Аркадий и Борис Стругацкие - Мир Полудня (сборник)
– Можно. Только скоро я ухожу домой.
– Сандро опять нет?
Тойво поглядел на стол Сандро. Стол был пуст и безукоризненно чист.
– Да. Третий день.
Гриша сел за стол Сандро и задрал ногу на ногу.
– А ты где вчера пропадал? – спросил он.
– В Харькове.
– А, и ты побывал в Харькове?
– Кто еще?
– Да почти все. За последний месяц почти весь отдел побывал в Харькове. Слушай, Тойво, я вот к тебе за чем. Ты ведь занимался «внезапными гениями»?
– Да. Только давно. В позапрошлом году.
– Помнишь Содди?
– Помню. Барталомью Содди. Математик, ставший исповедником.
– Вот-вот, он самый, – сказал Гриша. – В сводке есть одна фраза. Цитирую: «По имеющимся данным, Б. Содди незадолго до метаморфозы пережил личную трагедию». Если сводку составлял ты, то два вопроса. Что это была за трагедия, и откуда ты добыл эти данные?
Тойво протянул руку и вызвал свою программу на терминал. Отбор информации закончился, программа уже считала. Неторопливыми движениями Тойво принялся прибирать стол. Гриша терпеливо ждал. Он привык.
– Раз там написано «по имеющимся данным», – сказал Тойво, – значит, эти данные я получил от Биг-Бага.
Он замолчал. Гриша подождал еще немного, поменял местами скрещенные ноги и произнес:
– Неохота мне с этой мелочью идти к Биг-Багу. Ладно, попробую обойтись… Слушай, Тойво, тебе не кажется, что наш Биг-Баг в последнее время какой-то нервный?
Тойво пожал плечами.
– Может быть, – сказал он. – Президент совсем плох. Горбовский, говорят, при смерти. А ведь он их всех знает. И очень хорошо знает.
Гриша произнес задумчиво:
– Между прочим, я с Горбовским тоже знаком, представь себе. Ты помнишь… Хотя тогда тебя у нас еще не было… Покончил с собой Камилл. Последний из Чертовой Дюжины. Впрочем, казус Чертовой Дюжины для тебя тоже, конечно, так… сотрясение воздуха. Я, например, в те поры ничего о нем и не слыхивал… Ну, сам факт самоубийства, а точнее будет сказать – саморазрушения этого несчастного Камилла, никаких сомнений не вызывал. Но непонятно было: почему? То есть понятно было, что жилось ему несладко, последние сто лет своей жизни он был совершенно один… Мы с тобой такого одиночества и представить себе не способны… Но я не об этом. Биг-Баг направил меня тогда к Горбовскому, потому что, оказывается, Горбовский в свое время был с этим Камиллом близок и даже как-то пытался его приветить… Ты меня слушаешь?
Тойво несколько раз кивнул.
– Да, – сказал он.
– Знаешь, какой у тебя вид?
– Знаю, – сказал Тойво. – У меня вид человека, который напряженно думает о чем-то своем. Ты мне это уже говорил. Несколько раз. Штамп. Согласен?
Вместо ответа Гриша вдруг выхватил из нагрудного кармана стило и метнул его прямо в голову Тойво – как дротик, через всю комнату. Тойво двумя пальцами взял стило из воздуха в нескольких сантиметрах от своего лица и сказал:
– Вяло.
«Вяло», – написал он стилом на листке перед собой.
– Вы меня щадите, сударь, – произнес он. – А щадить меня не надо. Это мне вредно.
– Ты понимаешь, Тойво, – проникновенно сказал Гриша, – я знаю, что у тебя хорошая реакция. Не блестящая, нет, но хорошая, добротная реакция профессионала. Однако вид твой… Пойми, как твой тренер по субаксу я просто считаю себя обязанным время от времени проверять, способен ли ты реагировать на окружающее или на самом деле пребываешь в каталепсии…
– Все-таки я сегодня устал, – сказал Тойво. – Сейчас досчитает программа, и пойду я домой.
– А что у тебя там, в программе? – спросил Гриша.
«У меня там», – написал Тойво на листке бумаги и сказал:
– У меня там киты. У меня там птицы. У меня там лемминги, крысы, полевки. У меня там много малых сих.
– И что они у тебя делают?
– Они у меня гибнут. Или бегут. Они умирают, выбрасываясь на берег, топятся, улетают с мест, где жили веками.
– Почему?
– Этого никто не знает. Два-три века назад это было обычным явлением, хотя и тогда не понимали, почему это происходит. Потом долгое время этого не было. Совсем. А сейчас началось опять.
– Позволь, – сказал Гриша. – Все это, конечно, страшно интересно, однако при чем здесь мы?
Тойво молчал, и, не дождавшись ответа, Гриша спросил:
– Ты считаешь, что это может иметь отношение к Странникам?
Тойво старательно, со всех сторон, оглядел стило, вертя его в пальцах, взял за кончик и почему-то поглядел на свет.
– Все, что мы не умеем объяснить, может иметь отношение к Странникам.
– Чеканная формулировка, – восхищенно сказал Гриша.
– А может и не иметь, – добавил Тойво. – Где ты достаешь такие красивые вещицы? Казалось бы – стило. Что может быть банальней? А на твое стило приятно смотреть… Знаешь, – сказал он, – подари ты его мне. А я подарю его Асе. Я хочу ее порадовать. Хоть чем-то.
– А я хоть чем-то порадую тебя, – сказал Гриша.
– А ты хоть чем-то порадуешь меня.
– Бери, – сказал Гриша. – Владей. Дари, преподноси, соври что-нибудь. Дескать, сам спроектировал для любимой, ночами мастерил.
– Спасибо, – произнес Тойво, засовывая стило в карман.
– Но имей в виду! – Гриша поднял палец. – Здесь за углом, на улице Красных Кленов, стоит автомат от мастерской некоего Ф. Морана и печет такие вот стилья со скоростью спроса.
Тойво снова вынул стило и принялся его рассматривать.
– Все равно, – грустно сказал он. – Вот ты этот автомат на улице Красных Кленов заметил, а мне бы и в голову не пришло его замечать…
– Зато ты заметил непорядок в мире китов! – сказал Гриша.
«Китов», – написал Тойво на листке бумаги.
– А вот кстати, – проговорил он. – Вот ты человек свежий, непредубежденный, – как ты думаешь? Что должно такое произойти, чтобы стадо китов, прирученных, ухоженных, обласканных, вдруг, как века назад, в древние злобные времена, выбросилось на отмель умирать? Молча, даже на помощь не позвав, вместе с детенышами… Можешь ты себе представить хоть какую-нибудь причину для этого самоубийства?
– А раньше почему они выбрасывались?
– Почему они выбрасывались раньше – тоже неизвестно. Но тогда можно было хоть что-то предположить. Китов мучили паразиты, на китов нападали косатки и кальмары, на китов нападали люди… Было предположение даже, будто они кончали с собой в знак протеста… Но сегодня!
– А что говорят специалисты?
– Специалисты прислали запрос в КОМКОН-2: установите причину возобновившихся случаев самоубийства китообразных.
– Гм… Понятно. А пастухи что говорят?
– С пастухов все и началось. Пастухи утверждают, что китов гонит на гибель слепой ужас. И пастухи не понимают, представить себе не могут, чего именно могут бояться нынешние киты.
