Вацлав Пиша - Пепел забытого колдовства
— Друзья мои, — произнёс старец, выходя из-за занавеса, — вы не можете даже представить себе, как же я рад, что вы добрались! Проходите дальше и будьте моими гостями, — кивая им в знак приглашения.
Все трое двинулись, но колдун остановил:
— Конечно, приглашение не касается моей беглой рабыни.
Амира судорожно сжала руку Конана.
— Все дьяволы Сэта, — тихо зарычал он, — касается!
— Так и быть, — уступил старик, но его глаза вспыхнули гневом, — если хотите, будет частью вознаграждения. Тем не менее, отмечу, что оценю я её очень высоко.
Брайер набрался воздуху, намереваясь что-то спросить или возразить, но Конан отрезал:
— Согласен.
Они вошли в пещеру, освещаемую несколькими горящими факелами. Короткий коридор завершался красочным занавесом, из-за которого неясно пробивался свет. Хозяин откинул тяжёлую ткань, и взорам открылось просторное помещение, обставленное с такой роскошью, которая могла бы конкурировать с покоями наибогатейших хорайских вельмож. Пол и стены покрывали толстые ковры из Турана, в углах стояли огромные кхитайские вазы высотой со взрослого мужчину, украшенные узорами. Правда, за прошедшие годы они покрылись трещинами, как если бы их ставили для подношений или жертв, приносимых богам. На низеньком столике, расположенном в середине комнаты, находилось изящно изукрашенное овальное блюдо с необычно-затейливыми узорами из эбенового дерева, инкрустированного слоновой костью и частями черепаховых панцирей. Над ним сидел, со скрещенными ногами, толстяк — шемитский работорговец со своей кушитской стражей. Он пыхтел, глубоко вдыхая из разукрашенного кальяна, а нагой раб массировал его тучные шею и плечи. Амира за Конаном резко вздохнула, и Брайер заметил — её затрясло от омерзения.
Напротив входа было и другой проход, скрытый занавесом.
Когда шемит увидел вошедших, то хитро скривился.
Старец пригласил вошедших присесть, разместившись на роскошно расшитых золотыми и серебряными нитями высоких подушках, а массажиста — к большому недовольству шемита — отослал. Конан с Брайер присели, а Амира так и не решилась, поэтому встала на колени за плечами Конана, держась немного сзади.
Старец громко хлопнул в ладоши. В комнату вошел раб, неся в руках роскошно украшенный резьбой ларец. Хозяин поставил его на стол и открыл:
— Ваша награда, — сказал он с нескрываемой жадной похотью посматривая на мешок с книгами, который Брайер положил возле себя.
Разбойник наклонился и откинул крышку. Ларец был наполнен золотыми украшениями и драгоценными камнями, блестевшими в свете факелов, как летом сверкают звёзды на озёрной глади. Брайер зачерпнул пригоршню, выбрал один большой изумруд, и, прищурив один глаз, посмотрел сквозь него на свет. Довольно хмыкнул и подтолкнул ларец Конану. Золото явно перевесило все его моральные сомнения.
Однако варвар ларец не тронули, всё время пристально наблюдая за человеком на другой стороне стола. Тот же, первоначально бросив на свитки плотоядно-вожделеющий взгляд, отлично сумел удержать себя в руках.
— Ну же, — поднял бровь старец, — теперь наша сделка завершена?
Брайер торопливо кивнул, взял мешок и уже хотел отдать, но варвар его задержал.
— Однако, девчонка… — внезапно заявил старец, как будто только теперь вспомнил. — Сейчас за неё вы ничего не заплатили. Прежде чем узнаете цену, скажу вам, в чём заключается её главное предназначение. И это не только её внешность. Тело — статно, и кожа — нежна, что очевидно, и она неоднократно была полезна как мне, так и моим приятелям, — старик взглянул на шемита, чьё лицо растекалось в глупо-бессмысленной утвердительной гримасе. — Но,— поднял руку колдун, чтобы подчеркнуть свои слова, — женщин такого склада и с гораздо лучшими навыками в искусстве любви захватывают во всех крупных городах от Западного океана до восточного побережья Кхитая. Я с радостью отдал бы как приятельский дар женщину тебе, и не стал бы расценивать как великую щедрость. К вашей и моей удаче, — вздохнул он, — в её жилах течёт настоящая кровь трёх королевских родов. Да, моя милая, — обратился он к Амире, которая слушала его совершенно потрясенно. — Тебя я специально заказал у моего друга, потому что обнаружил, что среди твоих предков был первый владыка Немедии, офирский король и — при твоей светлой коже это кажется невероятным — даже стигийский верховный жрец культа Сета!
Мужчина, по-видимому, задумался и умолк. Но это была рассчитанная на эффект пауза.
— Ну же, — продолжил он, пожимая плечами, — для вас — простых воинов, её глаза и руки — только складное сочленение, грубо проявленная и ничего не значащая внешность. Но для меня, так как я всматриваюсь в истоки вещей — важна сущность происходящих явлений. И я чту силу, которая содержится в королевской крови. Эту девицу я планировал использовать для чрезвычайно важного и серьёзного обряда, его детали почерпнуты из сведений в тех свитках, которые вы мне принесли. Найти же ей замену для меня будет очень и очень трудно, и поэтому спрашиваю: так ли для вас важна и значима эта женщина?
— Не болтай и назови цену, — изрёк Конан. — Если будет справедлива — то получишь её, если нет — заплатим мечом.
— Задумался ли ты хоть чуть-чуть, что девка более ценна для меня и церемонии, чем для вас? С ней я смогу завершить то, что явится кульминацией многолетней моей работы. Взаправду, многолетней, — добавил он с усмешкой, от которой мороз пробегал по спине. Умолк и пытливо посмотрел на Брайера.
Разбойник сидел сжавшись, стиснув зубы, и молчал.
— Неужели тебе нехорошо, приятель? Может, вам принести немножко вина? Подожди, — колдун встал и вышел из комнаты.
— Он отравил его, — пискнула испуганная Амира, уже готовясь к последующим неприятностям. — Точно отравил. Ах, Конан, убежим! Я боюсь!
— Тише, девочка, — проворчал варвар. — Просто стой. Такие, как он, всегда после полчаса слов спокойно сами не заснут от названной цены, — однако сам вынул меч и положил его на колени.
Шемитский работорговец перестал равнодушно пыхтеть своим кальяном, и его стражи-телохранители насторожились. Их руки невзначай приблизились к рукоятям мечей. А у Брайера выступил пот.
— Думаю, — прохрипел он, — что Амира права. Те драгоценности… — снова стиснул он зубы, пытаясь превозмочь распространение сильнейшей боли. Конан задумчиво посмотрел на шемита. И тот побледнел.
— Я этого не делал, — выдавил он из себя. — И ничего не знаю.
Взгляды двух мужчин встретились, работорговец почти сразу же отвернулся.
— Пойду, — выдавил толстяк и с трудом поднялся.
