Роберт Говард - Ястреб с холмов
Уиллоуби снова задумался. Почему старый волк так страстно желает удачи своему эмиссару?
Оракзаи ведут жестокую войну, но их дело отнюдь не проиграно. Может быть, за этим и вправду что-то кроется? И его миссия преследует какие-то цели, о которых его не поставили в известность? Если Гордон все-таки прав?
Бабер-Али сделал несколько шагов вперед.
— Что скажешь? — голос вождя был резким, как удар клинка о клинок. — Этот пес согласился заключить мир?
Уиллоуби покачал головой.
— Он клянется, что вражда закончится только тогда, когда он убьет Афдаль-хана.
— Ты не сумел!
Отчаяние старого вождя потрясло Уиллоуби. На миг англичанину показалось, что сейчас тот выхватит кинжал и бросится на неудачливого дипломата…
Однако Бабер-Али лишь развернулся на каблуках, быстро зашагал к своему коню, отвязал его, взлетел в седло и, не оглядываясь, галопом поскакал прочь. Но не по тропе, которая вела к форту Газраэль. На север, к Хоруку. Смысл его действий был совершенно ясен: Бабер-Али оставляет Уиллоуби на волю провидения, снимая с себя всякую ответственность за его судьбу.
Сулейман, понурив голову, теребил поводья, проседь в его черных волосах стала особенно заметна. Уиллоуби еще раз взглянул вслед всаднику, обернулся… и увидел четыре пары немигающих глаз, которые в упор смотрели на него… И ничего хорошего этот взгляд не предвещал.
По спине англичанина пробежал холодок. Эти люди — дикари, и по своему умственному развитию недалеко ушли от диких зверей. Они будут действовать без лишних раздумий, слепо следуя инстинктам, заложенным в них долгими столетиями нелегкой жизни в Гималаях. Инстинкт повелевает им убивать и грабить всех, кто имеет несчастье не принадлежать к их клану. Он для них чужак. До сих пор их сдерживали приказы Бабера-Али, но теперь ему нет дела ни до него, Уиллоуби, ни до его спутника.
Уиллоуби не ошибался. Отъезд старого оракзаи означал молчаливое разрешение убить европейца. Дикой необузданностью нрава Бабер-Али значительно превосходил своего племянника. Он шел на поводу у своих неукротимых страстей и имел склонность к ребячеству и самым ужасным поступкам. После того, как попытка Уиллоуби заключить перемирие провалилась, он не задумываясь решил сорвать гнев и разочарование на незадачливом чужаке.
Подобрав удила, Уиллоуби попытался успокоиться и обдумать ситуацию. Без эскорта ему в Газраэль не вернуться. Если они с Сулейманом попытаются убежать от этих разбойников, их остановят пулей в спину. Значит, придется блефовать. Оракзаи получили приказ сопровождать его в Ущелье Минарета, а оттуда обратно в форт Газраэль? Этот приказ никто не отменял. Дикари не осмелятся нарушить его, если не получат иных указаний.
Он бросил короткий взгляд на небо, лежащее прямо на вершинах скал, Уиллоуби шлепнул по крупу своего коня.
— Пора отправляться. Путь нам предстоит неблизкий.
Он направил скакуна прямо на оракзаи, заставив тех поспешно расступиться. Сулейман, словно очнувшись, вскочил в седло и догнал англичанина. Они ехали неспешной рысью, не оглядываясь и не подавая вида, что ожидают предательского выстрела. Пуштуны молча переглянулись, потом тоже сели на коней и пустились следом с винтовками наперевес.
Уиллоуби не нужно было поворачивать голову, чтобы чувствовать, как четыре пары маленьких горящих глаз буравят его спину. Своим хладнокровием он сбил их с толку и получил некоторое преимущество. Однако он знал: малейший намек на страх или неуверенность — и вместо взглядов ему меж лопаток вонзятся пули. Англичанин тихонько присвистнул. Казалось, он едет вдоль кратера вулкана, который вот-вот начнет извергаться.
Глава 5
УДАР В СПИНУ
Путь на восток лежал по давным-давно протоптанным тропам, которые то пересекали долины, то петляли по крутым склонам. Солнце скрылось за высоким утесом, и в ущелье протянулись пурпурные тени. Когда они проезжали здесь днем, Бабер-Али указал место, подходящее для ночного привала. Не дожидаясь приказа Уиллоуби, пуштуны остановили коней. Он бы с большим удовольствием поехал дальше, но любые споры могли вызвать у оракзаи ненужные подозрения.
Колодец находился недалеко от утеса, на широком уступе с крутыми склонами, изрезанными глубокими шрамами оврагов. Лошадей расседлали, Сулейман расстелил одеяло Уиллоуби у подножия скалы. Пуштуны уже собирали тамариск для костра. Они молчали и двигались ловко и бесшумно. Дикари… Уиллоуби уселся возле устья расщелины, уходящей куда-то вглубь скалы. Сумерки быстро сгущались. Напрягая глаза, он принялся набрасывать в небольшом блокноте портрет Гордона. Уиллоуби неплохо рисовал по памяти, и в прошлом это умение не раз выручало его — особенно когда нужно было установить, кто скрывается под тем или иным именем.
Уиллоуби надеялся, что его спокойствие и невозмутимость приведут пуштунов в замешательство, а может быть, даже напугают. В любом случае, они не рискнут на него напасть.
Оракзаи, казалось, не обращали на своих спутников никакого внимания. Каждый был занят своими делами. Сулейман разжигал крошечный костерок, неподалеку один из оракзаи распаковывал сверток с едой. Другой направлялся к костру с охапкой хвороста.
Какое-то шестое чувство заставило Уиллоуби поднять глаза как раз в тот момент, когда тот подошел к Сулейману со спины. Если даже пенджабец услышал шаги, ему не пришло в голову обернуться. И лишь когда нож горца вонзился ему между лопаток, бедняга охнул и попытался встать.
Все произошло так быстро, что Уиллоуби не успел даже крикнуть. Он лишь мельком заметил отблеск огня на лезвии, прежде чем оно вошло в тело пенджабца. В тот же миг пуштун, сидящий напротив, выхватил из-под своих лохмотьев кремнёвый пистолет и выстрелил в Сулеймана. Англичанину показалось, что он промахнулся: в руке пенджабца блеснул револьвер, прогремел выстрел, и оракзаи упал в костер с простреленной головой. Но тут Сулейман повалился в лужу собственной крови и затих.
К этому моменту Уиллоуби успел лишь вскочить. Он был безоружен. Растерявшись от этой мысли, англичанин беспомощно стоял на месте, не в силах сделать и шага. Он видел, как один из людей вскинул винтовку, выстрелил… Пуля звонко щелкнула о камень у него за спиной, и этот звук вывел Уиллоуби из ступора. Еще не вполне понимая, что делает, он нырнул в расщелину и спустя мгновенье уже бежал, не оглядываясь, едва не задевая плечами за стенки, а вслед ему летел торжествующий вой оракзаи.
В этом внезапном нападении было что-то грубое, неумелое… Скорее всего, его никто не планировал заранее. Этот дикарь с ножом случайно оказался за спиной Сулеймана и повел себя сообразно своим естественным инстинктам. Уиллоуби понимал: окажись у него самого револьвер — и, вероятно, ничего бы не произошло. По крайней мере, он смог бы принять удар на себя… Раньше ему никогда не приходилось прибегать к таким мерам: он полагал, что дипломатия сильнее любого огнестрельного оружия. Но за сегодняшний день эта самая дипломатия дважды потерпела крах, выявив все свои недостатки и слабости. И он, Уиллоуби, сам все испортил. С самого начала.
