Максим Субботин - Сердце зимы
Шли долго, никуда не торопились и без надобности не разговаривали.
Как только Миаре начало казаться, что они и впрямь идут в самое нутро харстовой обители, Ярос снова остановился. Они оказались в свободной пещере. Даже света двух факелов не хватило, чтобы осветить ее хоть на треть.
– Там, – шепнул Ярос, кивком указывая на темный лаз в стене.
Вообще, лазов было по меньшей мере четыре – и это только те, что удалось рассмотреть в неверном свете.
Сказать, что здесь воняло мертвечиной, – значит, не сказать ничего. Миара подумала, что если бы ее с головой засунули в свежую могилу, то и там бы дышалось легче. Недавно все они намотали на лица тряпки, надеясь, что хоть так уберегут себя от густого зловония. Но особенной пользы ухищрение не принесло.
Миара, все время прислушиваясь, вошла в коридор, попросила Яроса посветить. Внутри стены будто царапали огромные кошки с железными когтями – на земляных стенах остались широкие борозды.
– Вам не кажется, что его вырыли? – ради проформы спросила таремка.
– Все верно, – подтвердил Дорф. Его брови встретились у переносицы, собравшись единой косматой линией. – Прям под нашим носом, чтоб им пусто было.
– Да у людоедов в голове с орех мозгов, – прошептал кто-то.
– Не иначе есть кто-то над ними, – ответили ему. – Нужно поглядеть, откуда хоть рыли.
Послышался звук плевка.
– Откуда они приходят, мы и без того знаем, – сказал Дорф. – А вот куда идут… – Он опустил факел под ноги, высматривая следы. Искать их не пришлось. Земля тут была утоптана множеством ног, но направлялись они все в одну сторону. Но в два соседних лаза.
– Надо думать, так они идут в ваши земли, – сказала Миара.
– Надобно выбрать, в какой двинемся, – почесал бороду Дорф и посмотрел на таремку. Та лишь плечами пожала, предоставляя северянину самому принять решение. Воняло тут везде одинаково, оба туннеля казались просторными, а пол в них основательно утоптанным.
Выбор сделал Ярос – шагнул в правый туннель.
– Матушка всегда сказывала: коли не можешь выбрать направление, ступай с правой руки, – пояснил он.
– Прям им в самый зад и ударим, – негромко хохотнули северяне, обмениваясь бранными словечками и грозя поиметь шарашей во все срамные места.
– Идем тогда, братья, покажем тварям шараяновым, чего стоит десяток северян против сотни ее выродков, – с лихой удалью зазвал своих Дорф.
Он зажег новый факел, свет полыхнул ярче и заставил тьму жаться по углам.
Арэн
Арэн сам проследил за тем, как селяне обустроятся на берегу. Свободолюбивый ветер резвился вволю, будоража волны и редкие деревца на вершине утеса. Дасирииец вышвырнул из головы мысли о том, что приводить людей на берег, вероятно, было слишком поспешным и необдуманным решением. Но, как бы там ни было, он взял на себя ответственность за всех них и, пока нет достойного преемника, будет поступать так, как сочтет нужным.
Под ребрами зашевелилось воспоминание годичной давности, но еще болезненное, как свежая рана.
Бунт, который подняли несколько обожравшихся землевладельцев, пришлось усмирять мечом. Сперва Арэн, как новый хозяин Небесного щита, обезглавил смутьянов-землевладельцев, а потом забрал по одному ребенку из каждой крестьянской семьи, которая пошла за своими хозяевами. Дети остались рабами в замке, и, хоть обращались с ними хорошо, участь их была незавидной: в Дасирии никогда не становились свободными те, кто носил клеймо раба, и их собственные дети, и дети их детей. В назидание за то, что подняли руку против единственного владыки над всеми землями, над которыми реял стяг Арэна из рода Шаам! – так распорядился дасириец. Он знал, что принял жестокое решение, но земля, много лет не знавшая хозяйской руки, требовала жестокого же правления. Арэн слышал, что за глаза его давно называют Арэн Кровавый, презирал себя за то, что его имя порождает в сердцах людей презрение и страх, но продолжал насаждать свои порядки. Уезжая их дома, обрадованный, что снова окажется в кругу друзей, дасириец рассчитывал ненадолго скрыться от неприятного прозвища. Так и случилось, только теперь на его шее висела горстка обездоленных людей, о которых следовало позаботиться. Никто не просил Арэна взваливать на себя такую ношу, но он не умел поступать иначе. Благородство – слишком дорогая роскошь, любил говорить Раш. Арэн только теперь осознал, как сильно завидовал нишану и боялся признаться в этом даже себе самому.
– Проверьте, чтобы очистили потолки, как бы кого не пришибло, – распорядился дасириец. – И не шумите, ради всех богов.
Дети, кто постарше, занялись обустройством пещер, а заодно взяли на себя присмотр за малышней, мужчины наспех собирали в мешки песок и стягивали его ко входу. Тех немногих овец, что уцелели, пришлось прирезать, и теперь женщины потрошили туши, благо что осталось два мешка с солью, чтобы переложить мясо. Шкуры расстилали тут же на берегу, чтоб их подсушило скудное солнце.
– Нужно ехать, – поторапливал Арэн мужчин.
Солнце давно перевалило за полдень. Дасириец поднял ладонь, всматриваясь в расстояние между горизонтом и солнцем, которое изредка выглядывало из-за туч. Еще не скоро до заката, но Арэн предпочитал не засиживаться. Он все же решился выбраться в разведку. Тревожное затишье немного приободрило выживших, но в то же время оставило на их лицах печать постоянной тревоги. Неопределенность угнетала, еще сильнее усугубляя боль от понесенных утрат. Люди, и без того загнанные в угол, опасались каждой тени, каждого резкого движения в лесу или громкого звука. Все чаще звучали разговоры, чтобы возвратиться в Яркию. Особенно резонными они звучали в свете того, что с юга так ни разу и не поднялся черный дым от пожарища. Доберись шараши до деревни – обязательно бы подпалили. Но горизонт оставался чистым.
Северяне, двое из четырех, которые вызвались поехать с Арэном, простились с женами, поцеловали детишек и взобрались на лошадей. Животные тянули головы, прижимали уши и пятились.
– Зверя чуют, – сказал один из мужиков. – Приглядывайте за женщинами.
Слова предназначались тем троим мужчинам, которых дасириец, несмотря на все протесты, заставил остаться и присматривать за лагерем. Как человек, видевший всякое, он никогда не оставлял свой дом без защиты и охраны. Теперь вся его «армия» состояла из семерых крестьян, и лишь у одного из них был меч, да и тот бронзовый и наспех заточенный. Арэн предложил мужчинам взять что-то из своего уцелевшего снаряжения, но те поспешили отказаться, мол, не учены, с вилами и острогами сподручнее. Дасириец не спорил: даже смертоносный клинок требовал сноровки и умелой руки.
