Аркадий и Борис Стругацкие - Мир Полудня (сборник)
Они шли осторожно, озираясь по сторонам, держась поближе друг к другу. Быков держал наготове гранату.
– Здесь, – сказал Дауге.
Он подошел к подножию скалы, похлопал зачем-то по каменному ее телу, наклонился и подобрал с земли камешек, сунул в сумку.
– Судя по всему, ты промахнулся, милый! – с ехидством произнес Юрковский. – Пойдем домой, пора обедать…
Быков оглядел местность: скалы, валуны, песок, щебень. На скале, на высоте трех-четырех метров, – выжженные зигзагами полосы, следы выстрелов. Здоровая, видно, была гадина – понятно, почему Дауге так удирал.
– Да, промахнулся я! – со вздохом проговорил Иоганыч. – А жаль! Был бы чудесный экспонат для нашего музея…
На обратном пути Юрковский подшучивал над Дауге, называя его «покорителем драконов», а за обедом все непривычно много говорили, впервые за несколько последних дней. Слушая, как весело хохочет Иоганыч, Быков невольно подумал, что нет худа без добра: в последнее время обстановка в транспортере стала невыносимой. Геологи ссорились непрерывно. Ермаков упорно молчал, Юрковский натянуто официально разговаривал с командиром и совершенно не замечал Быкова. Случай с геологами как будто разрядил болезненное напряжение последних дней, снова сделал всех друзьями. Но, хотя Юрковский за едой дважды вполне дружески прошелся насчет быковской внешности и даже обратился к нему с просьбой передать консервный нож (чем изумил Быкова несказанно), Ермаков после обеда не преминул отметить, что действия маленького отряда во время последних событий были неосмотрительны. Глядя на Юрковского в упор, командир подчеркнул (в самом легком тоне), что вся ответственность за безопасность людей, занятых работами вне «Мальчика», лежит на Быкове. В ответ Иоганыч, широко улыбаясь, сказал: «Есть!», а Юрковский нахмурился.
Час спустя, когда Быков вел транспортер, осторожно огибая громадные туши валунов, а Ермаков сидел над своими записями, Дауге вдруг сказал громким шепотом:
– А посмотри-ка сюда, Володя! Вот находочка!
– Н-да, Иоганыч! – не без восхищения проговорил Юрковский после короткого молчания. – Это сенсация! Где ты ее нашел?
– Под той же скалой, где квартирует дракон. Смотри, камешек на вид весьма простенький, но меня сразу поразила его форма.
– Трилобит… Вылитый трилобит! Наши ребята с ума сойдут на Земле!
– Трилобит на Венере? – раздался удивленный голос Ермакова. – Вы уверены, Владимир Сергеевич?
– Ну, будем точны: это не совсем трилобит, – принялся объяснять Дауге. – Даже на глаз различия видны, а я ведь не специалист. Но сходство поразительное, да и вообще сам факт – наличие окаменелостей на Венере! Насколько я знаю, еще нигде и никогда на других планетах окаменелостей не обнаруживали…
– На Луне находили окаменелости, – со смехом сказал Юрковский.
– Ну, это не считается…
– Окаменелости на Луне? – снова удивился Ермаков.
– Да шутит он, Анатолий Борисович, – сказал Дауге. – Это был такой смешной случай, когда на Луне обнаружили однажды осколок кремневого топора…
– Не однажды, а после первой посадки, – вмешался Юрковский. – В этом вся соль. После первой в мире высадки на Луну!
– Да-да-да! Совершенно верно! Ну, конечно, изумлению нет границ. Юрковский садится и записывает в книжечку осеняющие его идеи – чтобы не забыть…
– Ах ты, сукин сын, – ласково сказал Юрковский.
– Да… А потом оказывается, что на каменном топоре чернильным карандашом написано: Николай Гер…
– Николай Тихонович?
– Ага. Поскольку надпись не размылась, Юрковский сразу заявил, что на Луне человек приспособился к отсутствию влаги… Но-но! Убери руки, Володька!.. В общем, этот камень кто-то Геру подарил… На память. А он человек столь рассеянный, что способен вместо очков велосипед надеть, и каким-то непостижимым образом ухитрился вынести драгоценный подарок, который он, кстати, таскал с собой повсюду, из ракеты. Как он это сделал – задача не под силу даже товарищу Юрковскому. Здоровенный обломок – килограмма на два… А Юрковский…
– Гришка!
– Ладно, ладно, не буду… Но ведь ты действительно признался тогда в своем удручающем бессилии все объяснить. С одной стороны, камень из ракеты вынести было невозможно, а с другой – как объяснить надпись, если даже принять в виде гипотезы, что на Луне никогда не было воды, но обитал человек?..
– Я мог бы размазать тебя по стенам, – задумчиво сказал Юрковский, – но не знаю, станешь ли ты от этого умнее… Нет, вернемся лучше к трилобиту. Может быть, на нем тоже что-нибудь начертано? «Ваня + Галя = Ц2», например?
Странная находка пошла по рукам. Дали полюбоваться и Быкову. Это был небольшой серенький камешек, на котором отпечатался четкий узор – головастое продолговатое животное с многочисленными изогнутыми лапками. Дауге объяснил, что эта многоножка пролежала в почве много миллионов лет и окаменела и что на Земле нередко находят окаменевшие существа, очень похожие на нее. Они называются трилобитами. Сотни миллионов лет назад эти малютки населяли земные океаны, а потом вымерли, бедняжки, по неизвестной причине.
– Загадки, загадки! – продолжал он, лихорадочно поблескивая глазами. – Голконда – великая загадка; Венерины Зубы – загадка; красные облака – тайна; болото, где сидит «Хиус»; черные бури; вспышки зарева над Голкондой… Теперь этот трилобит… Неужели здесь когда-то было море?..
– Твой дракон, «Офидий Дауге», – подхватил Юрковский.
– Загадка Тахмасиба, – напомнил Ермаков.
– Загадки, загадки…
Быков не сказал ничего, но подумал о Богдане. И, должно быть, все подумали о нем, потому что веселое настроение вдруг пропало и разговор резко оборвался.
Прошли еще сутки. «Мальчик» неторопливо двигался на запад в поисках места для посадочной площадки. И снова дали о себе знать таинственные существа, населяющие эти места. Дауге, первым выбравшийся из люка во время очередной остановки, с воплем кинулся обратно, увидев гигантскую змею, выползающую из-под гусениц «Мальчика». Быков развернул транспортер и, по выражению Юрковского, сплясал трепака, выкопав гусеницами огромную яму в песке на подозрительном месте, но чудище, по-видимому, успело скрыться.
Ермаков приказал Быкову удвоить осторожность, и тот теперь ни на шаг не отставал от геологов. Он брал с собой по четыре гранаты и держал автомат под мышкой, готовый пустить его в ход в любое мгновение. Но шли дни, «драконы» не появлялись, и напряжение постепенно ослабло.
Быков заметил, что геологи стали спокойнее, повеселели. Иногда во время работы они даже начинали возиться, как мальчишки, – бороться, хохотать во все горло, беззлобно подшучивать над Быковым, делая вид, что собираются тайком от Ермакова пешком идти в Дымное море. Быков сердился и даже свирепо орал на них, но в глубине души чувствовал громадное радостное облегчение. Впервые после гибели Богдана все встало на свое место.
