Тамо далеко (1941) (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"
Она вздрогнула:
— Немцы цивилизованная нация!
— Да-да, я видел, как они цивилизованно разбомбили и расстреляли колонну беженцев. И вот еще что. У тебя сохранились документы на девичью фамилию? Отлично, тогда срочно перепиши себя, Сергея и Ольгу.
— Идти в полицию сегодня и просить поменять фамилию на немецкую? — горько усмехнулась Ольга Борисовна. — Ну-ну, ничего умнее придумать не мог?
Черт, точно. Самое, блин, подходящее время. Что же делать, что же делать…
— А нет ли знакомых из числа сотрудников немецкого посольства?
— Они интернированы со вчерашнего дня.
— К ним можно попасть? С передачей или еще как?
— Господи, да что тебе дались новые документы? — всплеснула она руками.
— Не только мне, фольксдойчам будет гораздо легче выжить.
— Ты такой… расчетливый, — прищурилась муттер, — и взрослый…
— На войне взрослеют быстро. Да, можешь купить мне городскую одежду? Немного денег у меня есть…
— Я спрошу по соседям.
За час я прикинул, что взять с собой в дорогу и что нужно добыть — например, не помешают хороший нож, зажигалка, ботинки, рюкзак. Пощелкал пистолетиком, убрал подальше православный крестик, шифроваться буду под немца. Рауш фон Траубенберг, ага. Глядишь, и выгорит с немецкими документами, а пока я собрал старые бумаги Владимира Сабурова, а то беспачпортным как-то совсем неуютно. Кстати, надо хоть посмотреть как настоящий паспорт выглядит…
Из книжечки с фото Верицы Проданович выпал сложенный листочек папиросной бумаги с карандашными строчками «В случае, если со мной что-либо случится, заклинаю сообщить моей сестре, Милице, по адресу Белград, Карабурма, собственный дом Продановичей. Молюсь за ваше здоровье».
Карабурма? Это вроде совсем рядом, километра три, а неведомой Верице я обязан как минимум пистолетиком и деньгами. Тащиться туда, конечно, в лом, но не исполнить такую просьбу совсем не по-человечески. Ладно, добреду, только с бумагами разберусь.
Соседи отдали вещи почти бесплатно, Сабурова совсем было собралась обрядить меня в костюм с рубашкой и галстуком, но я предпочел более мальчиковые бриджи, гольфы и курточку — меньше шансов, что заметут по мобилизации. «Взрослую» одежду оставил подгонять, подшивать и гладить, а сам выбрался в город, поводить жалом насчет документов. Не наобум, нет — муттер подсказала пару человек со связями, вопрос только, захотят ли они помочь.
Это я большой молодец, что переоделся, тут в отличие от сельской Сербии носили вполне европейские платья, костюмы, шляпы, пальто, так что в кожухе, шубаре и обмотках выделялся бы как белый хрен в конопляном поле. А так — идет юноша, никому не интересно.
Город находился в стадии отрицания, все делали вид, что жизнь продолжается без изменений, хотя в центре бросались в глаза разрушенные бомбардировками здания — как выбитые передние зубы. И народец уже дерганый, суетливый. Разве что в соборе Святого Марка, чисто византийском по виду, шла размеренная служба. Меня прямо как невидимой рукой потянуло поставить свечку. А кому и за что? Решил, что за душу Владимира Сабурова, чье тело я занял. Даже помолился за упокой, так-то я не религиозен, но здесь война, на ней атеистов нет, это я еще со времен Республики Српской твердо знаю.
Полтора дня мотался безрезультатно — кого не месте не оказалось, кто отговорился под благовидными предлогами, так что фигу мне, а не документы. Зато прошвырнулся по рынку, прикинул цены, добыл нож и рюкзак. В кафане напоролся на Зедича, он там трудился за кофе с ракией и чуть не поперхнулся, когда меня увидел. Ну я на него и насел — если он тут торчит, должен всех знать. Вытряс из него пару местных дельцов. У одного из них и купил сомнительную ксиву, хотя продавец божился, что это настоящее удостоверение банатского шваба, есть тут такое немецкоязычное меньшинство. Отдал аж пятьсот динаров, зато выцыганил себе зажигалку.
Ну что же, придется пробираться к морю с тем, что есть, надо только в Карабурму наведаться. Дорога туда шла мимо Профессорской колонии, так что я заскочил ополоснуться, переодеться во взрослое и взять паспорт Верицы.
Дом Продановичей впечатлил — целая вилла посреди большого участка, засаженного деревьями и кустами, даже с солидным цветником перед фасадом. Но как и город, тоже в раздрае — почти все окна закрыты ставнями, дорожки не метены, никакого шевеления, разве что легкий дымок над одной трубой.
В глазок меня разглядывали долго, даже пришлось отступить назад и поигрывать паспортом, чтобы убедить в своих добрых намерениях, но потом замок щелкнул и передо мной явилась…
Вроде ничего особенного — старше Сабурова лет на десять-пятнадцать, ну фигурка, ну юбка прямая чуть ниже колена, ну жакетик тугой на груди, ну кудряшки по здешней моде завиты… Но секси, даже очень, взгляд кошачий, и так с ленцой спросила, с чем пришел.
А у самой глаз блестит и ощущение такое, будто в меня сейчас когтями вопьются. Я аж закашлялся, покраснел, начал бубнить про Верицу и опомнился только на креслице внутри.
— Вас как зовут, молодой человек? — и голос у Милицы низкий, с хрипотцой.
От ее голоса у меня резонанс по всему телу, аж волосы в носу дыбом встали, не говоря уж про все, что ниже. Сексапил номер восемь, есть такие женщины — или это у меня от корпусного воздержания такая реакция? Но когда по Белграду ходил, на женщин так не реагировал.
— Вл… Вальдемар Рауш.
— Так что опять у Верицы стряслось?
— Бомбежка на шоссе, их забрали военные, — соврал я.
Может, и забрали, тел я не видел. А сам на кресле заерзал, стараясь сесть так, чтобы не было видно, что у меня в штанах делается.
— Вот же послал Господь дуру в сестры… — цокнула языком хозяйка. — Говорила ей, сиди дома, все будет хорошо. Так нет, сорвалась со своим полковником…
Я дипломатично пожал плечами и хотел побыстрее откланяться, но она придержала мою руку:
— Куда вы так скоро? Давайте я вас хотя бы кофе угощу в благодарность.
А сама так изогнулась, рот напомаженный полуоткрыла и смотрит чуть исподлобья. Черт, да она же меня соблазняет! Наверное, любит мальчиков помоложе.
— А ракии не найдется? — сквозь наждак в горле выговорил я.
— О, так по-взрослому?
— Да, я сам зарабатываю и живу сам по себе.
— А где живете?
— Пока в Професорской колонии, но сейчас как раз подыскиваю квартиру.
Милица хмыкнула, встала к буфету и поднесла мне рюмочку, я замахнул одним глотком.
— А знаете, Вальдемар, у меня второй этаж пустует. Не хотите посмотреть, там две комнаты, ванна и… спальня? — спросила с эдакой провокативной паузой.
Канешна, хачу!
Когда она шла по лестнице передо мной, самым сложным оказалось не ухватить ее за обтянутую юбкой попу, зато в спальне я сразу дал волю рукам. Милица едва успела положить стоявшую на туалетном столике рамку фотографией вниз, как я задрал ей юбку и завалил на кровать. Куда там делся жакетик и чулки с подвязками, я уже и не упомню, первый раз прошел быстро и как в тумане. Едва передохнув, я набросился на нее снова, отыгрываясь за Сабурова, последний раз бывшего с женщиной месяца четыре тому назад. Она подвывала, вцеплялась в меня коготками, закидывала ноги, скакала в позе наездницы и никак не хотела сдаваться первой, однако молодой организм выдержал дольше и далеко за полночь она заснула.
Выдохлась, да и я, честно говоря, тоже.
Но проснулся рано — разбудил неритмичный стук. Я оторвал голову от подушки и огляделся — по соседней рассыпались волосы Милицы, по комнате раскиданы брюки, трусики, блузка, пиджак, бюстгальтер, носки… Не удержался, поднял фотографию — Милица в обнимку с представительным военным, генералом, не иначе. Вообще у таких женщин поклонники должны табунами под окнами ходить, а она на на мальчиков западает, но тут мне грех жаловаться.
Звук шел с лестницы — ветер тюкал веткой в окно. Я встал, сгреб свои вещи, оделся и вышел в ванную. Ледяной мрамор умывальника сразу взбодрил, я поплескал водой в лицо, оценил флакончик «Шанели № 5» на полочке, вздохнул и понял, что пора сматываться. Не уверен, что смогу вырваться, если Милица проснется и глянет на меня своим кошачьим взглядом… Нет, будь я Сабуровым, хрен бы меня отсюда выгнали, но мне надо в Аргентину.
