Скотт Бэккер - Падение Святого города
Он противоречил всему.
Найюр видел, как он скручивает корни людей и повелевает ростом их ветвей. Питает их ненависть. Лелеет их стыд и тщеславие. Вскармливает их любовь. Пасет их оправдания и веру! Он использует самые простые слова, самые земные средства.
Дунианин действовал так, словно в карте чародея не было ни дыр, ни капель-душ, ни воды, знаменующей потустороннее. В его мире ветви одного человека могли стать корнями другого. И этим элементарным допущением он подчинил себе действия тысяч людей.
Он получил власть над Священным воинством.
От этого откровения у Найюра закружилась голова. Ему почудилось, что он пребывает одновременно в двух мирах: один был открыт, и корни людей в нем привязывали их к чему-то запредельному, а другой закрыт, и те же корни полностью изолированы. Что значит быть безумцем в закрытом мире? Но такого мира попросту не может быть! Замкнутый сам на себя, бесчувственный. Холодный и бездушный.
Должно быть что-то еще.
Кроме того, Найюр решил, что не может сойти с ума, поскольку его больше не связывает происхождение. Он отбросил все земное. У него нет даже прошлого. Он помнит только настоящее. Он, Найюр урс Скиоата, и есть источник того, что было прежде. Он сам стал собственным основанием!
Найюр засмеялся, вспомнив о дунианине и об их роковом союзе. Это должно ниспровергнуть пророка!
Найюр пытался делиться этими мыслями с Серве и ее братьями, но получил лишь видимость понимания. Как им понять глубину его раздумий, когда у них самих нет никакой глубины? Они не были бездонными дырами этого мира. Они были одушевленными, но не совсем живыми. Они, с ужасом осознал Найюр, не имели душ. Они полностью принадлежали этому миру.
И почему-то его любовь к ним — к ней — становилась все сильнее.
Через несколько дней они издалека увидели первые вершины Бетмуллы, хотя Найюр полагал, что они пересекли границы Энатпанеи немного раньше. Они двинулись вперед, собираясь пересечь высокие предгорья у северных склонов. Они пересекли неровную долину, а затем, следуя извилистому руслу многоструйного потока, проехали под сенью водяных берез. Пока они приближались к темным горам, Найюр невольно вспоминал Хетанты и то, как жестоко он обходился с Серве. Каким же он был дураком! Свободный человек отдает себя в рабство своему народу. Но у него не хватало слов, чтобы объяснить ей.
— Наш ребенок,— запинаясь, говорил он,— был зачат в таких же горах.
Когда она ничего не ответила, он проклинал себя и женскую чувствительность.
В тот же день одна из их лошадей захромала, спускаясь по насыпи. Они оставили ее, не стали убивать, чтобы стервятники снова не слетелись и не выдали их. Ведя коней в поводу, они долго шли в темноте, полагаясь на нечеловеческое зрение шпионов-оборотней. Если ничего не случится, огни преследователей, горящие за спиной, не нагонят их.
С наступлением утра на юго-востоке показались склоны Бетмуллы. Найюр и его отряд наткнулись на мертвое озеро, дно которого цвело алыми опухолями водорослей. Неподалеку на возвышении среди рощи горных дубов они нашли развалины какого-то святилища. Безликие изображения смотрели на них из-под ковра опавшей листвы. У алтаря тек ручей, и они наполнили свои бурдюки. На склонах вокруг озера паслись олени, и Найюр развеселился, глядя на то, как Серве с братьями бегом загнали детеныша. Потом среди зарослей он наткнулся на разновидность заячьей капусты. Клубни ее еще не созрели, но с олениной оказались очень вкусны.
Но свой маленький костер они развели зря. Ветер дул прямо с запада, через озеро. Оборотни первыми учуяли запах врага, но было поздно.
— Они идут,— вдруг сказала Серве, глядя на братьев. В тот же миг двое из них исчезли в зарослях.
Затем Найюр отчетливо услышал фырканье коней, взбирающихся по земляному склону, и звяканье сбруи в темной глубине леса.
Зная, что Серве пойдет за ним, он бросился к плоскому фундаменту храма. Первые кидрухили показались из-за дубов как раз и тот миг, когда Найюр прятался за выступом. Они закричали, заметив его. Вслед за ними откуда-то появились дюжины других. Их кони без чепраков роняли слюну, встряхивая головами. Воины потянулись за длинными мечами...
Из гущи деревьев раздался вопль.
Найюр увидел, как всадники в смятении развернули коней. Он увидел, как один из них упал, а вместо лица у него было кровавое месиво... Теперь они смотрели вверх, тревожно перекликаясь. Найюр разглядел братьев Серве: они мелькали в листве, разгребая листья. Кидрухили в задних рядах запаниковали.
Теперь все до единого пустили коней галопом, при этом оборачивались и придерживали поводья, заворачивая вправо. Найюр слышал, как офицер кричит:
— От деревьев! Прочь!
Но его людей не надо было подгонять, они уже неслись через лагерь с дымящимся костром. Лошади без всадников рассыпались во все стороны.
Затем Найюр заметил луки. Они были выгнуты, как у скюльвендов. Всадники вынимали их из лакированных наручей, низко притороченных к седлу — тоже по-скюльвендски. С боевым кличем кидрухили развернулись по склону и двинулись вверх, подгоняя коней шпорами и шенкелями. Первые трое выстрелили и опустили луки, натягивая тетиву,— опять же как скюльвенды. Серве раскинула перед ним руки, отбила первую стрелу на лету и не обратила внимания на вторую, что прошла мимо. Третья вонзилась ей в руку.
Растерянный Найюр упал на одно колено. Спрятаться негде.
— Серве! — крикнул он.
Кидрухили двумя потоками охватывали холм с обеих сторон. Найюр инстинктивно забился в крайний левый угол древней платформы, пригнулся, укрываясь за выступом от одного отряда, но открываясь другому. Почти тут же всадники слева полетели прямо на него, подгоняя коней воплями «Хуп-хуп-хуп!» и поднимая луки...
Вдруг перед ним оказалась Серве. Мгновение она стояла — прекрасная, раскинувшая руки. Ее светлые волосы блестели на горном солнце...
Она танцевала для него.
Прикрывала его, подпрыгивала и отбивала стрелы. Она стояла спиной к Найюру, словно в некой ритуальной позе скромности. Ее рукава хлопали, как кожаные. Стрелы ударялись о платформу или свистели над головой Найюра.
Серве нырнула вниз и обхватила его руками. Ее ладонь пронзила стрела. Она ударила вверх ногой. В ее голень попала стрела. В спине торчали оперения еще двух. Она перевернулась, отбила новый выстрел, в то время как три стрелы вошли в ее грудь и живот. Она круговыми ударами отбила следующие четыре, запро-
кинула голову и вытянула руки. Одна стрела вонзилась в тыльную часть ее правой ладони. Вторая вошла в левое предплечье.
Она дернула головой влево. Из ее затылка вышел наконечник стрелы. Она всхлипнула, как маленькая девочка.
