Вячеслав Афончиков - Потерянный шпион
Странник поднял голову и увидел, что через зал, наполненный посетителями, от стойки бара, держа в руках две запотевшие от холода кружки светлого пива, к его столику приближается человек лет двадцати восьми – тридцати, высокий шатен спортивного телосложения с приятным и открытым лицом и веселыми глазами. Он подошел к Страннику и спросил:
– Извините меня, добрый господин, нельзя ли присесть за ваш столик? Сегодня здесь просто какое-то столпотворение – ни одного свободного места! Можно подумать, что сейчас в городе ярмарка или пивной фестиваль, хотя до них еще не меньше трех месяцев. Получив утвердительный кивок Странника, он присел и поблагодарил: – Спасибо вам, дружище, выручили меня! Я уж было подумал, что пиво придется пить стоя, а это нелепо, особенно учитывая качество здешнего напитка. Вы тоже предпочитаете светлое? Я всегда пью только светлые сорта, если мне предстоит после этого заниматься какими-то делами, – темное пиво делает человека расслабленным и безвольным, что в коммерции, конечно же, недопустимо.
По манере собеседника держаться и говорить Странник безошибочно узнал в незнакомце петерштадтца – выходцев из этого города ни с кем невозможно было спутать. Среди имперских ученых бытовало даже мнение, что петерштадтский говор является наиболее правильным, эталонным. Впрочем, сам он считал, что подобное утверждение более чем спорное – в любой большой империи есть Север и Юг, на севере вынужденно развивается промышленность и наука, а юг естественным образом – сельскохозяйственный, крестьянский. Южный говор практически в любой стране мира воспринимается снобами как признак бескультурья, хотя на самом деле правильнее говорить об относительно низком уровне образованности. В то же время если рассматривать истоки того или иного языка, то они, несомненно, находятся в деревне, а не в городе, ибо город вырастает из деревни, как дерево из земли. Тем не менее здесь, в Нойнбурге, Страннику особенно приятно было встретить земляка.
– Вы из Петерштадта, если я правильно понял? – спросил он незнакомца.
– Да, да, и вы, судя по радостному выражению ваших глаз, оттуда, – ответил собеседник. – Позвольте мне представиться – Большой Майк из Петерштадта, торговец.
– Торговец чем? – деликатно поинтересовался Странник.
– Видите ли, дружище, да практически всем! – нисколько не смутившись от такого вопроса, ответил Большой Майк. Я пробовал торговать зерном, сукном, обувью… Вот какой я сделал вывод – торговать можно чем угодно, лишь бы угадать с местом и сезоном, ну и еще – чтобы конкуренты не мешали. Сейчас я пока ничем не торгую, но хотел бы подыскать себе компаньона и поехать куда-нибудь с товаром. У меня есть двести золотых – сумма недостаточная, чтобы поездка окупилась, если ехать одному, а вдвоем – в самый раз. А вы чем намерены здесь заниматься, вы ведь тоже нездешний?
– Да, – ответил ему Странник, – я коренной петерштадтец, Иоганн Стромберг, торговец плотницким инструментом. И, кстати, тоже подыскиваю себе компаньона.
– Здорово! – обрадовался Большой Майк. – Плотницким инструментом я еще никогда не торговал. Это трудно?
– Не труднее торговли зерном или обувью, хотя, конечно же, своя специфика имеется. Хотите попробовать себя в этом деле?
Через три минуты они обо всем договорились и стали торговыми компаньонами из расчета пятьдесят на пятьдесят. Были заказаны еще четыре кружки пива, чтобы отметить начинание, и через полчаса компаньоны были уже на «ты».
– А где ты жил в Петерштадте? – спросил Странник Большого Майка, отпивая очередной глоток пива.
– На правом берегу, напротив кафедрального собора, у излучины реки, – ответил тот, жуя жареную колбаску.
– А я на левом, за собором, – удовлетворенно улыбнулся Странник. – Но если ты жил напротив собора, значит ты должен был ходить в Хэмпфордскую гимназию! Повезло же тебе, приятель, это одна из лучших гимназий города, я всегда завидовал ребятам, которые там учились.
– Да, я там учился, – ответил Большой Майк, эта гимназия дала мне очень много, и я до сих пор благодарен своим учителям.
– Еще бы, я тебя хорошо понимаю, – отозвался Странник, в очередной раз с наслаждением погружаясь в воспоминания детства – какая у вас там была сильная команда по игре в кегли! Во дворе вашей гимназии мы три раза играли – сборная правого берега против сборной левого – и всегда проигрывали! Ваш центровой, его, кажется, звали Клаус – ему не было равных! Он швырял шар через весь двор с максимальной дистанции, и нам казалось, что это ядро, выпущенное из пушки, – бабах! И все кегли разлетелись – тотус, и так – четыре раза подряд! Состязаться с вашими парнями было практически невозможно! Ты тоже играл в кегли?
– Нет, – скромно ответил Большой Майк, – я в большей степени увлекался алхимией и словесностью.
– Да, судя по манере говорить, словесностью ты овладел в совершенстве. Еще бы – в вашей гимназии словесность преподавал Стивен Крогг, лучший учитель города! Я ходил к нему в литературный кружок, в юности я даже пытался сочинять стихи – для любимой девушки, и все такое…
– Да, помню старика Крогга, он был строгим, но очень нас любил, – мечтательно заметил Большой Майк; очевидно было, что и ему приятно совершить увлекательную экскурсию в раннюю юность. Они вышли из трактира около десяти вечера, причем от выпитого пива и приятных воспоминаний были в великолепном веселом расположении духа.
– Ты где остановился, Иоганн? – спросил Странника его новый приятель.
– На постоялом дворе, а где же еще, не в ратуше же, – ответил ему тот, кого он знал как Стромберга. Это замечание очень развеселило обоих компаньонов, и они долго и заразительно хохотали, обращая на себя внимание запоздалых прохожих, впрочем – внимание не особенно пристальное: для купеческого Нойнбурга такого рода сцены были в порядке вещей.
– Знаешь что, Иоганн, пойдем ночевать ко мне?
– Пойдем, – радостно согласился торговец плотницким инструментом, и они двинулись в темноте к северо-восточной окраине города…
На следующий день, с утра, друзья принялись готовиться к задуманному ими коммерческому предприятию. Для начала они выбрали себе и приобрели не слишком новую, но в хорошем состоянии телегу, запрягаемую парой лошадей и двух лошадей местной породы, прекрасно подходивших для условий Северо-Запада – выносливых, трудолюбивых и способных по двое суток идти без фуража. Затем настала очередь товара. Для торговли в лесных краях, на западных склонах гор Северо-Запада, за перевалом Шварценберг, издревле славившимся своими лесорубами и плотниками, они приобрели небольшие партии петерштадтских топоров, считавшихся в Империи лучшими, тесла, пилы, рубанки. Все это было надежно упаковано в деревянные ящики и погружено на телегу. Странник объяснил Майку, что наилучшим временем для торговли будет сентябрьская ярмарка в местечке Штофплатц, что на западном склоне.
