Аркадий и Борис Стругацкие - Мир Полудня (сборник)
– Вперед, – сухо сказал Поль Алику.
* * *«Щенков» было сорок три. Они медленно, но неутомимо двигались колонной один за другим, словно текли по земле, переливаясь через стволы сгнивших деревьев, через рытвины, по лужам стоячей воды, в высокой траве, сквозь колючие кустарники. И они оставались белыми, чистыми, ни одна соринка не приставала к ним, ни одна колючка не поранила их, и их не пачкала черная болотная грязь. Они лились с тупой бездумной уверенностью, как будто по давно знакомой привычной дороге.
Алик с величайшей осторожностью, выключив все агрегаты внешнего воздействия, шел параллельно колонне, стараясь не слишком приближаться к ней, но и не терять ее из виду. Скорость была ничтожная, едва ли не меньше скорости пешехода, и это длилось долго. Через каждые полчаса Поль выбрасывал сигнальную ракету, и скучный голос Шестопала сообщал в репродуктор: «Ракету вижу, вас не вижу». Иногда он добавлял: «Меня сносит ветром. А вас?» Это была его личная традиционная шутка.
Время от времени Сартаков (с разрешения Поля) выбирался из рубки, соскакивал на землю и шел рядом с одним из «щенков». «Щенки» не обращали на него никакого внимания: видимо, они даже не подозревали, что он существует. Потом, (опять-таки с разрешения Поля) рядом со «щенками» прошлись по очереди Рита Сергеевна и Леонид Андреевич. От «щенков» резко и неприятно пахло, белая оболочка их казалась прозрачной, и под нею волнами двигались какие-то тени. Алик тоже попросился к «щенкам», но Поль его не отпустил и сам не пошел, может быть желая таким образом выразить свое неудовольствие просьбами экипажа.
Возвратившись из очередной прогулки, Сартаков предложил изловить одного «щенка». «Ничего нет легче, – сказал он. – Опростаем контейнер с водой, накроем одного и оттащим в сторону. Все равно когда-нибудь придется ловить». «Не разрешаю, – сказал Поль. – Во-первых, он сдохнет. А во-вторых, я ничего не разрешу до тех пор, пока не станет все ясно». «Что именно – все?» – спросил агрессивно Сартаков. «Все, – сказал Поль. – Что это такое, почему, зачем». «А заодно – в чем смысл жизни», – сказал агрессивно Сартаков. «По-моему, это просто разновидность живого существа», – сказал Алик, который очень не любил ссор. «Слишком сложно для живого существа, – сказала Рита, – я имею в виду, что слишком сложно для таких больших размеров. Трудно себе представить, что это может быть за живое существо». «Это вам трудно представить, – сказал Алик добродушно. – Или мне, например. А вот, скажем, ваш Тойво может все это представить без малейшего труда, ему это проще, чем для меня – завести двигатель. Раз – и представил. Величиной с дом». «Знаете, что это, – сказал успокоившийся Сартаков. – Это ловушка». «Чья ловушка?» «Чья-то ловушка», – сказал Сартаков. «Занимается ловлей вертолетов», – сказал Поль. «А что же, – сказал Сартаков. – Сидоров попался три года назад. Карл еще раньше попался, а теперь вот мой вертолет». «Разве Карл здесь сгинул?» – спросил Алик. «Это неважно, – сказал Сартаков. – Ловушек может быть много». «Поль, – сказала Рита Сергеевна, – можно я поговорю с Тойво?» «Можно, – сказал Поль, – сейчас я его вызову…»
Рита поговорила с Тойво. Сартаков еще раз вылез и прошелся рядом со «щенками». Шестопал еще раз сообщил, что его сносит, и еще раз спросил, не сносит ли их. А потом они увидели, как строй «щенков» нарушился. Колонна разделилась. Леонид Андреевич считал: тридцать два «щенка» пошли прямо, а одиннадцать, построившись в такую же колонну, свернули налево, наперерез вездеходу. Алик продвинулся еще на несколько десятков метров и остановился.
– Слева озеро, – объявил он.
Слева между деревьями открылось озеро, ровная гладь неподвижной темной воды – совсем недалеко от вездехода. Леонид Андреевич увидел низкое туманное небо и смутные очертания дирижабля. Одиннадцать «щенков» уверенно направлялись к воде. Леонид Андреевич смотрел, как они переливаются через кривую корягу на самом берегу и один за другим тяжело плюхаются в озеро. По темной воде пошли маслянистые круги.
– Тонут! – сказал Сартаков с удивлением.
– Тогда уж – топятся, – сказал Алик. – Ну что, Поль, за ними? Или прямо?
Поль рассматривал карту.
– Как всегда, – сказал он. – Этого озера у нас на картах нет. Если карте больше двух лет, то она уже никуда не годится. – Он сложил карту и придвинул к себе перископ. – Пойдем прямо, – сказал он. – Только погоди немного.
Он медленно поворачивал перископ, а потом остановился и стал вглядываться. В кабине вдруг стало тихо. Все смотрели на него. Леонид Андреевич увидел, как его правая рука нашарила клавишу кинокамеры и несколько раз нажала на нее. Потом Поль обернулся и, моргая, посмотрел на Леонида Андреевича.
– Странно, – сказал он. – Может, вы взглянете? У того берега…
Леонид Андреевич подтянул перископ к себе. Он ничего не ожидал увидеть: это было бы слишком просто. И он ничего не увидел. Озерная гладь, далекий, заросший травою берег, зубчатая кромка леса на фоне синего неба.
– А что вы там увидели? – спросил он, вглядываясь.
– Там была белая точка, – сказал Поль. – Мне показалось, что там, в воде, человек… Глупо, конечно.
Темная вода, кромка леса, серое небо.
– Будем считать, что это была русалка, – сказал Леонид Андреевич и отодвинулся от перископа.
Глава четвертая
– Сегодня мы наконец улетаем, – сказал Турнен.
– Поздравляю, – сказал Леонид Андреевич. – А я еще останусь немножко.
Он бросил камешек, и камешек канул в облако. Облако было совсем близко внизу под ногами. Леса видно не было. Леонид Андреевич лег на спину, свесив босые ноги в пропасть и заложив руки за голову. Турнен сидел на корточках неподалеку и внимательно, без улыбки смотрел на него.
– А ведь вы действительно боязливый человек, Горбовский, – сказал он.
– Да, очень – согласился Леонид Андреевич. – Но вы знаете, Тойво, стоит поглядеть вокруг, и вы увидите десятки и сотни чрезвычайно смелых, отчаянно храбрых, безумно отважных… даже скучно становится, и хочется разнообразия. Ведь правда?
– Да, пожалуй, – сказал Турнен, опуская глаза. – Но я-то боюсь только за одного человека…
– За себя, – сказал Горбовский.
– В конечном итоге – да. А вы?
– В конечном итоге – тоже да.
– Скучные мы с вами люди, – сказал Турнен.
– Ужасно, – сказал Леонид Андреевич. – Вы знаете, я чувствую, что с каждым днем становлюсь все скучнее и скучнее. Раньше около меня всегда толпились люди, все смеялись, потому что я был забавный. А теперь вот вы только… и то не смеетесь. Вы понимаете, я стал тяжелым человеком. Уважаемым – да. Авторитетным – тоже да. Но без всякой приятности. А я к этому не привык, мне это больно.
