Евгений Щепетнов - Тот, кто ходит сам по себе
– Что ты сказала?! Спросить – КОГО?! Кота?! Почему ты так сказала, ну‑ка!
– Потому, что если ты его спросишь, он тебе ответит. Но только нужно правильно спрашивать. «Да» – один «мяв», два «мява» – «нет», один «мяв» и хлопок правой лапой по полу… хм‑м… по чему угодно (она покосилась на свою голую грудь) – «не уверен». Так это, значит, прихвостень Герена – Ралф устроил Амалии пакость?! Как? Что он сделал? Я пришла сюда, чтобы узнать это. И если бы не вмешательство кота – ты бы сейчас валялась на полу, так, как я, и рассказывала бы все, что знаешь!
– Это еще не известно – валялась бы или нет, – задумчиво протянула колдунья, пристально глядя на меня. – Ты, самонадеянная сикушка, думаешь, твои железки тебе бы помогли? Думаешь, я не предусмотрела возможность такого нападения? Тогда ты просто дура! Говоришь, пришла узнать, как Ралф собрался извести твою подружку? Хорошо. Я расскажу, но ты расскажешь мне все об этом котике. Он мне дорог – сама не знаю почему. Согласна?
– А потом? Что со мной будет потом? Когда мы выясним отношения?
– А какие у нас отношения? Никаких. И не будет никаких. Ты умрешь – это же понятно. Ты знаешь мою тайну, язык сдержать все равно не сможешь – так зачем мне рисковать? Но зато – ты умрешь быстро, безболезненно и даже с удовольствием. Я дам тебе снадобье, вызывающее перед смертью эротические сны, и ты проживешь целую жизнь, прежде чем отправишься на небеса. Или в Преисподнюю, чтобы получить кару за свои грехи. Нет‑нет, не сомневайся – тебе правда будет хорошо! Безболезненная, приятная смерть – об этом может мечтать каждый разумный человек! Мне нередко заказывают это снадобье те, кто хочет приятно проститься с жизнью. И почему это снадобье запретили, идиоты?! Кому оно мешает?!
– А если откажусь? Что будет тогда? – мрачно спросила Элена.
– Тогда мне придется причинить тебе много боли. Столько, сколько ты не сможешь выдержать. – Лицо колдуньи сделалось непроницаемым, холодным, а лоб собрался морщинами. – Ты все равно расскажешь мне то, что я хочу, но только ко всему прочему получишь еще и страдания. Будешь умирать долго, трудно, я буду выдирать из тебя жизнь по кусочку, по капле. Тебе это надо?
Элена молчала, и колдунья кивнула головой:
– Вот видишь. Ты не глупа, понимаешь, когда надо сопротивляться, а когда подчиниться обстоятельствам. Вся наша жизнь состоит из компромиссов, бывает, что приходится выбирать плохое, когда предстоит очень плохое, и совсем ужасное. Так что ты права, выбрав тактику подчинения. Умная девочка.
Я сидел, слушал, автоматически отмечал, как колдунья развивает успех, подавляя волю пленницы, и мучительно соображал, выстраивая планы освобождения «напарницы» – один чуднее другого. Картинки плыли перед глазами: то я подкрадывался к пленнице и раздирал ее живые путы, то набрасывался на колдунью и перегрызал ей горло (мне чуть плохо не стало от такого зрелища). И то и другое было полной глупостью – убивать колдунью не только не хотелось, но и было бы в высшей степени идиотским делом, потому что ситуация с Амалией до сих пор так и не разрешилась. Убей колдунью – и где взять информацию? А Ралфа? Можно, конечно, но… начать следует с Леммы. Так шанс успешного завершения дела больше.
Что касается пут – а с какой стати я решил, что их вообще можно перегрызть? Да и не собирался я совать себе в пасть всякую гадость – а что, если они ядовиты? Ну… как змеи? Или лягушки, из которых добывают кураре? Хотя… в этом случае Элена давно бы померла. Эти путы и в самом деле были похожи на совершенно гадких, отвратительных и опасных ядовитых змей! А если набросятся на меня? Задушат?
Элена вздохнула, приподняв меня, как на волне (Я так и стоял на ней, внимательно следя за каждым движением Леммы), и начала свой рассказ. Колдунья не перебивала, ничего не говорила, только пристально смотрела в лицо девушке, будто надеясь узнать – говорит та правду или врет.
Когда Элена закончила, двумя словами описав свое бесславное поражение (одно из слов было матерным, второе – «задница!»), Лемма не произнесла ни слова, уставившись в пространство над головой пленницы. Видеть там особенно было и нечего, если не считать здоровенной жирной зеленой мухи, появившейся из ниоткуда и занудно гудевшей в безуспешных попытках выбраться на волю через небольшое окошечко, застекленное цветной мозаикой.
Молчание длилось минут пять, в течение которых колдунья сидела, будто ее заморозили, превратив в ледяную статую. Молчала и Элена, фиксируя взглядом противницу, молчал я, ожидая чего угодно и продолжая лихорадочно придумывать способы разделения «воюющих сторон». И чем дольше затягивалось молчание, тем гаже становилось на душе – похоже, что мы с Эленой и Амалией в полной заднице.
Я спрыгнул с груди Элены и медленно, тихо подошел к Лемме, сидящей в кресле. Помедлил секунду, мягко тронул ее лапой.
Колдунья опустила взгляд, посмотрела в мои глаза и тихо сказала:
– Никому верить нельзя. Вот сколько раз меня жизнь била, сколько раз я убеждалась, что все вокруг негодяи, – и никак не научусь! Ведь ты меня предал, котик. Ты приходил ко мне, подглядывал, подслушивал, ел мое угощение, а потом уходил и служил своей хозяйке. Ты разбил мое сердце.
– Нет! – сердито крикнул я (Мяв‑Мяв!). – Нет!
– Что ты говоришь? Нет? – переспросила колдунья. – Ну как же это нет?! Ты предатель! Я‑то думала, ты хороший, добрый котик, который пришел ко мне, чтобы утешить, чтобы доставить радость, а ты что? Ты просто шпион! Первый раз, когда ты пришел ко мне, – ты попался в ловушку, но я тебя не убила! Думала, что ты был очень голоден, потому и залез в дом. Думала, что ты мой друг. А ты? Ну как ты мог?!
– Нет! Нет! – яростно завопил я, и Элена усмехнулась:
– Послушай, он же не может тебе объяснить, рассказать! Его нужно спрашивать так, чтобы он мог ответить «да», «нет» или «не уверен». Я же тебе сказала, неужели трудно понять?
– Я тебя не спрашивала! – огрызнулась Лемма. – Мне вообще не о чем с тобой разговаривать!!! И с ним тоже!
– Ты обещала! Ты потеряешь честь! – нахмурилась Элена. – Ты должна рассказать мне все о том, как твой ученик убивает мою подругу!
– Да зачем тебе? – скривилась колдунья и запрокинула голову на высокую спинку резного кресла. К спинке была приделана мягкая подушечка, и голова удобно улеглась на блестящую ткань. – Все равно умрешь, на кой демон тебе лишние сведения? Честь, честь… я потеряла честь, когда мне было десять лет! И ты мне будешь говорить про честь?! Этот мир отнял ее у меня! Как и жизнь! Как и семью! И я ему ничего не должна! И вообще – никому ничего не должна!
Я подошел и не раздумывая врезал лапой по голени Леммы:
