Юрий Бахорин - Обитель теней
Мясо на голенях обуглилось, ноги превратились в две пылающие палки. Мир перед глазами закружился. Размытый слезами облик серого палача поплыл, и девушка погрузилась в спасительное небытие, избавившее ее от мучений.
* * *Ночь напролет отряд мчался во весь опор, словно отчаянно нагонял потерянное время. Только две короткие передышки позволили всадники себе и коням, стремясь вторую ночь провести под защитой городских стен.
За последнюю сотню лет Похиола сильно разрослась, превратившись в неприступную крепость, надежно защищавшую отстроенный заново дворец Духи с многочисленными казармами, конюшнями и складами. Отряд пронесся сквозь городские ворота, запираемые только на ночь, и копы-га коней застучали по центральной улице, небрежно вымощенной колотым булыжником.
Жизнь в городе шла своим чередом, и никто не обратил внимания ни на отряд, ни на карету, украшенную барельефом с изображением оскаленной волчьей головы, хотя большинство торговцев и видели ее совсем недавно. Многие знали и Горзу, возглавлявшего личную охрану Лухи, а в последнее время и все расквартированные в Похиоле войска. Суровый воин делал головокружительную карьеру и потому все реже появлялся на улицах города в одиночку, не по служебным делам.
Едва отряд показался на главной улице Похиолы, ворота старого города начали отворяться: стража на стенах заметила всадников и узнала своего предводителя. Карета ворвалась внутрь и, развернувшись, остановилась у гостевого крыла.
Дворец Лухи выглядел немного необычно. Он унаследовал традиционные для Гипербореи приземистость и небрежность, и вместе с тем в постройках чувствовалось странное стремление к аргосской архитектуре с ее просторными помещениями и стройными, устремленными в небо колоннами.
Разара вышла из кареты и огляделась. Слуги отворили перед ней высокую двустворчатую дубовую дверь с грубыми барельефами Волчицы и склонились в поклоне, ожидая, когда владычица Логова войдет в отведенные для нее покои.
Не один десяток раз ходила Разара этими коридорами, и потому мрачная, варварская пышность их убранства давно не производила на нее никакого впечатления. Вот и сейчас она равнодушно шагала мимо вырезанных на стенах картин охоты, мимо гобеленов с вытканными на них магическими рунами, мимо многочисленных треножников с лампами, заправленными свежим жиром.
Наконец она вошла в свои покои и устало опустилась в кресло. Все здесь напоминало ее апартаменты в Логове, и за время, прошедшее с последнего визита, ничто не изменилось. Впрочем, все это не интересовало ее. Зачем ее вызвали? На первый взгляд ответ очевиден. Причина в последнем письме, отосланном с Вестницей. Вот только какие выводы из него сделали приближенные Лухи? Отправляя послание, она надеялась посеять тревогу среди предводительниц Ордена. Но могло ведь получиться и наоборот. Как бы не обвинили ее в паникерстве.
За окном сгущались сумерки. Разара вздохнула и решила не ломать понапрасну голову: всему свое время, а сейчас неплохо бы перекусить и отправиться спать. Ночь, проведенная в карете, утомила ее.
Утро следующего дня и в самом деле все расставило по местам. Лухи приняла Разару в своих покоях, упрятанных в подземельях дворца. Глаза старой колдуньи давно уже не выносили дневного света, и в немалой степени именно этим объяснялась странная планировка дворца, который снаружи выглядел меньше, чем оказывался изнутри.
— Ну так что там у тебя произошло, моя девочка? — дрожащим старческим голосом осведомилась колдунья.
Говорили, что Лухи минуло веков десять, но мало кто в это верил до тех пор, пока не встречался с ней лицом к лицу. И тогда все сомнения исчезали, потому что выглядела она как раз на свой возраст. И неудивительно, что она считала Разару девочкой.
— О том, что произошло, я тебе писала,— сухо ответила мать-настоятельница и тут же пожалела о сказанном: ее слова могли счесть за дерзость, но, к счастью, этого не случилось.
— А ты расскажи поподробнее, раз уж приехала,— попросила колдунья,— мне, старухе, интересно.
Разара еле слышно вздохнула и начала рассказ. Постепенно она увлеклась воспоминаниями и поведала обо всем: о том, как напоролись они на засаду, о битве, о погоне, о карете, утыканной стрелами, и об отрубленной руке.
— Если бы не Север,— закончила она,— не стоять бы мне сейчас перед тобой.
— Он что, действительно так хорош, этот твой Север? — проскрипела Лухи.
— Он лучше всех,— убежденно ответила мать-настоятельница.
— Лучше моего Горзы? — не унималась колдунья.
— Лучше,— не колеблясь, кивнула Разара, и на некоторое время воцарилось молчание.
— Кстати, о Горзе,— помолчав, прошамкала старуха.— Пока он отдыхал в Логове, ему там уши прожужжали об этой… Как ее… О Соне. Какова она на самом деле?
Разара взглянула на Лухи, и у нее мелькнуло сумасшедшее подозрение: а не шадизарской ли воровке обязана она своим вызовом в Похиолу? Неужели она в прошлый раз перестаралась и представила пленницу в таком свете, что старая ведьма всерьез заинтересовалась ею? Если так, а по возвращении выяснится, что она убила девушку, дело плохо.
— Она идеальная пара Северу,— честно ответила мать-настоятельница. Она не знала о том, что известно Владычице, и потому предпочла не рисковать и говорила только правду.— Не могу передать своей радости, когда поняла это. К сожалению, и неприятностей с ней хватает.
— Что так? — подняла голову колдунья.
— У девчонки совершенно необузданный нрав. Я решила подвергнуть ее Испытанию Огнем. Думаю, сейчас уже все кончено.— Разара замолчала, ожидая, что скажет ее собеседница.
Та, однако, не торопилась с ответом. Тщедушная фигурка в белом, как и у Разары, балахоне застыла в неподвижности. Лицо главы Ордена тонуло в тени надвинутого на голову капюшона. Лухи избегала даже света факелов. Лица ее никто не видел уже много лет, а Разара до этой встречи — никогда.
Неожиданно для матери-настоятельницы колдунья зашевелилась, подняла руки с неправдоподобно тонкими пальцами, обтянутыми полупрозрачной бурой кожей, и сбросила капюшон. Разара только стиснула зубы и крепче вцепилась в кресло побелевшими от напряжения пальцами, когда ухмыляющийся череп уставился на нее.
— Годы не красят, верно? — спросила колдунья.— А мимо меня пролетела едва ли не вечность! Разара продолжала молча разглядывать Владычицу Гипербореи. Тонкая, трупно-серая с многочисленными бурыми пятнами кожа обтягивала лысый череп, лишенный малейших признаков плоти. Не будь ее, и Лухи ничем не отличалась бы от скелета.
— Теперь ты понимаешь, почему уже долгие годы меня никто не видит? Виной тому вовсе не свет. Он лишь более или менее правдоподобная причина моего затворничества. Я должна жить, пока не отыщу себе достойную замену…— Она посмотрела на гостью.— Ты, моя дочь, станешь ею!
