Андрей Геласимов - Холод
– Не дергайся, – прошипел он, прижимая Тёму к сиденью. – Затихни… Я все разрулю.
* * *Подъехав к дому, адрес которого был указан в эсэмэске от Риты, и разглядев его номер сквозь немного поредевший к этому времени туман, Филя повернулся к Тёме. Тот мрачно смотрел в пространство прямо перед собой.
– Знаешь, ты лучше тут пока посиди… А то опять кого-нибудь толкнешь ненароком.
– Скажите, – вздохнул тяжело Тёма. – А что человек чувствует, когда он кого-то убил?
Филя хмыкнул:
– Да не убил ты его, успокойся. Я даже крови почти не увидел… Так, самую малость.
– Я не про себя говорю.
– А про кого?
– Про вас.
Тёма наконец повернул голову и посмотрел Филе в глаза. Тот помолчал секунду, затем открыл дверцу и, перед тем как выпрыгнуть из машины, выдохнул вместе с клубами вскипевшего на губах пара:
– Ты у родителей лучше своих спроси. За рулем-то не я сидел.
На четвертый этаж он поднялся очень быстро. По дороге сюда Филя успел убедить себя, что у Анны Рудольфовны появились какие-то новости насчет ее пропавшего внука, и новости эти обязательно должны быть хорошими, потому что в противном случае она бы не стала искать его через Данилова и через Риту. Кому надо делиться дурными вестями? Скорее всего, она хотела сообщить о чем-то хорошем.
Войдя в квартиру, дверь в которую ему открыла небольшая девочка в мутоновой шубе, он тяжело и громко дышал. Позавчерашнее похмелье еще взимало с него свою дань. Изо рта у Фили заметно шел пар. Температура в квартире была явно ниже десяти градусов.
– Здравствуйте, – поднялась ему навстречу из-за стола смутно знакомая женщина в норковой шубе. – Меня зовут Лариса Игнатьевна. Нам Анна Рудольфовна подсказала, как вас найти. Мы вас ждем.
В комнате было еще три человека – мужчина и две женщины. Все в верхней одежде и в меховых шапках. Филя перевел взгляд с них на говорившую с ним Ларису Игнатьевну и узнал в ней ту самую заведующую психиатрическим отделением, с которой Анна Рудольфовна спорила по поводу отправки больных за реку в сельский стационар.
– А где Анна Рудольфовна? – совершенно не понимая, что происходит, спросил он.
– Она… Видимо, у себя.
– У себя? В каком смысле? Разве это не ее квартира?
– Нет-нет, – затараторила Лариса Игнатьевна. – Я вас искала от ее имени, потому что вы – фонд.
Фонд? – Филя понимал все меньше и меньше. – Какой фонд?
Он уставился на женщину в норковой шубе. Кто-то из знакомых врачей однажды сказал ему, что психиатры, бывает, сами сходят с ума, и на секунду он допустил такую возможность. Сложившиеся в городе обстоятельства вполне могли подтолкнуть к развитию дремлющие в этой темноволосой голове странные и непредсказуемые процессы.
– Благотворительный фонд, – сказала женщина в шубе, выдержав его долгий взгляд. – Вы же сами привезли Анне Рудольфовне деньги. Двести тысяч рублей на организацию похорон.
– Ах… Вы об этом, – выдохнул Филя, опускаясь на стул и зачем-то хлопая себя по карманам.
Ему как будто понадобилось что-то вдруг в них найти, но что именно – он пока не придумал.
Нет, она не была сумасшедшей. Эта женщина знала, чего она хочет.
– Многие известные люди занимаются благотворительностью, – понимающим и даже почему-то оправдывающим тоном продолжала она. – Вот и вы тоже, значит, решили… Тем более наш город для вас не чужой. А у нас такая беда. Вы очень оперативно сработали. Прямо как знали, что такая беда грянет.
– Я не знал, – быстро сказал Филя.
– Конечно, конечно. Но все равно, очень здорово. Хорошее дело.
Она вдруг протянула ему руку, как это делают чиновники и официальные лица, и он автоматически протянул ей свою в ответ. Лариса Игнатьевна вцепилась в его ладонь, энергично встряхнула ее, словно поздравляя, и от неловкости очень неестественно рассмеялась.
Филя зачем-то глупо улыбался ей в ответ, не зная, как разорвать эту нелепую сцену, а откуда-то сзади, из-за спины уже выплывали налитые надеждой и страхом темные глаза мужчины, сидевшего до этого на диване. Бормоча что-то, он совал Филе медицинские документы, из кипы которых на пол начали падать снимки УЗИ и кардиограммы. Лариса Игнатьевна, не выпуская Филиной руки, стала присаживаться, чтобы поднять их, и Филя тоже невольно согнул ноги в коленях.
Из бормотания мужчины и отрывистых пояснений Ларисы Игнатьевны, пока они все втроем собирали разлетевшиеся бумаги, не сразу, но все-таки стало понятно, что мужчина женат на ее двоюродной сестре, которая по-прежнему молча сидела на диване, что его мать позавчера оперировали, и что во время операции по причине общей аварии в городе произошло отключение электричества. Женщина в итоге не умерла, но что-то в ней очень сильно испортили, и теперь ее надо было везти на материк, и лечить, и заново резать, и все это очень дорого.
Мужчина повторял немного странное теперь для Филиного уха слово «материк», как будто они все тут были на острове, тянул его за рукав, но тот уже невольно переключался на третью женщину. Решив, очевидно, что может упустить свой шанс, она поднялась на ноги и, прижимая руки к груди, торопливо объясняла Филе из дальнего угла комнаты свою тяжелую ситуацию. Мужчина перебивал ее, она повышала голос, Лариса Игнатьевна перекрикивала обоих, объясняя, что это ее подруга, что мародеры сожгли ее дачу, и ей нужна хоть какая-то компенсация. Потом, как будто сорвавшись, Лариса Игнатьевна закричала стоявшей у двери девочке в мутоновой шубе, чтобы та бежала к соседке и сообщила, что он пришел.
Эти напуганные всем происходящим люди, которые, очевидно, находились в последней степени отчаяния, но при этом с такой силой с таким ожесточением превозмогали свое стеснение и неловкость, что их сносило куда-то в незнакомую страну и они готовы были вести себя хуже самого развязного хама, – эти беспомощные люди нисколько не напрягали Филю своими просьбами о деньгах. По-настоящему он был разочарован только в одном, из этого неожиданно обрушившегося на него бедлама со всей ледяной очевидностью вытекало только одно – ребенок пока так и не отыскался, и он совершенно напрасно спешил сюда.
– Да, да, я – фонд, – говорил он, вынимая из карманов деньги. – Фонд… Самый настоящий… Надежный… Вот здесь…
Он положил на стол все, что у него при себе было – все что осталось после разговора с людьми в армейских бушлатах рядом с театром. Чтобы не быть больше похожим на человечка, торгующего мандаринами, не чувствовать себя одною с ним крови, Филя готов был отдать гораздо больше, но больше у него ничего не было.
