Мэтью Стовер - Бог войны
— Выполни свою миссию, Кратос, и боги простят твои грехи…
— Но как это сделать без ящика Пандоры? — мрачно покачал головой спартанец, понимая, что тем оружием, которое при нем, вряд ли удастся хотя бы взлохматить Аресу огненную шевелюру.
Он уставился на горящие руины, посреди которых стоял бог войны, оглашая небо победными криками. И тут вспомнилось старое правило: спартанцы сражаются тем оружием, которое есть, а не тем, которое они бы предпочли. Решительный час настал.
Пора убивать. Пора умереть.
Кратос двинулся в путь. Однако, подходя к пропасти, через которую он с трудом перебрался после того, как был разрушен единственный мост, спартанец услышал сдавленный стон, доносившийся из храма Афины. Это были предсмертные вздохи умирающей женщины.
Кратос с облегчением подумал о том, что его жена с дочерью не страдали — они умерли быстро, почти безболезненно. Не то что несчастная в храме.
«А вдруг это оракул?» — подумал спартанец и остановился. К оракулу у него был один последний вопрос.
Кратос взбежал по ступеням в храм, где весь пол был покрыт засохшей кровью. Подойдя к огромной статуе Афины, он посмотрел в пустые мраморные глаза.
— Ящика нет, только то оружие, что было у меня и раньше, — произнес он, вращая клинками Хаоса. — Какие будут советы?
Мраморное лицо упорно сохраняло безразличное выражение. Кратос отвернулся и направился за алтарь, чтобы по коридору прийти в комнату оракула. Но там было пусто. Ничего, кроме нескольких сухих листьев.
Вернувшись обратно, он напряг слух. Звуки шли откуда-то сверху.
Крыша храма была разрушена взрывом. Разбежавшись, Кратос запрыгнул на алтарь и снова, как уже было однажды, полез по статуе Афины, до самой головы, откуда мощным прыжком попытался долететь до края изувеченной крыши, но сумел лишь ухватиться одной рукой за обломок стропила и повис на нем.
Вновь его разум захватили видения. Кратос стоял на коленях на полу деревенского храма и обнимал жестоко убитых им жену и дочь. Потом проклятие оракула превратило его в Спартанского Призрака, и пепел семьи навсегда запятнал его кожу и душу.
Кратос крякнул, подтянулся и взобрался на крышу. В нескольких шагах от него лежала, распластавшись, жрица Афины. По положению ее тела он сразу понял, что у нее сломан позвоночник. Спартанец часто видел воинов с подобным увечьем, они умирали спустя долгие часы, а иногда и дни мучений.
Он опустился на колени возле женщины, которая теперь показалась ему совсем маленькой, хрупкой и постаревшей. Почувствовав прикосновение его руки к своей щеке, она открыла глаза, но тут же зажмурилась, ослепленная пламенем, пожиравшим Афины.
— Ты вернулся, — произнесла она шепотом. — Ты заполучил ящик, но потом утратил. Мои видения… Я следила…
— Тогда ты знаешь, что произошло со мной.
Жрица закрыла глаза. Ее лицо стало восковым, из-под прозрачной, словно пергамент, кожи просвечивали вены. Кратос настойчивее коснулся ее щеки, и женщина шевельнулась.
— Скажи, что ты видела, — сказал он. — Поведай, как мне убить бога войны.
Губы оракула дрогнули. Спартанец наклонился, чтобы расслышать слова.
— Ящик… — Жрица судорожно дернулась и покачала головой. — Почему Афина выбрала тебя? Ты ужасный человек. Чудовище…
— Чудовище, призванное убить другое чудовище.
Ответа не последовало. Женщина скончалась.
Кратос стоял и смотрел на ее тело, маленькое и щуплое, и думал о том, какая великая власть была в нем заключена при жизни. Теперь ее тень устремилась в объятия Аида.
Он перевел взгляд на город, затем на пропасть. Как спуститься отсюда?
Внезапно Кратос заметил, что одно горящее здание у подножия горы как будто движется. Но потом «здание» подняло лицо к небесам, и спартанец догадался, что за горящий дом он принял огненную шевелюру Ареса. Казалось, бог любуется ночным небом.
Но в следующее мгновение ока Арес словно испарился. Кратос снова почувствовал зловещий холодок, уж очень это поведение напоминало выдуманного Ареса с Арены воспоминаний. А если настоящий Арес окажется столь же неуязвимым, как и его призрак?
Спартанец запретил себе даже думать об этом.
— Зевс! Ты видишь, на что способен твой сын? — раздался рядом голос, преследовавший его в кошмарах.
Кратос резко обернулся, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди. Арес даже не догадывался о его присутствии и взбирался на гору только потому, что здесь стоял самый священный из храмов Афины.
— Ты благоволишь Афине, хотя ее город лежит в руинах у моих ног! — Посыпалась каменная кладка храма — голос был воистину сокрушителен. Бог поднял кулак, угрожая небесам. — А теперь даже ящик Пандоры принадлежит мне. Прикажешь использовать его против самого Олимпа?
Кратос сразу убедился, что бог не лжет. Хотя массивный сундук терялся рядом с огромным кулаком Ареса, с которого свисал, но украшавшее его золото сверкало так, что ошибиться было нельзя. Ящик Пандоры раскачивался на длинной, тонкой цепи, словно талисман, который бог носил на счастье.
Арес продолжал свои разглагольствования, но Кратос уже не слышал его, сосредоточив все внимание на цепи, соединявшей ящик с кулаком бога. Затем посмотрел на белый шрам на своей ладони. И снова на цепь.
— Не стрелять в бога, говоришь? — Он оскалил зубы, словно бешеный волк. — Ладно.
— Арес, — позвал спартанец тихо.
Услышав свое имя, бог посмотрел через плечо и раздул ноздри, как будто вдыхая приятный аромат.
— Кратос. Вернулся из преисподней. — В голосе не слышалось удивления, напротив, Арес как будто был рад. — Ты ничего лучше не мог придумать, отец? — продолжал он, снова обращаясь к небесам и широко разводя руками. — Послать сломленного смертного, чтобы сокрушить меня, бога войны?
Кратос не считал себя сломленным. Подняв правую руку, он почувствовал, как бушует в нем сила молнии Зевса, отступил на шаг назад и развязал войну с богом.
Глава тридцатая
— Кто такой могильщик?
— Ну… он роет могилы. — Зевса, похоже, застиг врасплох неожиданный вопрос Афины.
— Это не ответ.
— Почему же. Просто это не тот ответ, который ты надеялась услышать.
Афина спрятала улыбку. Слова Громовержца привели ее к неизбежному заключению: могильщик — это сам Зевс, и он помогает Кратосу. Она понимала, что открыто поддерживать спартанца отец не может из-за собственного указа — нарушив его, он возмутил бы других богов. Учитывая ту сумятицу, которую вызвало на Олимпе неповиновение Ареса, Зевс действовал осторожно, понимая, что хоть он и верховный бог, но в открытой конфронтации с остальными ему не выстоять.
