Дуглас Брайан - Шадизарский дервиш
— Ничего не красть! — повторил он, беспокойно ворочая головой на тонкой шее. — Все положить как есть обратно!
Конан ухмыльнулся и, не обращая внимания на смотрителя, показал Олдвину находку. Это был ножной браслет, до того засаленный и почерневший от толстого слоя жирной грязи, что невозможно было рассмотреть, из чего он сделан.
Не успел банщик повторить — наверное, в десятый раз, — свое предупреждение, как Конан уже вытащил кинжал и снял толстую полоску грязи с браслета.
Блеснул желтый металл, и солнечный луч с готовностью заиграл на его поверхности.
— Золото! — прошептал банщик. Он дрожал с головы до ног и то и дело бросал испуганные взгляды в сторону входа в парильни, где, очевидно, сейчас находился дервиш. — Это же золото!
— Чистейшее! — весело подтвердил Конан.
— Но вы испортили вещь! — запричитал банщик.
— Погоди, — остановил его Конан, поскольку он уже протянул руку, чтобы схватить браслет и положить его обратно в кучу тряпья. — Коль скоро мы уже тут похозяйничали, позволь нам насладиться плодами наших трудов.
— Меня убьют! — бормотал безутешный смотритель одежд. — Мне отрежут голову и выставят ее на площади, потому что я — позор моих предков и всей моей честной семьи! Мы всегда славились нашей честностью!
— Ну да, как все заморийцы, — повторил свою несмешную шутку Конан. — А теперь отойди.
— Добавьте пару монет за риск, — сказал смотритель совсем другим тоном.
Зачем тебе еще пара монет, если тебе все равно отрежут голову? — рассеянно осведомился киммериец, поворачивая браслет дервиша у себя перед глазами.
Олдвин тоже захотел разглядеть эту вещь поближе.
— Позволь, — он забрал браслет у своего приятеля. — Мне кажется, здесь интересные узоры…
Некоторое время он изучал браслет, а затем вернул его смотрителю одежд. Тот, едва не плача, подобрал с пола срезанную Конаном полоску грязи и, послюнив ее, попытался прилепить «на место».
— Это те самые письмена, — прошептал Олдвин на ухо Конану. — Знаки исчезнувшего народа.
— Вероятно, этот народ не такой уж «исчезнувший», коль скоро его представитель свободно расхаживает среди нас и ни в малейшей степени не похож на призрака, — возразил Конан.
— Я полагаю, он попросту отыскал в пустыне «спрятанный город», — отозвался бритунец. — Проклятье! Я бы все отдал, лишь бы поглядеть на него хоть краешком глаза. По легенде, сокровищ там должно быть видимо-невидимо, — добавил он, желая заинтересовать Конана.
Конан пожал плечами.
— Для начала заплатим за вход в бани и хорошенько искупаемся, — предложил он. — А заодно поглядим на Заграта.
— Он же там голый! — всполошился бритунец.
— Разумеется, голый, — кивнул Конан. — Его одежда кое-что нам уже поведала, теперь посмотрим, что сумеет рассказать нам его кожа.
— Забавный факт, — задумчиво протянул Олдвин, — я всегда считал, что голый человек ничего рассказать не может. Что самые важные сведения о нем содержатся в его одежде.
— Одежда — только часть облика, — возразил Конан. — Переодень богача нищим — и не узнаешь его… если будешь смотреть только на одежду.
— Ну, лицо-то я как-нибудь разглядеть сумею, — обиделся Олдвин.
— Если дашь себе такой труд.
Они разделись, оставив свои вещи под заботливый надзор смотрителя. Конан шепнул тому еще пару слов, когда Олдвин оглянулся, и смотритель, завладев маленькой медной монеткой, весело кивнул. Он выглядел совершенно утешенным после инцидента с браслетом.
Конан и Олдвин вступили во внутренние помещения бани.
Их сразу встретили гостеприимные клубы пара. Пар исторгала большая жаровня посреди бани. На нее то и дело плескали воду из ковшей с длинными рукоятками. Поодаль бурлил горячий источник. Его воды были заключены в квадратный бассейн, и десяток голов с блаженными улыбками, застывшими на лицах, плавали на поверхности.
— Вот лица десяти купальщиков, — Конан подтолкнул Олдвина под руку, — ты видишь их вполне отчетливо, не так ли? И которое же из них принадлежит Заграту?
Олдвин пожал плечами.
— Вон то, с краю. В углу, рядом с ароматической курильницей. Видишь?
Конан кивнул.
— Ты действительно умеешь смотреть людям в лицо, — признал он. — Что ж, это говорит в твою пользу, Олдвин. А теперь — мой совет: веди себя совершенно естественно. Ты слишком напрягаешься.
— Я впервые в подобном заведении, — зашептал Олдвин ему в ухо. — Как же мне держаться естественно? Для меня здесь все неестественно.
— В таком случае, будь собой: иноземцем, которому все в Шадизаре в диковину. И спрячь свой проницательный взор. Здесь это могут счесть невежливым, а за невежливость в Шадизаре отнюдь не отказывают от дома в любезных выражениях, переданных через лакея.
— Да? — переспросил Олдвин.
— Да, — отрезал Конан. — За невежливость здесь могут всадить кинжал в грудь.
— О! — воскликнул Олдвин.
Они постояли немного возле жаровни, истекая потом, а затем погрузились в бассейн.
Вода била снизу, выходя из расселины в земле, и приятно щекотала пятки. Олдвин блаженно зажмурился. Теперь его лицо мало отличалось от соседних — все они испытывали одно и то же ощущение.
Киммериец, однако, не позволил себе расслабиться. Он внимательно следил за окружающими.
Сперва ничего интересного не происходило. Толстяк с розовым от пара лицом вдруг ожил и решительно выбрался наружу из бассейна. К нему сразу подбежал юркий слуга, очень смуглый и кучерявый, и начал обтирать его полотенцами. Затем в бассейн столь же решительно плюхнулся новый клиент, очень красивый замориец, в смазливом лице которого, однако, угадывалось нечто порочное. Он сразу же жадно уставился на юношу, со скучающим видом плавающего в углу бассейна.
А после терпение Конана было вознаграждено: дервиш начал подниматься из воды. Конан с силой толкнул бритунца под локоть:
— Откройте пошире ваши внимательные глаза да полюбуйтесь!
Олдвин поднял веки и вдруг ахнул. Все тело дервиша, ниже шеи и выше живота, и грудь, и бока, и спина, и руки, было разрисовано синими татуировками. Странные узоры густо сплетались между собой, как бы одевая своего носителя в некие одежды.
— Не можете вот так, сходу, распознать — нет ли там каких-то известных вам букв? — спросил Конан, наклоняясь к уху Олдвина.
Тот медленно покачал головой, потом сложил губы в трубочку, почмокал, но все же положительного ответа так и не дал.
— Он слишком быстро двигается, — шепотом ответил бритунец своему товарищу. — Знаки все время искажаются. И потом, не могу же я на него бесстыдно пялиться! Одним только богам известно, что обо мне могут подумать все эти почтенные горожане…
