Айрин Дэн - Персиковое дерево
Вот тут-то и выяснилось, что предлагать старичок желает вовсе не от своего имени.
Выяснилось, правда, не сразу — оказавшись в занимаемой Конаном комнатушке, старичок по-прежнему улыбался, кланялся и говорил, говорил, говорил… Говорил он много и цветисто. О добрых старых временах, когда жили настоящие герои, покрывшие себя неувядающей славой. О сложности современной поры для достойного человека, когда настоящие герои вынуждены наниматься в охранники к разжиревшим купчишкам или служить в городской страже.
Говорил он все вроде бы правильно. Только вот через поворот клепсидры Конан поймал себя на том, что клюет носом, убаюканный плавно текущими восхвалениями.
Это его слегка рассердило.
И потому он демонстративно громким зевком прервал очередную тираду и приказал старичку отвести себя к хозяину. Поскольку он, Конан, переговоров о важных делах со слугами отродясь не вел, а подобное шустрое трепло никем другим просто не могло быть.
Он понял свою ошибку сразу, едва переступив порог уединенного дома на окраине Шадизара — куда привел его старик. Выяснилось, что словоохотливость была свойственна не только слуге. Пусть даже и доверенному.
* * *
Хозяин шустрого старичка, туранский принц Джамаль, был точно так же суетлив и пышнословен. На этом, правда, все сходство между ними заканчивалось, поскольку хозяин был молод, смугл, высок и черноглаз. Блестящие волосы его метались за спиной беспокойными черными крыльями, когда резко менял он позу или взмахивал руками, пытаясь жестами усилить свои слова. Не в силах усидеть на месте, он метался по внутреннему закрытому дворику и говорил, говорил, говорил. Его руки тоже непрестанно метались, разбрызгивая по серым камням яркие отблески от самоцветов перстней. Камни были такой ослепительной яркости и величины, что заставляло человека понимающего непременно усомниться в их подлинности.
Маленькое простенькое колечко черного золота совершенно терялось на фоне этого великолепия. Малоопытный вор ни за что бы не позарился на подобную безделушку, даже и не заметив его, ослепленный и зачарованный окружающим сверканием.
И только поэтому остался бы жив.
Конан не был начинающим. И заметил колечко сразу. С первого же беглого взгляда.
За одну эту вот безделушку можно было оптом скупить не только все, что красовалось на руках и одежде его собеседника, но и все, что их окружало. Включая бесценные вендийские ковры, в которых человек утопает чуть ли не по колено и редкие кхитайские сосуды тончайшего фарфора, что стояли у входа во дворик. Про такие мелочи, как усеянная драгоценными камнями золотая и серебряная посуда на низеньком лаковом столике, и говорить было смешно.
И вовсе не потому, что все драгоценности эти были фальшивыми. Напротив! Маленькое черное колечко как раз и было гарантией их подлинности. Потому что обладатель явно имел возможность ни в чем себе не отказывать.
Кольцо было фактически бесценным.
За него одно при желании можно было, наверное, купить весь Шадизар, включая Ларшу со всеми ее проклятыми сокровищами, некогда погубившими отряды Тиридата Заморийского. Если бы, конечно, нашелся покупатель, не только достаточно богатый, чтобы заплатить подобную цену, но и настолько безрассудный, чтобы колечко это в руки взять. Потому что носить его без вреда для собственного здоровья мог только потомственный туранский вельможа, да не из простых, а королевской крови.
Кольцо это было невероятно старым, и каждый новый придворный маг считал своим прямым долгом и почетной обязанностью наложить на него еще пару другую небесполезных для своего господина заклятий. На плодовитость й верность жен. На быстрое исцеление ран. На крепкое здоровье. От отравлений. От неудач на охоте. От вражеской стрелы. От измены друга. Да мало ли каких «от» и «на» понапридумывали эти маги за прошедшие века?! Кольцо от этого настолько пропиталось магией, что уже само по себе являлось властью, а не просто служило ее символом.
Именно таким вельможей королевской крови и был смуглый принц Джамаль — молодой мужчина с дергаными жестами и безумным взглядом, нервно расхаживающий перед спокойно стоящим Конаном. Варвар не понял бы ни слова из его сбивчивой речи, если бы ни старик-толмач, который ухитрялся шустро переводить многословные пассажи своего владыки.
Четыре луны назад он, лучший из лучших принц и один из наследников великого владыки был нагло и гнусно ограблен. Из его тщательно охраняемого сада умелые воры похитили Персиковое Дерево, жемчужину коллекции и усладу очей, отраду сердца и печени. Именно под сенью этого редкостного дерева предпочитал проводить молодой наследник послеобеденное время, у ее корней ночами виделись ему самые сладкие сны, навеваемые самым усладительным ветерком. Но вовсе не из-за подобных милых сердцу привычек не было Дереву этому равных под этим небом.
Просто Персиковое Дерево был деревом необычным.
Оно было волшебным.
И уж совершенно точно волшебными были два растущих на нем огромных персика, восторженному описанию которых принц Джамаль посвятил чуть ли не целый поворот клепсидры — ровно по половинке на каждый.
Этих персиков, похоже, всегда вырастало именно два. Идеально круглых и очень сочных. Мужчина, отведавший их нектара, становился неутомимым — обстоятельство, и для простого гражданина приятности не лишенное, а для туранского наследника, с его многочисленным и постоянно пополняющие гаремом приобретающее важность просто первостепенную. В этом-то, похоже, и заключалась основное коварство похитителей — во всяком случае, с точки зрения самого Джамаля. И именно из-за этого уникального свойства волшебных плодов, похоже, отсутствие персикового дерева на законном месте в саду не давало несчастном молодому Джамалю спокойно спать ночами — во всех смыслах этого слова.
Разумеется, он сразу же начал поиски пропажи. А как же иначе? Практически сразу же и начал. Как только немного успокоился и перестал метаться по дворцу с обнаженной саблей в руке и жаждой крови в черных безумных глазах, а оставшиеся в живых слуги смыли каменные плиты от крови своих менее удачливых коллег, не вовремя подвернувшихся под горячую руку. Отмыли хотя бы настолько, чтобы по ним можно было передвигаться, не рискуя на каждом шагу поскользнуться или споткнуться о чью-то свежеотрубленную голову — рука у молодого наследника была очень горячей.
Но сразу же обнаружили определенные трудности в опознании грабителей — или хотя бы описании их примет. Конечно, та половина стражи, что пережила налет, вполне бы могла описать приметы преступников, а впоследствии даже и опознать их.
