Гай Орловский - Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары
— Остаток вчерашнего дня, — сообщил он, — всю ночь, а сейчас уже утро... нет, ближе к полудню.
— Что наука с нами делает, — пожаловался я. — Ладно, все здесь было очень даже интересно. Начитался на три жизни вперед. Жаль, что в нашей жизни все это как бы...
Он приятно улыбнулся.
— Неприменимо?
— Именно.
— Сожалею...
Но вздохнул он с облегчением. Мне кажется, все же опасался, что полезу в личные хроники династии Орнидов, а там наверняка много и любопытного, и пикантного. Всем простолюдинам и подлым людишкам страстно хочется знать подробности жизни великих людей, а еще больше — просто знаменитых, знаем, проходили.
— Рад был помочь, — ответил он. — Еще придете?
— Вряд ли, — сказал я. — Во всяком случае, не планирую в ближайшие сто лет. Я уже весь начитанный настолько, что мои дети останутся неграмотными.
Он довольно заулыбался.
— Всего хорошего!
Да уж, мелькнула опасливая мысль, хорошее тоже есть, но опасное. Суметь настолько ярко и полно вообразить себя частью этого мира, чтобы воспользоваться сокрушающей мощью энергии Солнца?
Он провел меня до самого выхода из библиотеки, словно боялся, что передумаю и вернусь, а когда взялся за ручку двери, сказал с той гордостью, что паче гордыни:
— Жаль, вы не видели наше основное сокровище...
— А чё за? — спросил я.
Он ответил с напыщенностью:
— В дальнем схроне есть особая книга, что сама себя
пишет. Заполняет страницу за страницей, творит летопись событий. Такого чуда нет нигде больше!
Я сказал с сомнением:
— Ну, не знаю... Кажется, я понимаю, почему она в самом дальнем углу засекреченного подвала.
— Почему?
— Мало ли что она пишет, — сказал я. — Писать может только человек! Излагая свою точку зрения. А эта книга чью излагает?.. А если вражескую?
— Эта книга принадлежала всегда династии Орнидов!
— Но мировоззрение менялось, — напомнил я. — То, что считалось раньше доблестью, может быть переоценено потомками. Все эти походы за зипунами...
Он отрезал с негодованием:
— Там истина!
— Но если нечеловеческая? — спросил я опасливо. — Я вообще-то не стал бы доверять такому летописцу... Хотя надо заглянуть, что он там пишет... Но не в этот раз. Будни всегда важнее праздников!
Он распахнул передо мной дверь.
— Успехов вам в боевых буднях.
— Спасибо, — ответил я.
Глава 4
Поднимаясь по лестнице в королевский зал, я напомнил себе, что я — Улучшатель, а не хвост собачий. Улучшатели здесь те, кто натыкался на то, что другие не замечают. Научного прогресса нет из-за магии, а всякое продвижение по лестнице цивилизации идет только из-за озарений, случайных открытий, потому здесь все так медленно.
Наверное, Демокрит тоже был Улучшателем, иначе в каком таком диком озарении понял, что он сам и весь мир состоит из атомов? Возможно, тоже чувствовал свое единство со вселенной, а то и мог пользоваться солнечной мощью.
Хотя земная атмосфера и задерживает большую часть излучения Солнца, но и оставшейся хватает, чтобы жить всему растительному миру, который только благодаря Солнцу, используя фотосинтез, создает органические соединения. Это благодаря фотосинтезу в прошлом были получены нефть и уголь, но человек может и будет пользоваться энергией Солнца без этих пока что примитивных посредников. Кто-то из древних сумел нащупать этот путь, мне ничего открывать не нужно, если удалось кому-то, получится и у меня...
В этом месте я ощутил некое странное чувство, словно во мне есть еще другой «я», и это его голос слышу, называя внутренним. Наверное, что-то съел не совсем такое, не узнаю себя, не узнаю вовсе. Могу же из этого жестокого мира слинять, запросто могу, но что меня держит, почему стараюсь сперва что-то сделать для этих людей, а слинять потом?
Или все-таки из-за жажды спереть какую-то особо важную технологию?
Когда я выбрался наверх в залы, один из гвардейцев, увидев меня, бросился навстречу.
— Глерд, вас разыскивает начальник охраны.
— Форнсайн?
Он покачал головой.
— Картер.
— Хорошо, — сказал я, — а Форнсайн куда делся? Он коротко улыбнулся.
— Здесь, во дворце.
— Что-то на глаза не попадается, — пробормотал я. Он коротко усмехнулся.
— Это и мы заметили.
— Ладно, — сказал я, — так еще замечательнее. Мне
лучше не попадаться. Я дурной, могу и обидеть.
Он убежал, я остался рассматривать придворных, а они, встречаясь со мной взглядом, либо опускали головы, либо начинали смотреть в стороны. Похоже, о нашем победном возвращении Рундельштотта узнал не только Форнсайн.
Картер, высокий и суровый, с худым костистым лицом, в кирасе и доспехах, привел Мяффнера, коротенького и толстенького, пухло-розового. Одежда глерд-канцлера то ли в кружевах, то ли такая мода, но выглядит, словно все еще завернут в одеяло, однако оба при всей несхожести показались мне как близнецы и братья с одинаково встревоженным выражением.
— Глерд, — обратился Мяффнер с упреком, — как вы можете!
— Могу, — заверил я осторожно, но спросил на всякий случай: — Что я еще натворил? Надеюсь, пока что не государственную измену локального масштаба?
— Пока нет, — сообщил он, — а что, уже задумали? Картер подобрался и посмотрел на меня, как волк на ягненка.
—Локальные, — ответил я гордо, — не мой масштаб. Я человек с размахом.
—Тогда пойдемте, — сказал он.
— Ищем место для размаха?
Он повернулся к Картеру.
—Глерд Руперт, благодарю, что сумели отыскать этого... Улучшателя.
—Я его сумею даже поймать, — сказал Картер. — Хотя ловить как раз бы не хотелось.
—Да, — согласился Мяффнер, — я сам заметил, что скользкий больно.
Он взял меня под руку и повел через зал к лестнице, что ведет на верхние этажи дворца.
—Ее величество, — сообщил он, — сейчас собрали у себя членов посольства.
—На инструктаж?
—Вам надлежит быть тоже, — сказал он, не обращая внимания на мой недостаточно корректный вопрос. — Вы включены в состав.
—Счастлив, — сказал я. — Как же, буду представлять королеву! Да я с ума сойду.
Он поморщился.
—Ее величество будет представлять глерд Финнеган. Так что останетесь при своем разуме.
—А что буду я?
—А вы так, для мелких услуг.
—А-а-а, — сказал я, — принести, подать, свечку подержать?..
—Если вам доверят, — сообщил он.
—Буду стараться, — заверил я. — Особенно со свечкой.
Мы прошли через зал, где у стен на двух треногах слуги расставляют нечто занавешенное длинными полотнищами.
