобавок ко всему совершенно не умели носить, был до того потешный и нелепый, что даже серьезный Ойсин не выдержал и прыснул со смеху. Король Бренн улыбался уголками рта, но улыбка эта показалась Конану горькой. И тут же Конан с неудовольствием заметил, что слишком увлекся лицезрением представления, и королевы Ниам на ее месте рядом с королем уже нет. Резонно предположив, впрочем, что так или иначе Ниам объявится на карнавале, Конан вернулся к созерцанию торжества.
А посмотреть было на что. Варвары продолжали свои буйные торжества и пляски, прыгали через разожженные костры и пили из огромной бочки хмельной напиток, зачерпывая его гигантскими кружками и рогами, когда вдруг прямо с неба — а так можно было бы сказать, если бы Конан не знал, что над портиком есть мощные перекрытия, и еще далеко вверх уходят склоны Най-Брэнил, — спустились, скользя по невидимым нитям, создания ночи и луны с огненными или серебряными длинными растрепанными волосами, одетые в такие туники и юбки, что неизвестно, как эта одежда держалась на их молодых прекрасных телах, поддерживаемая немыслимым по тонкости переплетением ремешков, ленточек и шнурков. Это были колдуньи и ведьмы. Не долетев пару-тройку локтей до земли, они спрыгивали вниз с пронзительным визгом и вовлекали пирующих варваров в дикую и сумбурную пляску, чему дикари были весьма рады.
Музыка играла не переставая, и приобрела теперь быстрый, даже бешеный темп, наполнившись резкими, пронзительными нотами, каковые тем не менее слитно составляли зажигательную мелодию.
Инструменты играли звучно и четко, будто обещая впереди нечто и вовсе невообразимое и мистическое, плели свое звенящее кружево, словно сужая круги к неведомому центру. Ритм же задавали глухо рокочущие ударные, и был он словно поступь рока, завораживающим и неотвратимым.
Тем временем игры и пляски дикарей с ведьмами обещали вот-вот превратиться в настоящую оргию, поелику разожженные хмелем и похотью могучие воины принялись преследовать своих неожиданных подруг, но ведьмы, вроде и не сопротивляясь, в последний момент ловко уворачивались от жадных объятий и цепких рук, еще более распаляя тем самым своих обожателей. Когда, казалось, забавы эти достигли апогея, и один из мужчин, торжествуя, наконец схватил свою пассию и готов был уже овладеть ею, да и она нисколько не возражала против этого, музыка, завершив последний круг, рухнула в пропасть тревожным резким аккордом.
