Гай Орловский - Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары
—Мужчины и женщины разойдутся еще больше, — проронила она. — В смысле, дальше друг от друга. Это нехорошо.
—Меньше точек соприкосновения, — сказал я, — меньше конфликтов. Толерантность на марше!.. Каждый сам по себе, никто ни к кому не лезет с претензиями.
Она спросила нерешительно и как-то потерянно:
—Это... хорошо? Должно быть хорошо, я же представляю закон и порядок...
—Это нехорошо, — сказал я, — но правильно. Закон и порядок — когда все правильно? Правда, при такой правильности скучно и как-то мерзко даже...
—Вот-вот!
—Но это мелкий камешек, — заверил я, — на пути прогресса. Он... эмоциональный, что ли. Значит, принимать его во внимание не стоит.
Она снова покосилась в сторону кладовки, где осталась Аня, выключенная и как бы несуществующая, но с открытыми глазами.
—И все-таки это плохо, — сказала она тихо. — Появление вот этих... развело мужчин и женщин в разные стороны еще больше. Понятно же, что мужчины с их животными и примитивными требованиями предпочтут этих вот... Как ты удержался до сих пор, не представляю.
—Денег не было, — ответил я с полной откровенностью. — Пока что эти штуки дорогие. А приобрел я вовсе не для секса, как ты думаешь, у меня с фантазией пока что в порядке, а чтобы вот такое ходило по дому, щебетало, чирикало, пищало какие-то глупости...
Она наблюдала за мной исподлобья.
— Ну да, понятно. Женщина тоже все это может делать, но будет щебетать не то, не тогда... так?
Я кивнул.
— А что? Каждый стремится сделать свою жизнь максимально комфортной. Весь мир всегда старался сделать жизнь как можно более легкой и приятной... а в последние два-три десятка лет это стало возможным!
— Неожиданно, — произнесла она мрачно и, видя мой непонимающий взгляд, пояснила: — Неожиданно стала такой. Легкой!.. А это хорошо?
— А ты как думаешь?
— Вроде бы хорошо, — ответила она после секундной заминки. — Мне нравится... Но мне и лежать на диване нравится! Однако встаю и топаю на службу, потому что мир рухнет, если мы все останемся на диванах!
— Ну вот и вставай, — согласился я. — А я полежу. Вволю. И кофе с пирожным мне прямо в постель. Вот такая я свинья, демократ и общечеловек. И ничего со мной не сделаешь, это мое право, заработанное в жестокой борьбе питекантропов за доминирование.
— Так это питекантропы заработали!
— А я их наследник, — напомнил я с достоинством. — И вообще я еще сам тот еще питекантроп...
Она сразу насторожилась, глаза заблестели хищно.
— Ну-ну, что еще напитекантропил?.. А трупы где?.. Где трупы, спрашиваю?
Тихохонько, словно понимая, что мешает и заранее извиняясь, звякнул мобильник в часах на ее запястье. Она недовольно поморщилась, поднесла их к уху.
Я ждал, она некоторое время слушала, глаза становились все шире, наконец вскрикнула:
— Что?., не может быть!.. Сбрось мне на мобильник!
— Чего? — спросил я. Она отмахнулась.
— Это не тебе...
Глава 2
Я насторожился, а она направила циферблатом на мою телестену, несколько мгновений шла синхронизация, потом проступило дерганое и перекошенное изображение далекой земли, снятое с огромной высоты, быстро приблизилось, я с холодком узнал знакомую местность, усеянную подбитыми танками и бронетранспортерами, а между ними бегут две фигурки: мужская и женская.
Прячась и пригибаясь, они наконец добежали до здания, там их ухватили за плечи и втащили вовнутрь. Еще несколько секунд на экране дергалось изображение поля боя, затем файл закончился, а Мариэтта повернулась в мою сторону, грозная и неумолимая.
— Что... это... было?
Я широко распахнул глаза.
-Хде?
— Вот там, — сказала она и указала на стену пальцем. — Это передача записана со спутника, что следит как бы за погодой. Что ты там делал?
Я охнул.
— Ты чего?.. Где ты меня узрела или даже узречила? Она покачала головой, не сводя с меня пронизывающего взгляда.
—Сравнение биометрики, — ответила она четко и обвиняющее. — В базе данных пяти миллиардов человек!.. Все параметры указывают на тебя!
—Ха, — ответил я. — всего пять миллиардов? А где остальные? База неполна.
—Остальные в африканских странах, — отрезала она, — охваченных войнами. И в арабских, где тоже войны, потому не входят в базы. Да и не похож тот бегущий на негра!..
— Пока лица не видно, — сказал я безмятежно, — те данные не считаются полными.
Она вздохнула, плечи ее поникли, признавая, что прищучить меня не удалось, скользкий гад, даже под жабры не ухватить, спросила просительно:
—А что за женщину ты тащил? Вы с нею близки...
—Да ты чего, — начал я возмущенно и ощутил, что чуть не попался, хитрая она, знает некоторые приемчики следователей, — с че ты взяла?.. Я там не был, потому не знаю ни ту женщину, ни того хлопца!
Она сказала невинно:
— А пульс участился. И давление скакнуло. Здорово по вам били из крупнокалиберных?..
Я буркнул:
— Теперь только крупнокалиберные и остались, простые не пробивают нынешние броники. Но это я так, читал где-то. Вообще-то я овечка. Меня стригут, а я только мекаю. Вот и ты меня обижаешь, как хочешь, а я смирно терплю.
Она долго лежала молча, сопела в две дырочки, потом сказала хмуро:
—Свинья... почеши спинку.
—Сперва ты, — ответил я, — но не спинку.
—Ладно, только недолго, — буркнула она. — А мне за это долго.
—Хорошо, — сказал я. — Только ногти все забываю постричь... Как у дракона уже. Это ничего?
—Свинья, — повторила она. — Я могу арестовать за сопротивление полиции.
—Это не сопротивление, — пояснил я, — а увиливание. Совсем другая статья.
— Могу переквалифицировать, — сказала она кровожадно. — Нюансы имеют значение!.. Увиливание — это уклонение от надлежащего исполнения своего гражданского долга, что чревато серьезными неприятностями...
Я сказал устрашенно:
— Убедила. Давай свою противную спину. Она у тебя где заканчивается, у поясницы?
— С чего это вдруг? — спросила она оскорбленно. — Ты что, плохо женскую анатомию учил в школе? Под лестницей на школьных переменах?
— У меня память плохая, — сказал я, оправдываясь. — Мне такие уроки повторять и повторять... Возьмешься восполнить мои пробелы?
— Если найду бейсбольную биту, — ответила она.
— Сдаюсь, — ответил я устрашенно. — Так где твоя... э-э... спинка?
Во сне она дивно хороша. И не только когда спит ко мне жопой, а зубами к стенке, а и вот так, когда мордочка ко мне, даже на моей руке, это чтоб я не убежал, понимаю.
