Вячеслав Афончиков - Потерянный шпион
– Что все это означает, капитан? – В его вопросе, взгляде, в нем самом не было ничего, кроме смеси презрения, гнева и брезгливости.
Шмидт вспомнил, как в годы юности, когда он еще учился в Академии Государственной Стражи, его друг Мишель Блитштейн, тогда – студент Рутенбургского университета, рассказывал ему про одну забавную теорию, выдвинутую неким профессором. Суть этой теории сводилась к тому, что звезды, которые мы видим на небе, находятся так далеко, что можно наблюдать их свет даже после того, как они совсем погаснут, причем – в течение довольно длительного времени. Молодой Шмидт тогда хохотал до упаду – нет, определенно, все эти ученые профессора – чокнутые люди. Мыслимое ли дело, чтобы мы видели свет звезды, которая погасла? Сейчас ему пришло в голову, что тот профессор, может быть, и не был таким уж сумасшедшим. В данный момент он наблюдал то же самое – надменный и презрительный взгляд господина зихерхайтспрезидента был светом того мира, мира бюрократии Крон-Регента, мира, который умер час назад. Шмидт позволил себе полюбоваться этим светом еще несколько секунд, а затем, подойдя вплотную к главе своего департамента, резко, наотмашь ударил его прикладом кавалерийского штуцера по лицу. Что-то хрустнуло, ухнуло и всхлипнуло, господин зихерхайтспрезидент опрокинулся назад и, зашипев нечто невнятное, повалился на пушистый ковер. Его лицо не выражало ни боли, ни испуга, все его чувства в этот момент можно было описать одной лишь фразой: «Этого не может быть!»
– Администрацию Крон-Регента и его Высший совет объявляю арестованными! – четко и громко в наступившей в зале гробовой тишине разнесся голос Шмидта. – Кто еще хочет удостовериться в моих полномочиях – прошу поднять руки!
Рук никто не поднял, и зихерхайтскапитан Департамента Государственной Стражи Густав Шмидт впервые за много месяцев засмеялся легко и непринужденно; так искренне, как могут в нашей жизни смеяться только дети, с нею еще совсем незнакомые…
Эпилог
Прошло шесть месяцев. Весна, наступившая в этом году необычно рано, уже полностью обрела свои права. Веселая зелень травы и щебетание птиц убеждали каждого, что жизнь прекрасна, что она сулит много нового и интересного, что вновь у каждого из нас есть шанс узнать, увидеть, почувствовать что-то новое, необычное; порадоваться и полюбить.
Странник стоял около перекрестка двух оживленных дорог и размышлял, в какую сторону отправиться дальше. На нем был походный плащ – накидка из простой грубоватой ткани с глубоким капюшоном, скрывавшим верхнюю часть его лица. Чем-то он был похож на странствующего монаха, впрочем – в определенные периоды времени все воспитанники Обители бывали на них похожи. Он отошел с дороги для того, чтобы пропустить маршировавшую по ней сотню новобранцев, возглавляемую лихим усатым сержантом. На лицах молодых солдат был уже легкий весенний загар, что неудивительно – в последнюю неделю солнечная погода радовала всех своим постоянством. Новобранцы пели старинную солдатскую строевую песню, и было видно, что они по-своему рады – рады солнцу, освещавшему их лица, рады легкому прохладному бризу, дувшему с северо-запада и освежавшему марширующих, рады песне, которая хорошо ложилась на строевой шаг и ладилась. Правофланговый в первой шеренге показался Страннику знакомым, и он пригляделся к нему повнимательнее. Это был тот самый мужчина, у которого они с Большим Майком останавливались на ночлег в деревне, полгода назад. Но как же он изменился! В сущности, это был не взрослый мужчина, а парень; теперь стало хорошо видно, что он молод и от природы весьма здоров. Его лицо потеряло одутловатость и приобрело здоровый, чуть коричневатый оттенок – это было лицо человека, много работающего на свежем воздухе. Нет сомнения, что он, впрочем, как и все остальные, тоже пил Кровь Дракона. Казалось, что жидкость, доставленная Странником из предгорья, подарила ему другую жизнь. Странник чуть усмехнулся – на самом деле это было не совсем так – скорее Кровь Дракона просто подарила ему иную смерть.
Если бы марширующим солдатам сказали сейчас, что всех их вместе свела, поставила в строй и отправила в поход воля этого неприметного, среднего роста человека в сером плаще с капюшоном, скромно стоящего у обочины, то они, несомненно, расхохотались бы во всю силу своих молодых глоток. Сам Странник сейчас тоже уже был не уверен в том, что все было именно так.
– Тони, Тони, ну подожди же! – услышал он откуда-то справа молодой звонкий голос и обернулся. За строем новобранцев быстро бежала симпатичная стройная девушка с узелком в руках. Она догнала строй и, обняв одного из бойцов, крепко расцеловала его и всунула ему в руки свои гостинцы.
«Тони, – подумал Странник. – Энтони. Энтони Томпсон – так звали молодого петерштадтского паренька, который предпочел службу на границе спокойной карьере юриста. Паренька, которого уже много лет не существовало на свете…»
У него было сейчас все необходимое для того, чтобы обрести покой. Он не испытывал недостатка в деньгах, хотя и не представлял себе, куда их можно истратить. Странник подумал, что, наверное, правильнее всего было бы отдать большую их часть тому милому чудаку-идеалисту, главному лекарю по имени Браун; по крайней мере, в этом случае можно было бы быть уверенным, что они не пропадут зря. Ну да где его сейчас найдешь, в этой суматохе…
Далее о судьбе Странника ничего не известно. Высшее счастье для солдата – это с победой вернуться живым домой. Счастье разведчика в ином.
Он растворился в дорожной пыли и лесной хвое, плеске озерной волны и синеве весеннего неба и растаял, как утренний туман над горами Северо-Запада, за которыми, я теперь это точно знаю, лежит прекрасная страна, где есть Любовь и есть Справедливость и куда все мы, маленькие и большие, веселые и грустные, идем; идем всю свою жизнь, от рождения и до самой смерти.
Все идем, идем и никак не можем дойти…
