Татьяна Зингер - Нас не существует
– Завтра же подаю заявление.
А бабушка в слезах заключила:
– Ну и скатертью дорога!
И тут Наташа поняла: это навсегда. Иначе не будет, незачем надеяться на лучшее. То призрачное счастье, которое поселилось в доме на пару недель, испарилось.
Она не плакала, а скулила. Редкие слезинки капали на страницы дневника, где она дрожащими пальцами выводила что-то несуразное.
– Сирин, – пробормотала Наташа, – прости меня, пожалуйста. Я очень хотела оживить Кира. Так сильно, что даже не догадалась подумать о нем. Это не ему нужно, а мне! Это я страдаю, а не он. Я ужасная эгоистка, Сирин… Лютый прав, его я спросить забыла. Я не хочу тревожить Кира! Сирин… – Голос сел. – Пожалуйста, помири мою семью. Пускай они, а не я, будут в порядке. Я готова найти заново все, что ты попросишь. Они заслужили счастья…
Девушка смахнула последнюю слезинку, как вдруг дневник захлопнулся. В комнате поднялся ветер, захлопал дверьми шкафа, сбросил вещи с вешалок, застучал ящиками стола. Шторы хлопали, точно крылья могущественной птицы. И одна стена обрушилась, рассыпаясь в песок. Поверх грядок проросла тропинка. Она извивалась, петляла и тянулась вдаль. Наташа боязливо ступила на нее, но тут же отпрыгнула.
– Живая вода – это слезы. Искренние слезы – это память. Память – это жизнь.
Мягкий голос Сирин окутывал как шаль.
– А моя семья? – заупрямилась Наташа. – Нет, пожалуйста…
– Все решаемо, девочка, все решаемо, – ответила невидимая Сирин. – Поторопись. Найди своего друга.
Ветер дул в спину, подгоняя. Дорожке не было видно конца. А солнце опускалось. И интуитивно Наташа догадалась: она должна успеть до заката, иначе все труды напрасны. Она бежала, но когда начинало колоть в боку, замедлялась и шла широкими шагами. Иногда ей казалось, будто тропинка вильнула из-под ног и исчезла, но та показывалась вновь. Наташа шла, наверное, целую вечность. И думала, что делать дальше? И что скажет Кир, когда увидит ее?
Он, как и во сне, сидел на огромном камне возле тихой воды. Шумели камыши, солнце почти опустилось за горизонт. По зеркальной глади плавали белые лебеди. Закат окрасил их перья алым. Наташа невольно залюбовалась.
Кир посмотрел на нее как на привидение. И не сказал ни слова. Его обычно взлохмаченные волосы сейчас были аккуратно причесаны. Из серых глаз пропала хитринка. Вся его былая живость испарилась, осталась усталость и безмятежность. Это был не Кир, а его жалкая копия.
Наташа улыбнулась.
– Привет.
Кир не ответил, но в глазах его было разочарование. Не этого он ожидал.
«Мало прийти к нему, – с горечью поняла Наташа, – он должен согласиться пойти со мной».
– Кир, – взмолилась девочка. – Пожалуйста, вернись. Вернись ко мне. Я безумно скучаю!
Да, она эгоистка. Окончательная и бесповоротная, но если только эгоистка может вернуть Кира, то пускай. Он ей нужен, ей! Она ради него готова ежедневно биться с кикиморами и тонуть в болоте. Готова ночевать у упырей и переругаться со всей семьей. Она не представляла себя без него.
«Важна только память», – отдавалось в висках шепотом Сирин. А Кир, кажется, совсем не помнил Наташу.
Он все так же отрешенно осматривал ее. Наташа все говорила и говорила, приводила миллион доводов, а он все не двигался. И лебеди больше не кружили, а мерно качались на слабых волнах, словно неживые. И ветер подул пронзительный, заглушающий голос.
Слова кончились. Она хотела добавить напоследок что-то важное, но не смогла…
– Прости, что отвлекла тебя, – сказала вполголоса. – Тебе тут хорошо?
Он зыркнул на нее как на назойливую букашку. Мешается тут, отдыхать не дает! А потом все же кивнул и мечтательно улыбнулся. Дескать, можешь не сомневаться: я счастлив. С последним лучом солнца Кир начал таять. Наташа протянула к нему ладонь и поймала призрачную руку в свою. Обхватила холодные пальцы, стиснула их.
Что ж, или сейчас, или никогда!
– Я… – начала она, жмурясь от боязни.
Глава 17
Почти конец
Наташа открыла глаза, чтобы в последний разочек посмотреть на Кира. Но вместо насмешливой мальчишеской улыбки увидела потолок. Самый обычный потолок в самой обычной спальне. В ее темнице.
Девушка лежала в кровати, укрытая одеялом, а за окном блестела звездами ночь. Видимо, заснула и все привиделось…
В горле пересохло. Думать о неудавшемся возвращении Кира она себе запретила, как-нибудь потом. Пока нужно выпить воды и постараться успокоиться. Голова шла кругом, а перед глазами плясали точки.
На кухне папа с дедушкой пили крепкий кофе. Запах стоял резкий и неприятный, совсем не ароматный. Они как-то напряженно молчали, и Наташе это не понравилось.
– Что произошло?
– Раенька в больнице.
У дедушки задрожали губы.
– Сердце прихватило, – добавил папа. – Света повезла ее в город, а нам ехать запретила. Сказала, нечего всем вместе толпиться.
Папа выглядел иначе. С него слетело все лишнее, то, из-за чего он ссорился с бабушкой или с мамой. Никакой надменности во взгляде. Усталый и задумчивый, вот какой он стал.
– Мы ее довели до такого, – дед отхлебнул кофе, поморщился. – Что же мы натворили?! Как я без нее проживу?..
Наташа упала на скрипящий стул, на котором всегда сидела бабушка. Они втроем в полном молчании просидели на кухне до рассвета. Это были самые долгие часы в жизни Наташи. Самые страшные.
Мама позвонила в восемь утра.
– Все нормально, – отрапортовала она по громкой связи. – Наша бабушка вовсю ругается с медсестрой и требует выпустить ее на волю. Обошлось. Она сдаст анализы, и мы приедем попозже.
– Вас забрать? – в один голос спросили папа с дедушкой.
– Вообще-то машина у меня, – напомнила мама. – Не волнуйтесь, отдыхайте!
Мужская половина чокнулась кружками, а Наташа облегченно выдохнула. Вдоволь напившись воды, она вернулась к себе. Упала в кровать, готовая проспать до приезда бабушки с мамой, но едва веки сомкнулись, как пришло сообщение. От Вано.
«Я должен извиниться. Встретимся сегодня?»
Кажется, жизнь налаживалась. Бабушка будет здорова – это главное. Ничего важнее и быть не может. Но и то, что Вано осознал свою вину, радовало. Да, Кира не воротишь, но он не выглядел несчастным или испуганным; наоборот – улыбнулся. Зачем возвращаться, если ему и на той стороне хорошо?
Зря она взялась за его возвращение. Послушала бы Лютого – не было бы сейчас так горько. Наташа не сумела достучаться до Кира. Плохо старалась, наверное. Или он совсем ее не любил? Мало ли что написал в письме, да и русалки могли приукрасить. Не любил, и точка.
Пора бы смириться и жить как прежде. Духи не умирают, по духам не плачут. Или плачут, но тихонечко.
