Сэм Феллан - Конан и Морская Ведьма
— Где Альремас? — закричал Конан.
— Он пошел в обход и зайдет с тыла, — ответил Имиль. — Он будет здесь через четверть колокола.
Конан почувствовал некоторую горечь по поводу того, что его личный враг, казалось, неуязвим в битве.
— Ты ведь знаешь расположение покоев императорского замка? Когда мы прорвемся внутрь, возьми несколько человек и захвати в плен Мкори. Помни, что ни один волос не должен упасть с ее головы. А я буду сдерживать сопротивление до тех пор, пока не подоспеет Альремас.
Имиль кивнул и вернулся к своим людям.
Послав отряд под командованием Арбаса порыться в развалинах и поискать что-либо, заменяющее щиты и взламывающие тараны, Конан начал атаку императорской цитадели. Защитники сражались отчаянно и ожесточенно. Стрелки повстанцев держали их под постоянным обстрелом, не давая поднять голову, пока их товарищи пытались сломать главные ворота крепости импровизированными таранами. Последняя преграда рухнула спустя пол-колокола. С Конаном во главе атакующие хлынули через дворцовые сады и дворики внутрь дома, в залы. Личная охрана императорского дворца сражалась неистово, но превосходящие силы Конана упорно оттесняли их во внутренние покои.
— Конан! — Внезапно перед ним как из-под земли выросла мрачная фигура в броне.
Весь день Нетистен Марил с горечью смотрел, как рушится последний оплот его империи. И теперь, на закате, после неудавшейся попытки остановить продвижение противника внутрь города, он вернулся, чтобы с оружием в руках защищать свой дворец.
— Клянусь Эрликом, я, по крайней мере, получу удовлетворение от того, что отправлю твою душу обратно, на Серые равнины, где ей давно пора быть.
— Многие уже пробовали, — усмехнулся Конан, — и сейчас за всеми из них присматривает Нергал.
С яростным ревом, подобно разъяренному быку, Марил обрушился на киммерийца. Император был крепким мужчиной, а сейчас его силы удвоились из-за безумной ненависти и гнева. Перед правителем стоял человек, который превратил в руины всю его огромную империю. Если победа и ускользнула от Нетистена, то, по крайней мере, у него осталась возможность отомстить. Конан медленно отступал под неистовым натиском Марила, отражая мощные удары его меча и пытаясь достать соперника своим оружием. Император ловко уворачивался от наточенного стального топора в левой руке Конана и упорно наседал на противника. Меч Марила сверкал как молния, а звон клинков оглушал, подобно громовым раскатам. Внезапное, стремительное движение, и длинное лезвие Нетистена прошлось по правой руке разбойника, по старой, едва начавшей заживать ране, полученной в предыдущем бою, и причинило тому нестерпимую боль. Сабля выпала из онемевшей руки киммерийца, и теперь он уже сражался только одним топором. Яростная жажда крови врага завладела всеми его чувствами. Не обращая внимания на боль, Конан осторожно, кругами, обходил императора, говоря ему всякие дерзости и ожидая, когда противник хотя бы на миг раскроется. Его топор чертил в воздухе сложнейшие, почти неуловимые рисунки.
В конце концов, Марил все же допустил ошибку. Он был слишком безрассуден и опрометчив в своем желании поскорее покончить с ненавистным врагом. Всего одно неверное движение, как раз то, чего дожидался Конан. Сделав обманный выпад тяжелым топором, разбойник нагнулся, когда Нетистен в ярости прочертил мечом дугу над его головой. Только на миг император остался открытым. Он не успел вовремя повернуться обратно, поскольку рассчитывал снести наглецу голову. Это и решило исход битвы. С невероятной скоростью северянин рванулся вперед и рассек грудную клетку Марила топором. Даже прочная кираса не спасла правителя.
Нетистен Марил грузно рухнул на землю. Его глаза все еще светились ненавистью, но он был мертв. У ног Конана медленно растекалась большая лужа крови.
— Итак, ты его все-таки убил, — констатировал Арбас, который все это время с большим интересом следил за поединком.
— Эфрель, я полагаю, тебе спасибо не скажет. А для полноты картины на сцене еще появился наш друг Альремас, как раз вовремя, чтобы насладиться последними минутами жизни императора. Я уверен, что он не станет терять времени даром, а сразу побежит рассказывать Эфрель, кто убил Нетистена Марила. Конан, может быть, нам следует хорошо подумать прежде, чем возвращаться обратно на Пеллин?
Киммериец разразился проклятиями и стал осматривать свою кровоточащую руку.
— Да, пошла она… Я сам поговорю с Эфрель. Я не собирался позволить Марилу убить меня, только для того чтобы потворствовать ее прихотям. Я итак отдаю ей императорский трон. Если Имилю удастся выполнить все, как нужно, с Мкори, хозяйка будет вполне счастлива.
Имиль как раз в это время пробивался к комнатам Мкори. Последний заслон вскоре пал, и повстанцы с ренегатом во главе ворвались в личные покои дочери императора. Разгоряченные солдаты напали было на визжащих служанок, но мигом отпрянули, смущенные присутствием Мкори.
Девушка поборола леденящий ужас и высокомерно поднялась с кресла навстречу усмехающимся захватчикам. Мысль о самоубийстве мелькнула в ее голове, но эта идея показалась ей омерзительной. Пока была жизнь, оставалась надежда. До сих пор Мкори еще ничего не знала о судьбе возлюбленного и продолжала верить, что он жив.
Оценив ее красоту, Имиль в душе проклинал Эфрель, которая желала предать девушку страшной смерти. А ведь Мкори могла бы стать прекрасным призом для лучшего слуги колдуньи.
— Успокойтесь… Не делайте резких движений, и я обещаю, что вас не обидят, — сказал он своей белокурой пленнице и ободряюще улыбнулся. — В конце концов, вы — представительница знатного рода. Мы просто составим вам почетный эскорт и препроводим к императрице, которая находится в Призарте.
— Нет на свете поступка более подлого, чем предательство, — презрительно бросила ему Мкори.
— Лучше победивший ренегат, чем побежденный патриот, — убежденно ответил Имиль. Он приказал, чтобы пленницу связали, и повел ее к Конану. «В разграбленном городе наверняка найдутся и менее принципиальные девушки», — успокоил себя юноша.
А тем временем в кровавом хаосе, царящем на улицах столицы, Лейжес все еще отчаянно пытался оказывать сопротивление. Потеряв из виду дядю еще в самом начале битвы, и оттесненный атакующими к окраине города, он каким-то чудом разминулся с тремя основными отрядами захватчиков. В результате этого юноша и его отряд все еще бродили по горящим улицам и уничтожали рассыпавшихся на мелкие группы грабителей. Лейжес понимал, что столицу империи уже не спасти, но продолжал сражаться, даже не помышляя о бегстве. Он считал, что должен погибнуть в бою на пепелище родного города.
