Марина и Сергей Дяченко - Скитальцы
— И почему ты такой задавака, Марран, — говорила Ящерица, когда они лежали рядом, сморённые зноем. — Будто бы всё можешь…
— А я всё могу! — мальчишка подпрыгнул, будто подброшенный пружиной.
— Вот пожелай чего-нибудь!
— Муравьиную пирамиду, — сонно бормотала девушка, — и чтобы вокруг неё был хоровод, а сверху один муравей махал белым флажком…
— Всего — то?!
Ящерица вскочила, вскрикнув, потому что все муравьи округи за две минуты собрались на месте, где только что покоился её локоть.
Рыжие, красные, чёрные, забыв о насущных делах, выполняли поспешно прихоть маленького мага. Девушка смотрела, полуоткрыв рот:
— Эй, Марран… Я пошутила вообще-то…
А муравьиный хоровод уже кружился, а пирамида всё росла и росла, а Руал Ильмарранен, красный от напряжения, пританцовывал вокруг, шевелил губами, водил пальцами и приседал:
— Ну, флажок! Давай же!
Флажок не получался.
Ящерица уже презрительно скривила губы, когда на вершину пирамиды выбрался-таки изрядно помятый рыжий муравей с лепестком маргаритки наперевес. Марран подскочил с победным воплем.
— Да, это достойно, малыш, — сказали у него за спиной.
Ильмарранен обернулся — перед ним стоял человек, о котором он много слышал и которого впервые видел так близко — великий маг Ларт Легиар.
Ящерица побледнела под слоем загара и резко дёрнула Руала за рукав. Тот, не глядя, высвободил руку.
— И чей же ты такой мальчик? — спросил Легиар мягко.
— Ничей, — настороженно отозвался Марран. — Свой. А что?
— Ничего, — пожал плечами маг. — Просто хотелось бы знать, кто твой учитель.
— Никто…
— А врать-то зачем? — удивился Легиар.
— Он не врёт, — поспешно заступилась Ящерица. — Он самоучка. И вообще мы уже уходим, — и дёрнула Руала изо всех сил.
Легиар чуть повернул голову, посмотрел сквозь девушку и обратился опять к Руалу:
— А ты никогда не думал, что время муравьиных игрищ когда-нибудь закончится?
Марран смотрел на него исподлобья.
— А в мире, мальчик, есть другие… маги, и кому-то из них ты помешаешь, а кто-то станет союзником… Если ты этого захочешь, конечно, — добавил колдун и внезапно, вдруг обернулся огромным грифом, хрипло крикнул и взмыл вверх.
Руал, на секунду растерявшись, оторвал от себя пальцы Ящерицы и обернулся соколом.
Несколько секунд — или часов — две хищные птицы носились на страшной высоте, где дыхание спирало от ледяного ветра. А над берегом металась маленькая чайка — пронзительно кричала и не могла подняться выше.
Потом гриф камнем упал вниз, и, коснувшись ногами песка, стал господином Лартом Легиаром.
Вслед за ним опустился сокол — и обернулся обессиленным, запыхавшимся Марраном. Маги — молодой и матёрый — некоторое время смотрели друг на друга.
— Пошли, — сказал наконец Легиар. — Можешь звать меня Лартом.
— Марран, — ответил Руал, протягивая руку.
Ящерица стояла, утонув по щиколотку в остывающем песке, и смотрела, как они уходили.
…Руал поднял голову — Ящерица всё ещё укоризненно смотрела на него из-за уродливого тёмного ствола.
Он наотмашь ударил себя по лицу — удар вышел слабый, но видение исчезло.
Он попытался встать, опираясь на ствол. В ушах у него, то приближаясь, то затихая, звучало тонкое назойливое пение. Тянула к земле тяжёлая голова, мешала подняться.
И тут он увидел огонёк.
Далеко-далеко, так неясно, что поначалу он и его принял за видение, но огонёк не исчезал, мерцал ровно, тепло, приветливо, и Ильмарранен, пошатываясь, двинулся к нему. Он шёл, влекомый той силой, которая собирает стаи бабочек вокруг горящей лампы. И огонёк сжалился над ним — помедлил и стал приближаться.
Руал пошёл быстрее, всё ещё спотыкаясь, но уже не падая, оставляя лоскутки рубашки на острых сучьях. Огонёк обернулся жарко пылающим костром. Руал, потерянный, вышел на широкий перекрёсток двух дорог.
Сыпались в небо обезумевшие искры. Костёр был сложен прямо посреди перекрёстка, а чуть поодаль копошились в его пляшущем свете две приземистые человеческие фигуры.
Ильмарранен шагнул вперёд, намереваясь просить о приюте. На него не обратили внимания. Бросив хмурый взгляд, землекопы — а это были именно землекопы — продолжали свой тяжёлый и грязный труд. Один долбил землю заступом, другой отворачивал её тяжёлой лопатой. Работали в полном молчании.
Руал, не дождавшись приглашения, сам подошёл к костру и опустился перед ним на тёплую, усыпанную пеплом землю.
Трещали поленья. Один из работающих то и дело отходил от растущей чёрной ямы, чтобы подбросить дров в огонь. Костёр после этого пригасал, чтобы через секунду разгореться яростно и зло.
Руал смотрел в огонь. Из огня смотрела на Руала женщина по имени Ящерица.
Видение прогнал странный звук, раздавшийся совсем рядом. Не то стон, не то хрип.
Ильмарранен с трудом поднялся и обошёл костёр.
Кроме двоих работающих и непрошеного гостя, на перекрёстке всё это время находился ещё один человек.
Это был древний старик, измученный, измождённый, лежащий на бесформенной куче тряпья. Старик пребывал в бреду: полуоткрытые ввалившиеся глаза не видели ни костра, ни подошедшего Руала. Губы, казавшиеся чёрными в свете пламени, не переставая, шевелились.
Ильмарранен присел рядом.
Старик, по-видимому, умирал. В его невнятном бормотании иногда различимы были отдельные слова; он то молил остановить кого-то, то шептал в отчаянии: «Заприте дверь». Руал пытался придержать седую мотающуюся голову.
На рассвете, когда яма была уже широка и глубока, умирающий пришёл в себя и потянулся рукой к затерявшейся в груде тряпья фляге. Ильмарранен помог ему напиться.
Старик поблагодарил жестом. Руал кивнул. Небо светлело, но костёр горел ещё ярко. В этом смешанном предутреннем свете старик увидел наконец его лицо.
Рот с чёрными губами судорожно полуоткрылся; и без того страшные черты умирающего исказились вдруг неслыханным, слепым ужасом.
— Привратник! — выкрикнул он, пытаясь заслониться трясущейся рукой. — Привратник!
Руал отшатнулся.
Старик подался вперёд, почти сел, не сводя глаз с Ильмарранена, потом захрипел, содрогнулся всем телом и вытянулся. С почерневшего, застывшего лица так и не сошло выражение смертельного ужаса.
Землекопы, как по команде, бросили заступ и лопату и деловито направились к старику. Тогда Руал, который был не в силах овладеть собой, повернулся и бросился бежать без памяти.
Голые скалы остались позади, теперь под ногами трещала прошлогодняя жёсткая трава. Кроме того, то и дело приходилось пробираться сквозь кусты без листьев, но с колючками.
