Евгений Щепетнов - Тот, кто ходит сам по себе
Ну да, видал я таких типов, но всегда, без исключения, они были продуктом многочасовых ежедневных тренировок, а еще – специальных средств, позволяющих наращивать мышечную массу практически без ограничений, что иногда приводило к летальному исходу.
Вряд ли параллельный мир покрыт сетью «качалок», в которых к тому же продают таблетки для накачивания мяса, потому яснее ясного было, что этот монстр родился таким, каков он есть, и скорее всего послужил причиной гибели его матери во время родов.
Вошедшие растянули сеть, и вся толпа медленно пошла на Элену, отжимая ее в угол. Один из бойцов в это время натягивал арбалет – довольно грубое, некрасивое, но невероятно эффективное средство нейтрализации слишком прытких адептов боевых искусств.
Это только в кино мастер кунг‑фу отбивает летящую в него стрелу, ловит ее в воздухе, даже разрубает на части. Но даже фантазеры‑режиссеры не додумались снять эпизод о том, как герой ловит арбалетный болт. Слишком уж было бы глупо. Попробуй поймать рукой пулю! Арбалетный же болт от пули отличается только своей длиной. На близком расстоянии, само собой разумеется. Прошьет насквозь даже рыцарские доспехи, чего уж там говорить о мелкой девчонке, прикрытой лишь камуфляжным комбинезоном.
В общем и целом Элене ничего не светило, кроме актов группового секса, возможно даже в извращенной форме. Бандиты (а кто же еще это мог быть?! Вряд ли толпа раздосадованных художников‑импрессионистов!) были очень, очень злы. А Элена красива – тоже очень . Потому у нее оставался только один выход – перерезать себе глотку. Если только не поможет герой, прискакавший на своем богатырском коне.
Коня у меня не было, меча‑кладенца – тоже. Даже завалященькой булавы, чтобы вогнать супостата в землю по самые плечи, – тоже не имелось. А вот мозги – были. Разум, способный принимать быстрые решения, рожденный в том мире, где человек волей‑неволей должен думать быстро, иначе жирный кусок точно и непременно перехватят злобные конкуренты.
Это вам не Средневековье с его сонным, никуда не спешащим народом! Это человек Земли – умный, просто‑таки до умопомрачения – если только его бывшая жена не докажет обратное.
Через пару минут я убедился, что соображения насчет судьбы Элены были основаны на реальных предпосылках и что даже в кошачьем теле разум меня не покинул.
Впрочем, убедился я и в том, что эта микродевица была достаточно эффективна, чтобы заработать почетное место среди «морских котиков» в подразделении «Альфа» или в главном клане убийц ниндзя – если таковые существуют в реале, а не на экране телевизоров. Прежде чем полечь под грудой потных мужских тел, она успела порешить еще двух типчиков – одного кривоносого, усыпанного вулканическими прыщами с равномерностью ковровой бомбардировки, и типа с дубинкой, который размахивал ею так угрожающе, что было понятно – боится он «дюймовочку» до дрожи в ногах. Так и собака – когда на нее нападает ужас, старается уничтожить, разорвать на мелкие кусочки причину, его вызвавшую. Обычно это бывает почтальон, или старичок с тросточкой, или бабай, пахнущий мочой и тройным одеколоном из запасов, сделанных еще при Иосифе Виссарионовиче.
Когда Элена затрепыхалась в сети, спеленатая и тяжело дышащая, как рыба в сачке удачливого рыболова, я сделал то, что давно хотел попробовать, но не решался, – по некоторым причинам… Главной из которых было нежелание вляпаться в нечто такое, откуда не будет возврата. В чужую душу.
В качестве жертвы выбрал самый подходящий объект, человека, лицо которого свидетельствовало, что этот субъект не отягощен излишним, мешающим спокойно жить интеллектом.
Да, частенько интеллект плюс слишком развитое воображение мешают приличным людям нормально жить. Иногда, когда ты рано утром едешь по своим важным, общественно полезным делам, из окна автомобиля видишь какого‑нибудь алкаша, с утра уже накачавшегося «до изумления» паленой водкой или бормотухой, счастливого, как любящий невесту жених в час бракосочетания. Алкашику хорошо, весь мир светел и любим, и только одна мысль таится на периферии туманного, ускользающего во тьму сознания: «Где взять денег на следующую выпивку? !» Но эта мысль так далеко, что она уже не может нарушить состояния самадхи, когда все ясно, все понятно, и душа парит в межзвездном пространстве, свободная, чистая, как ангел небесный! А тут – думай, как объяснить тупому клиенту, почему техзадание невыполнимо, начальнику – почему ты не стал делать сайт с заказанным клиентом и выбранным им лично позорным жопоцветием и почему ты не успел до пятницы дописать то, что написать очень просто и легко, – со слов того же начальника.
Тяжко жить интеллектуалу!
«Трудно жить на свете пионеру Пете – бьет его по роже пионер Сережа! »
Тот, кого я наметил, был тем самым качком, при создании которого бог, или боги, проявили завидное в своей фантазии умение сляпать нечто узкоспециализированное, на грани идиотизма, но довольно‑таки эффективное. Этот человек скорее всего с трудом мог связать два слова, сложить две простые цифры, а близким по интеллекту этому «голему» существом являлся бык – тварь сильная, живучая, пока на нее не нашелся подлый матадор, который изящно воткнет ему в загривок острую шпагу.
Матадором для «голема» был я, шпага же – мой острый разум, который я собирался вонзить в мозг этому громиле.
Это был второй раз, когда я погрузился в мозг человека. Первой была уборщица‑рабыня, вторым стал качок‑громила, мутант, каждое предплечье которого едва ли не толще ляжки нормального человека.
Я не знал, как действовать. Я не знал, что будет, если попытаюсь захватить власть над чужим телом. Вообще ничего не знал, кроме одного: «Я должен! Русские своих на войне не бросают! »
Ощущение было таким, как если бы я погрузился в бочку, наполненную кипятком. После тела уборщицы это как‑то подзабылось, и вот теперь, заживо варясь в мозгу реципиента, я проклинал свою судьбу, даже после смерти посылающую мне эти испытания!
Ну да, боли фантомные, ведь как «чистый разум» может ощущать боль?! Не имея материального тела в реальном пространстве?! Но боль была – меня раздирало на части, поворачивали тысячи иголок, крутили их, одновременно раскаляя концы тысячью одноразовых зажигалок.
И я закричал – яростно, по‑звериному, басовитым, хриплым голосом, соответствующим моей комплекции и состоянию души. Я схватился за голову, пытаясь унять боль, и через несколько секунд она вправду унялась, стала терпимой, будто болела рана, нанесенная несколько дней назад, но уже начавшая заживать – просто не нужно ударяться ею о дверной косяк, и боль больше не вернется.
