Гай Орловский - Любовные чары
— Хорошо, — согласился я. — Вот видишь, и ты не только стрелять умеешь.
Она отрезала задиристо:
— Я много чего умею!
— Проверим, — пообещал я. — При случае. А случай, конечно, найдем. Не найдем, так… ага, вот оно! Как только узнаем полный состав препарата, можно отследить по медицинским листам, кто его принимал… Даже тех отыщем, кто не признается.
Она фыркнула:
— А если у них все хорошо и в больницы не обращались?
— Это да, — согласился я. — Как-то не подумал… Когда все хорошо, кто из нас пойдет проверяться? Хотя да, из людей никто, но женщины — существа осторожные. Они хоть панически боятся старости, но купить купят, а потом после первой же дозы побегут сдавать анализы. Не все, но эти существа такие, верно?
Она пожала плечами.
— Я бы не пошла. Правда, я бы и не купила.
— Дорого, — согласился я.
Она поморщилась.
— Даже с миллионами не стала бы. Успею дожить до бессмертия, а там возьму себе молодое тело.
— Бери это, — сказал я, — у тебя все просто чудо. Что сиськи, что жопа…
Она кивнула с милостивым видом.
— Спасибо. Я тоже ими довольна. А что еще?
— А что, — изумился я, — у тебя что-то еще?.. Ах да, лицо… эта… глаза, нуда, глаза еще да…
— Хватит, — отрезала она. — Не поняла, как ты отследишь через медицинские карты?
Я посмотрел на нее в изумлении.
— Сейчас все в электронном виде, женщина. Ане на камнях или папирусе. Даже не на пергаменте.
Она сказала ядовито:
— Вряд ли тебе дадут адреса тех, кто купил карельгедин. Думаю, это все осуществлялось негласно.
— Да ну? — изумился я. — Нелегально? Кто бы подумал… Тогда тебе придется как-то достать образец. Можно, например, купить одну упаковку. Что для вашей полиции пятьдесят тысяч долларов? У вас же там, судя по прессе, все взяточники и коррупционеры, на «Бентлях» простых нищебродов вроде меня давите.
Она нахмурилась.
— Не умеешь острить — лежи у порога и сопи в тряпочку.
— Тогда вариант, — сказал я, — подстеречь счастливого покупателя, дать по башке и выхватить сумку?
— На улице? — спросила она с презрением. — Все фиксируется видеокамерами!
— А-а, — сказал я с облегчением, — а уж боялся, что скажешь, дескать, нехорошо грабить…
Она сказала раздраженно:
— Это само собой. Я напомнила, что все фиксируется.
— Камеры и отключить можно, — сказал я. — Если эту задачу возьму на себя, ты сумеешь отключить свою законопослушность?
— Законопослушность могу, — отрезала она, — а устои — нет. Тебя мама не учила, что воровать нехорошо?.. А вот меня учила.
— Представляю, — сказал я с уважением, — каким ты была ребенком. Моей такое и в голову не пришло бы… Ладно, а забраться тайком в их лабораторию?
— Не получится, — сказала она твердо.
— Почему? Ты ее охраняешь?
Она сказала с резкостью в голосе:
— Там тоже везде наблюдение. И охранные системы! Сразу поднимут тревогу, заблокируют входы-выходы.
Я, чтобы скоротать время до позднего вечера, серфил в Инете, рассматривал самые разные бриллианты. Как мне сообщил мой крайне благожелательный наниматель, алмазы в тысячи раз повышают качество луча, удлиняют его путь, усиливают его яркость, но самое главное, позволяют сосредоточить мощность лазерного луча на самой крохотной мишени.
Я полазил по всему Инету и убедился, сравнивая характеристики, что алмазы вообще в тысячи раз превосходят другие минералы по термическим свойствам, а «мой» алмаз, за которым была такая охота, превосходит остальные тоже в тысячи раз.
Я распечатал один для наглядности и повесил на стену над столом. Мариэтта подошла, фыркнула.
— Ты на что такое странное подсел? — спросила она с подозрением. — Надумал пол сменить? Ах, лазеры… Лузеры запали на лазеры?
— Зачем так неласково, — ответил я с достоинством. — А еще женщина… Лазеры уже вовсю для дома, для семьи… в военном деле.
Она отмахнулась.
— Неэкономичны. И слишком дорогие. Проще всего молотком по голове.
— Это да, — согласился я. — Но все-таки хотелось бы самому посмотреть устройство боевого лазера… Ну любопытный я, любопытный! Люблю все красивое.
Она поморщилась.
— Мужчины никогда не взрослеют. Хочешь, и трусики сниму?
— Снимай, — ответил я великодушно. — У меня в доме двадцать пять по Цельсию на первом этаже и на градус выше на втором по Кельвину.
— Грамотный, — сказала она язвительно. — А у нас в деревне все Фаренгейтом меряют. Даже давление.
— Артериальное или атмосферное?
— А что, — спросила она, — еще какое-то бывает?
— Бывает давление полиции, — сказал я с намеком, — на простых и простодушных, вот как я…
В распахнутую настежь дверь ворвался Яшка, перепачканный землей и с грязными лапами, ринулся ко мне, игнорируя Мариэтту. Я нагнулся, вытер ему конечности, сколько же нор нарыл, вытаскивая таких вкусных дождевых червяков, теперь точно не с чем идти на рыбалку… Правда, еще ни разу не ходил.
Мариэтта рассматривала нас с суровым неодобрением.
— Избаловал ты его, — сказала она сердито. — У твоей жабы должно быть свое запатентованное место!.. Почему лезет к нам?
— Ты сама приучила, — сказал я. — Кто чесал и гладил?
— Просто старалась подружиться.
— Ну вот теперь и терпи. Я же тебя терплю?
— Но-но, — сказала она грозно. — Я при исполнении. И все еще на службе. За это еще и отгулы истребую! Или прибавлю их к отпуску.
Я поинтересовался:
— А я могу пожаловаться на чрезмерное применение полицией силы?
— Можешь, — ответила она великодушно, — но не станешь.
— Почему?
— А не стыдно будет? — спросила она. — Что-то в тебе такое… пещерное, что ли. Мой анализатор твоего поведения твердит, что ты еще не до конца расстался с предрассудками прошлых веков о неравенстве полов. Да я и сама заметила, но рапорт напишу, когда соберу чуть больше данных.
— Что, полиция и этим занимается?
Она ответила с достоинством:
— Я не в полицию готовлю рапорт. Как социально адаптированный житель капну на тебя в Комитет социализации. У него прав, как ты знаешь, больше, чем было у НКВД и КГБ, вместе взятых.
— Жуть какая, — сказал я с содроганием. — Придется удавить тебя во сне. А где труп спрячу, сама увидишь, когда там окажешься. Я нарочито оставлю твои глаза открытыми, а язык высунутым.
Она поморщилась.
— А язык при чем?
— Так смешнее, — пояснил я.
Она вздохнула, красиво повернула руку, глядя на часики.
— Ого!.. Можно выезжать.
— Рановато, — сказал я. — Лучше в полночь.
