Норман Хьюз - Братья по оружию
— За мной один должок остался.— Она говорила очень тихо, так что в гомоне таверны Конану приходилось напрягать слух, чтобы расслышать .— Когда я попросила Гарбо мне помочь в том деле, с убийством Скавро,— он пожаловался, что у него есть враг, с которым ему никак не справиться. Я обещала отплатить услугой за услугу.
— Тусцелла?
— Верно. А ты откуда знаешь?
Конан уже открыл было рот, чтобы поведать всю историю… как вдруг осознал, в каком щекотливом положении оказался. Грациан говорил, что не хочет вмешивать Палому в это дело,— по каким-то своим таинственным соображениям. Теперь же выходило, что киммериец предает его доверие.
Вот незадача! С другой стороны, и обманывать Палому он тоже не мог…
— Слухами земля полнится,— туманно ответил он.— Так значит, Гарбо тебя попросил помочь?
Наемница мотнула головой, при этом чуть не слетел с головы капюшон, и она быстрым сторожким взглядом окинула зал — не заметил ли кто. Но гуляки были слишком заняты, чтобы обращать внимание на переодетую в парня девицу.
— Нет, пока он ни о чем не просил. Но я не люблю быть в долгу — особенно перед такими, как Гарбо. Так что решила пока осторожненько разнюхать что и как… на всякий случай.
Вот это уже интересно!
— И что разнюхала?
— Да так…— Палома поморщилась.— Скверный он тип, этот Стервятник. Начинал как обычный шулер. Играл по-крупному. Затем сделался наемным убийцей. Поднялся на этом, стал других нанимать, чтобы самому рук не марать. Убрал с дороги двоих прежних «черных баронов» — занял их место. Теперь ни он сам, ни его приближенные практически ни в каких темных делах не участвуют, но под рукой Тусцеллы почти весь Левый берег. У него здесь куплена стража, судьи… Все, кто хочет чем-то заниматься в этой части города, от честных торговцев, до последних нищих, все несут ему дань.
— А Гарбо, стало быть, метит на его место?
— Похоже на то.
— Ну а какой тебе смысл помогать одному против другого?
Вместо ответа Палома осушила до дна свой бокал, затем налила еще вина.
— «Черные бароны» всегда были и будут. А перед Гарбо я в долгу. Поэтому вопросов кто хороший, а кто плохой я не задаю. Просто делаю то, что считаю своим долгом.
Такую логику киммериец мог понять. Хотя, зная Палому, мог бы поручиться, что за этим кроется и кое-что еще.
— Помнится, были разговоры, что Тусцелла как-то связан с Орденом Кречета? И будто Скавро перед смертью вел с ним какие-то переговоры?..
— И это тоже. Хотя, в общем-то, эта история меня уже не касается, но… Не люблю нерешенных загадок.
Жесткое лицо киммерийца озарилось довольной ухмылкой, он приветственно поднял свой кубок.
— За тебя, девочка. Кром свидетель, будь ты мужчиной, я бы сказал, что ты — лучший брат по оружию, какого только можно пожелать!
Наемница оскалилась в ответ.
— А девица, стало быть, недостойна такой чести? По-прежнему считаешь, будто женщины годятся лишь на то, чтобы согревать постель настоящему воину, да варить ему похлебку? И перевязывать раны, когда он явится домой после Настоящих Мужских Дел?!
По всему видно, такое отношение ранило ее. Конан, протянув могучую длань, потрепал ее по плечу, при этом хрупкая фигурка почти пригнулась к столу.
— Не обижайся, и дело не в этом. Просто женщины… Видишь ли, мой опыт показывает, что даже когда они говорят о долге, о чести… все равно у них свои соображения идут вперед, они как-то по-своему понимают все эти вещи. Не так, как мы, мужчины. Это не в укор… Но не родилась еще та женщина, которой я готов был бы довериться без оглядки. Такими уж, видно, вас создали боги…
На несколько мгновений Палома задумалась, сдвинула брови — затем покачала головой.
— Сколько мы знакомы с тобой, северянин, столько ты не устаешь меня поражать. Скажу одно — горе тем, кто вздумает недооценивать тебя! Ты не только силой и отвагой превосходишь всех, кого я знаю, но и… Не мудростью, пожалуй, нет, но — у тебя особый взгляд на вещи. Ты смотришь как будто в самую суть; минуя всякое притворство, все наносное, что обычно отвлекает взор. Честно говоря, порой это даже пугает…
Ее слова смутили Конана. Нечасто доводилось слышать подобное — тем паче от женщины.
— Ну, тебе-то со мной нечего бояться!
— Да, и ты не раз это доказывал, хотя мы и знакомы-то всего ничего. Так может, сыграешь на моей стороне и в эту игру?
— Что ты задумала?
— Видишь ли, насколько я могла узнать, подобраться к этому Тусцелле очень непросто. Живет он взаперти, из дома никогда не выходит — боится. Окружил себя целой армией…
Конан едва сдержался, чтобы не сказать, что уже знает все это, но решил смолчать. Если он поможет Паломе, то убьет разом двух зайцев: и за этой сорвиголовой присмотрит, чтобы не натворила чего, и поручение Грациана исполнит. Тем более, что у этой хитрой лисы, похоже, имеется какой-то план.
— Что ты задумала?
— Очень просто. Силой вломиться к Тусцелле не получится — значит, пойдем на хитрость. Я хотела притвориться, будто только приехала в город. Гадалка, допустим, или там, нищенка… придумаю. И пришла к нему на поклон, чтобы разрешил работать в его квартале. Это нормально, такой установленный порядок. Здешний хозяин, в этой таверне, замолвит стражникам словцо, чтобы меня допустили к Стервятнику,— мы с ним уже столковались. Но, если честно… я побаивалась.
Еще бы! Девице, одной, сунуться в это змеиное гнездо! Дань-то с нее, конечно, возьмут — только не деньгами… да еще хорошо, если, вообще, живой выпустят.
— А другого способа нет?
Вместо ответа наемница выразительно повела плечами. Да, и в самом деле, а что еще придумать? К тому же, определенный смысл в этом безумном плане имелся: когда женщина приходит вдвоем с мужчиной, на нее уже смотрят совсем иначе. Тем более, если в роли защитника — такой исполин, как киммериец.
А для него это и вовсе единственный шанс!
— Ладно,— пробурчал он наконец.— Сам не пойму, как ты меня втянула в это, но… Когда ты думаешь все это провернуть?
— Завтра, к вечеру. Тавернщику два золотых заплатим за услугу — чтобы предупредил о нас Тусцеллу. Вот так-то…— Она на мгновение задумалась.— Вот только кем бы нам назваться…
На это у Конана уже был готов ответ.
— У тебя волосы белые, как у гиперборейцев. Так что будешь Сьохиль, шаманка, гадалка. Тоже, кстати, защита неплохая — может, побоятся тронуть колдунью. А я — твой муж, Сигерд. Охраняю тебя, стало быть…— При этом северянин напустил на себя такое туповато-воинственное выражение, что Палома невольно покатилась со смеху.
— Ладно, пойдет. Значит, Сьохиль и Сигерд. На том и порешили…
И хотя киммерийца не оставляло странное гнетущее чувство, будто они упустили что-то очень важное — он никак не мог облечь это ощущение в слова, а потому не стал ничего и говорить.
