Евгений Щепетнов - Тот, кто ходит сам по себе
А вот ее противнику было совсем даже плохо. Он был скорее мертв, чем жив. Сине‑желтая кожа, потрескавшаяся, истекающая сукровицей и гноем, мутные глаза, уставившиеся в пространство, руки, заканчивающиеся белеющими на свету костями, – плоть с пальцев и ладоней слетела, пролившись на землю дождем из буро‑красной слизи, и как этот человек остался стоять на ногах – уму непостижимо!
Черный колдун разлагался так быстро, что я никогда бы в это не поверил, не видя все своими глазами. Все то колдовство, что он направил на свою жертву, вернулось к нему многократно усиленным, и, само собой, ему это очень не понравилось.
Но понравилось его противнице, радостно хихикающей, будто она смотрела на представление очень веселой, забавной комедии. Даже странно – ее должно было бы сейчас рвать фонтаном – меня самого замутило от запаха и вида этого зомбака, однако девка стояла и хохотала как сумасшедшая!
А потом случилось странное, чему я не нашел объяснения – колдун вдруг выкрикнул какую‑то фразу, ударил себя по груди остатками руки и… исчез! Испарился, будто его и не было!
Вспышка, грохот, запах озона, воронка на том месте, на котором стоял негодяй, – и больше ничего!
Вот это номер! У меня дыхание сперло в груди – это что же получается, сбежал?!
И КАК он это сделал?!
Элена медленно поднималась с земли, отряхивая с бедра прилипший к потной коже песок. Она была мрачна как туча. Заметила за углом соседнего дома девицу, подглядывающую за происходящим, повелительно махнула рукой:
– Эй ты! Ну‑ка, сюда! Быстро! Я сказала – сюда иди!
Девица несмело вышла из укрытия, пряча глаза и ступая так, будто шла по горящим углям. Не доходя до Элены двух шагов, упала на колени, уткнулась головой в мостовую:
– Слушаю, госпожа!
– Раздевайся! – Голос волшебницы был холодным как лед, и сейчас она казалась в два раза выше ростом, чем была на самом деле, – вот что значит врожденное умение повелевать! Я бы так не смог. Демократия, равенство – эти понятия вдолблены нам с самого детства.
Девушка не прекословила, хотя она и была как минимум на голову выше «фейри». Она сбросила с себя коричневое, балахонообразное платье, оставшись в одних сандалиях, и протянула одежду волшебнице, так же не поднимая глаза на грозную карлицу.
Я заметил на шее девицы блестящий обруч и вдруг понял – это рабыня! Самая настоящая рабыня! Вот почему она не сказала ни слова, когда ее буквально раздели средь белого дня!
Зато сказал ее хозяин, здоровенный пузатый мужлан, вышедший из‑за того же угла с неприятной на вид метровой дубинкой в руках. Он поигрывал своим оружием, зажав его в толстенной, широкой, как лопата, ладони и был настроен очень решительно, если не сказать – агрессивно:
– Это еще что такое?! «Лесники» совсем обнаглели! Прямо на улице грабят, растаскивают мое имущество! Ну‑ка, отдай платье моей девке! Я подам на тебя в суд, если не отдашь, но прежде разобью тебе башку этой дубиной! Поняла, глиста ты беловолосая?!
«Глиста беловолосая» в это время как раз затягивала пояс, стараясь исхитриться сделать так, чтобы слишком длинное платье не волочилось по земле. Пришлось вытащить его наверх, и теперь эта дурацкая хламида свисала с груди, превратив фигуру девушки в нечто бесформенное, достойное помоечной бомжихи. Но зато теперь Элена не стояла голой на виду у множества зевак, попрятавшихся везде, где только можно было укрыться. Двое даже забрались на высоченное дерево и как обезьяны сидели на толстом суку, прижавшись к толстой коре.
– Как ты сказал?! Кто я? – Голос Элены был мелодичным, ласковым, и ничего не предвещало беды, но я‑то слышал в ее голоске нотки сдерживаемой ярости! Тут только делать ставки – она прибьет хама дурным заклинанием или самолично, этими вот нежными ручками, вымазанными в саже?
Самолично. Только не ручками, а ножками. После того как толстяк с удовольствием повторил определение, данное им наглой «лесничихе», ее нога с треском врезалась в его подбородок.
Я едва успел заметить движение – р‑раз! – и вот уже громила опускается на мостовую, закатив глаза, – но не от восторга!
– Кто, я тварь?! Кто я?! – Теперь голос не звенел, как колокольчик, он визжал, как циркулярная пила, как десять котов, собравшихся на «толковище» для выяснения отношений тихой весенней ночью. У меня даже мороз прошел по коже – ну до чего отвратительно орут коты! (Не я! Даже котом я ору очень мелодично и со смыслом!)
А потом милая девушка начала пинать поверженного супостата, сбитого с ног быстро, уверенно и умело. Она так яростно била тушу человекобегемота, что я начал опасаться – как бы не сломала себе палец! Нет бы взять дубинку и хорошенько наподдать по толстой мужланской заднице! Или по башке – если хочешь добить гада. Зачем трудить ноги, подвергая себя опасности? Глупо!
И почему‑то напомнило китайские фильмы а‑ля Джеки Чан, когда вот такое мелкое существо носится по экрану, скачет в бесконечных смертельно опасных схватках, вызывая лишь досаду и раздражение: «Сцука, ну когда же его наконец пристрелят? Или когда он кого‑нибудь на самом деле прибьет, закончив эту идиотскую клоунаду? !»
А что еще смешнее в боевиках – спецназ, который бьется «на кулачках», выказывая чудеса владения единоборствами. Вспомнилось по этому поводу одно высказывание, я некогда читал и хихикал: «Спецназовец бьется голыми руками только тогда, когда прогадил автомат, пистолет, нож, саперную лопатку и нашел хорошую, ровную площадку для поединка, где его ждет такой же дебил, как он сам».
Куда Элена дела весь набор оружия, которое тащила с собой? Или ей некогда было им воспользоваться? Наверное – так.
Мне надоело слушать, как колдунья повизгивает, пытаясь сквозь пласты сала допинаться до внутренностей этого Куинбуса Флестрина, очень хотелось лечь в постель, устроить поудобнее свое усталое, невыспавшееся тело, потому я подошел к Элене и мявкнул. И со всего размаха врезал лапой ей по лодыжке.
Элена оглянулась на меня, вытаращила глаза, будто увидела посланца богов, и с дрожью в голосе, хриплым, сорванным голосом сказала:
– О боги! Ты жив?! А я думала – ты сгорел в пожаре! Как хорошо, что ты жив, котейка! Ох как хорошо!
Я был совершенно согласен с этим мудрым высказыванием, но еще раз врезал лапой – теперь уже по бедру моей напарницы, присевшей рядом со мной на корточки, и указал вдоль улицы, туда, где солнце бликовало на отполированных до блеска кирасах, наконечниках копий и шлемах тех, кто мог сейчас очень сильно испортить нам радость победы.
– Да! Да! – подхватилась Элена. – Бежим! Не хочется сидеть в темнице – эти стражники такие идиоты!
