Джордж Брейген - Клеймо змея
Ладонь Хлодвига мгновенно легла на разинутый для вопля рот брата и превратила его звук в сдавленное мычание.
– Что ты орешь, бараний лоб! – яростно прошипел он. – Я же сказал тебе: замри!
Передвигая тонкими изломанными лапами, черный паук спокойно направился наверх, к крыше склепа, не причинив близнецам никакого вреда. Хлодвиг ощутимо толкнул брата локтем в бок и шепнул:
«Смотри туда!»
Они присели и осторожно выглянули из-за угла.
Оровез из Междуречья, теннетор Храма Небесного Льва, был хорошо знаком Хундингу. Как только между углами усыпальниц мелькнул пурпурный саккос, сразу стало понятно, кто его владелец. Близнецы, бесшумно передвигаясь, переступая на носках, шли в том же направлении, укрываясь за склепами и в одно мгновение преодолевая расстояние от одного к другому.
Но за Оровезом шел еще кто-то, и как братья ни пытались, понять, кто это, они пока не могли. Массивная темная фигура неотступно двигалась за теннетором, но до тех пор, пока оба они не вышли на открытую площадку, невозможно было даже остановить на них взгляд.
– Какой-то чернокожий… – прошептал Хун-динг. – Никогда не видел его здесь… Похож на кушита или дарфарца. Но что он делает в храме?
Хлодвиг молчал, ощущая, как его сердце начинает трепетать от волнения. Он-то хорошо помнил этого исполина с кожей цвета черного мрамора, появившегося на кладбище ранним утром после ночного убийства Адальджизы. Высокорослый кушит шел тогда тяжело и неторопливо, таща за собой обрезок толстого бревна. Это бревно с хрустом разравнивало дорожку из гравия, стирая все следы на том месте, где в полночь лишилась жизни и сердца рыжеволосая жрица. С тех пор ни Астрис, ни Хлодвиг не видели чернокожего, и сейчас юноша не замечал, что до крови кусает губу, пытаясь понять, что все это означает.
Оровез и черный великан приблизились к усыпальнице герцога Фредегара, подкрались к ней и близнецы, уже слышавшие журчание струй всех четырех траурных фонтанов.
Некоторое время теннетор что-то говорил своему спутнику, а потом неожиданно поднялся по ступеням, нажал на какой-то камень рядом с дверным порталом, и тяжелая створка подалась, освобождая проход.
– Знаешь, Хун, мне кажется, что к морю мы сегодня не попадем… – предположил Хлодвиг, когда дверь усыпальницы за ними затворилась. – Смотри, что происходит… нужно обо всем рассказать наставнику.
* * *
Астрис Оссарский стоял на площади Мертвеца. На каменном постаменте возвышалась большая клетка, используемая обычно для содержания крупных хищных животных наподобие льва или медведя. Но на этот раз за решеткой можно было видеть человека.
Толпа, вечно узнающая обо всем, заполнила площадь Мертвеца еще до того, как отряд гвардейцев доставил сюда клетку. Разодетые по последней аквилонской моде молодые щеголи и селяне из предместий в грубых башмаках, ремесленники в лоснящихся кожаных жилетах и рыбаки в просоленных куртках, – старые и молодые, толстые и худые, – все они явились сюда, поверив слухам, мгновенно разлетевшимся по всему городу. Гвардейцам пришлось кнутами расчищать проезд, почти прорубать проход, как просеку в лесу, чтобы доставить к постаменту клетку.
Нестройный гул нарушил молчание, царившее на площади, когда все смогли разглядеть человека, сидящего за решеткой. Черноволосый плечистый мужчина спокойно взирал на жадно разглядывающих его ротозеев. Его, казалось, мало беспокоило то, что происходило вокруг, и уж никак не задевали оскорбления, сыпавшиеся со всех сторон.
Лавочники и носильщики, сапожники и цирюльники, домохозяйки и прачки – все они, еще недавно дрожавшие от страха при наступлении темноты, теперь старались протиснуться поближе к прутьям, чтобы выкрикнуть в лицо злодею обидное оскорбление или ругательство. Поэтому гул на площади становился все громче, присутствующие на ней обыватели распалялись все горячее, и некоторые крики явно не уступали яростному собачьему лаю.
Но неожиданно все притихли, потому что на каменном возвышении рядом с клеткой показался низкорослый худой мужчина в парадной зингарской хламиде, оставлявшей обнаженной правое плечо. Астрис, изучающий этого человека, услышал, как по площади волнами расходится имя: «Тубал… Тубал… Тубал…»
– Именем правителя города Херриды светлейшего герцога Фредегара, да благословит Всемогущий Митра его деяния!!! – прокричал он, набрав воздуха в грудь.
– Да здравствует Фредегар! – выдохнула толпа в ответ, и Астрис заметил, как мужчины сдернули шапки с голов и отбросили назад капюшоны, защищавшие затылки от солнца.
– Герцог Фредегар сообщает всем жителям Херриды, что страшный злодей, прозванный за свои гнусные убийства Ночным Губителем, пойман по его приказу!
Толпа буквально взревела и заколыхалась от восторга.
– Справедливый правитель Херриды назначил день казни! В день чествования богини Иштар на площади Мертвеца Ночной Губитель будет наказан за свои злодеяния!
Со всех сторон раздался такой яростный вой и свист, что на несколько мгновений Астрису даже заложило уши от шума. Он чувствовал, как злоба и ненависть к человеку, сидящему в клетке, пронизывает всех находящихся на площади наподобие молнии, объединяет всех в порыве бешенства и заставляет выть и кричать, словно безумных. Но стоящий рядом с прутьями Тубал продолжал речь:
– Ровно в полдень в присутствии всех мирных жителей Херриды Ночному Губителю сначала будут жечь раскаленным железом правую руку, пока не сгорят пальцы, которыми он вырывал сердца у своих жертв…
Толпа застонала от удовольствия, словно каждый ощущал физическое наслаждение от предвкушаемого удовольствия наблюдать за мучениями изверга.
– …Затем плоть его будет отодрана от костей в десяти местах, по количеству убийств! После этого сердце будет вырвано из груди Ночного Губителя так же, как он вырывал его у своих жертв, и брошено ему в лицо! И наконец, злодея обезглавят, и его голова будет насажена на Позорный Шест!
Каждую новую пытку толпа встречала шумным взрывом восторга. Мужчины толкали друг друга плечами, женщины страстно охали и скрещивали руки на груди от полноты нахлынувших на них чувств. Астрис видел, что лица почти всех присутствующих прямо-таки светятся от удовольствия, на щеках многих миловидных девушек горел яркий румянец, а глаза их сверкали от предвкушения наслаждения приближающимся зрелищем.
Только один человек рядом с Астрисом не буйствовал и не орал вместе со всеми. Аквилонец сразу заметил, что смуглый и худой, точно высушенный солнцем, старик с горечью смотрит в центр площади, и на лице его написано явное отвращение к происходящему. Роста он был небольшого, поэтому, чтобы увидеть, что именно творится, старику приходилось вытягиваться и выглядывать поверх чужих плеч и голов.
