Роберт Говард - Конан "Классическая сага"
— Взгляни! — Он поднес к ее лицу руку с перстнем, на котором сверкал крупный драгоценный камень. — Ты вернешься в шатер. Ты ни с кем не будешь разговаривать. Ты забудешь все, что сейчас увидела. Ты вернешься в шатер…
Харпагус повторил это несколько раз, прежде чем женщина кивнула и вернулась в шатер, завесив за собой вход покрывалом.
Проследив, как она уходит, Конан с удивлением взглянул на Харпагуса в надежде, что тот объяснит ему недавнюю сцену. Ему было непонятно, находится ли госпожа под воздействием некоего зелья или на нее наложены колдовские чары. Где заморийцы нашли ее и куда везут? По ее речам Конан понял, что перед ним туранка знатного рода: говорила женщина чисто, без гирканийского акцента.
Однако Конан, изведавший хитросплетения преступных заговоров и интриг, не спешил обнаруживать свои подозрения. Во-первых, они могли оказаться ложными: не исключено, что заморийцы везут с собой госпожу на законных основаниях; во-вторых, даже если она похищена, Харпагус способен насочинять сколько угодно небылиц, чтобы объяснить свое обращение с пленницей. И в-третьих, хотя киммериец не опасался малорослых заморийцев, он находил неприличным ссориться с людьми, которые предложили ему ужин и ночлег.
Конан решил подождать, пока все уснут, и тогда заглянуть в шатер. Хотя заморийцы настроены к нему дружественно, инстинкт варвара подсказывал: творится что-то неладное. Если эти пятеро купцы, где же их товар? И потом, они все молчат, очевидно, что-то скрывая; обычно купцы любят поговорить о ценах, похвастаться выгодными сделками. Конан за годы, проведенные в Заморе, изучил нравы и обычаи страны. Заморийцы — народ, принадлежащий к древней цивилизации, они на удивление привержены ко злу. Их король, Митридат VIII, как говорят, является игрушкой различных жреческих кланов, которые постоянно ведут борьбу за власть.
После ужина замориец достал арфу и взял несколько аккордов. Трое других запели заунывную песнь, которую Харпагус прослушал с молчаливым достоинством.
Музыкант спросил Конана:
— Споешь ли ты нам, странник?
Конан, смутившись, покачал головой:
— Я не певец. Я могу подковать лошадь, заточить клинок или раскроить череп, но петь я не умею.
Заморийцы не отступали, пока Конан не взял наконец инструмент.
— У нас на родине другие арфы, — заметил он, настраивая струны.
Глубоким, низким басом киммериец запел:
В мир мы приходим
С мечом и секирой!
Мы, северяне…
Когда Конан закончил петь, Харпагус спросил:
— На каком языке ты пел? Он мне неизвестен.
— Это язык асиров.
— Кто такие асиры?
— Племя на севере, далеко отсюда.
— Ты оттуда родом?
— Нет, но я долго жил там.
Конан вернул инструмент и деланно зевнул, чтобы прекратить расспросы.
— Пора ложиться спать.
Заморийцы вслед за Конаном тоже зевали — кроме одного, что остался стоять на страже. Конан завернулся в одеяло, подложил под голову седло и закрыл глаза.
Когда прибывающая луна встала высоко над восточным горизонтом и четыре заморийца звучно захрапели, Конан осторожно приподнял голову. Стражник медленно обходил лагерь с копьем на плече. Конан заметил, что всякий раз, переходя на северный склон холма, часовой скрывается из виду.
Дождавшись, пока он опять скроется, Конан тихо и быстро поднялся и крадучись стал подбираться к шатру; двигался он бесшумно, будто тень. Костер почти догорел, только уголья еще тлели.
— Не спится? — промурлыкал кто-то за ним. Конан обернулся: рядом, озаренный бледным сиянием луны, стоял Харпагус. Даже острый варварский слух Конана не сумел уловить, как тот приблизился.
— Я — кхм… по нужде, — пробормотал Конан.
Харпагус сочувственно хмыкнул:
— Бессонница, понимаю… Но у меня есть средство: оно поможет тебе уснуть до утра.
— Никаких снадобий, — запротестовал Конан. Он опасался, что его опоят зельем или отравят.
— Не бойся, добрый господин. Я и не думал предлагать тебе снотворное, — мягко заверил его Харпагус. — Взгляни на меня внимательней…
Конан посмотрел в глаза заморийцу. Что-то притягивало в них, не желало отпускать… Глаза Харпагуса сделались вдруг странно огромными и сверкающими. Конан словно бы оказался в бесконечном черном, беззвездном пространстве, где не было ничего, кроме этих огромных, сверкающих глаз.
Харпагус поднял руку с перстнем к лицу Конана и, то приближая, то удаляя от глаз киммерийца крупный блистающий камень, забормотал:
— Ты засыпаешь… Ты будешь спать долго-долго… Проснувшись, ты забудешь заморийских купцов, с которыми провел ночь. Ты засыпаешь…
* * *Конан проснулся и с удивлением увидел, что солнце стоит высоко над головой. Вскочив на ноги, он взволнованно огляделся — и разразился проклятиями. Не только заморийцы со своими вьючными животными, но и его лошадь исчезла бесследно. Седло и дорожная сума лежали там, где он их оставил, смастерив свое грубое ложе, но мошны с золотыми монетами Конан не обнаружил.
Самое худшее было то, что он не мог вспомнить, с кем провел минувшую ночь. Он помнил, как выехал из Аграпура и как сражался с болотной кошкой. Остатки костра и след копыт свидетельствовали о том, что он ночевал на холме с несколькими спутниками, однако Конан не помнил, кто они и как выглядят. Сохранилось слабое воспоминание о том, как он пел, наигрывая на арфе, но слушатели представлялись ему неясно, будто тени.
Конан помнил также, что направляется в Султанапур. Излив свою ярость посреди равнодушно внимавших ему болот, Конан взвалил на одно плечо завернутые в одеяло пожитки, а на другое — седло и направился на север, угрюмо пробираясь меж тростников со своей поклажей. Ориентируясь по солнцу, Конан шел по примятому тростнику — вслед за своими недавними компаньонами.
Глава 3
СЛЕПОЙ ЧАРОДЕЙ
Четыре дня спустя после встречи Конана с заморийцами в двери дома чародея Кушада, который жил в портовом городе Султанапуре, постучали. Дочь Кушада отворила дверь — и в испуге отпрянула.
У порога стоял великан, одетый в лохмотья, — небритый, выпачканный илом; при нем были кожаное седло, две дорожные сумы, лук в чехле и свернутое в узел одеяло.
Вид у великана был устрашающий, но улыбка на потном и грязном лице — широкая и дружественная.
— Привет, Тамина! — гаркнул великан. — Ты подросла с тех пор, как мы виделись в последний раз. Какая ты сейчас миловидная и привлекательная!
— Капитан Конан — возможно ли!.. — ахнула Тамина. — Входи! Отец будет тебе рад.
