Серебряный змей в корнях сосны - Наумова Сора

Она так стиснула когтями зеркальце, что оно треснуло, а осколки впились в синюю толстую кожу, но так и не сумели поранить. Демоница посмотрела на юношей на снегу, потом на свои руки.

– Он не должен увидеть меня такой! – ахнула она. – Чудовище! Бакэмоно!..

И, подвывая, принялась рвать на себе волосы, длинные спутанные пряди разлетались по ветру. Кента поднялся и, опершись на Хизаши, оттолкнулся и пошел к ней.

– Юрико-химэ, вы не бакэмоно, вы несчастная женщина.

Талисман догорел и осыпался пеплом, и Кента оказался лицом к лицу с кидзё. На миг ее взметнувшиеся волосы скрыли их обоих, а когда Хизаши снова смог их видеть, Юрико улыбалась. Улыбка ее была страшной, кривой и жалкой, с торчащим клыком. Женщина подняла уродливую синюю руку, погладила Кенту по растрепанной макушке и шепнула что-то настолько тихо, что Хизаши не расслышал.

– Нет! – закричал Кента, и Юрико снова оттолкнула его с такой силой, что он спиной налетел на Хизаши, и они оба проехали подошвами по земле, собирая снег. Юрико выхватила из рукава узкий кинжал и ударила им себя в грудь. Тотчас же кровь выступила на губах и потекла по подбородку. Кента, поскальзываясь и едва не падая, успел подхватить на руки оседающее слабое тело. Красное пятно расползалось по белому кимоно, и несколько капель уже окрасили утоптанный снег.

– Юрико-химэ! Юрико!..

Она открыла глаза и наконец нашла взглядом склонившегося рядом Хизаши.

– Теперь я вижу, – сказала она, – истину. Тебе нельзя здесь находиться, Мацумото Хизаши. Мой… муж… Он был одержим словами того гадателя из столицы. Он… вернется… забрать…

– Что? – Хизаши наклонился ниже. – Что забрать?

– Эту вещь, – голос женщины стал совсем тихим, слабым. – Она ему нужнее… нужнее меня.

Она перевела взгляд на Кенту, и лицо ее смягчилось.

И застыло.

На этот раз Кента не заплакал. Вместо него за спиной беззвучно лил слезы призрак девушки с веером.

Куматани молча взял обмякшее тело на руки и поднялся с колен, а на снегу осталась лежать тренога с погасшими свечами. Вьюга выла и свистела, заметая место одной, такой незаметной для мира, смерти. Хизаши вскинул голову и увидел огонек в окне самого верхнего из уровней замка. Кента проследил его взгляд и кивнул. Чтобы все наконец сложилось в одно, оставалась самая малость – подняться по лестнице.

В цитадели было темно и так холодно, будто стены превратились в лед, а воздух – в дыхание Юки-онна [58]. Будто здесь никогда и не было людей, а сам замок строился для призраков. Хизаши уверенно двигался к известной ему лестнице между ярусами, но в один миг вдруг остановился и заозирался по сторонам.

– Что такое? – спросил Кента. – Ты что-то почувствовал?

Хизаши уже почти его не слышал, только оглушительно громкий зов, который, как уздечка лошадь, тянул в другую сторону. И он подчинился. Свернул с главного коридора в лабиринт переходов, пронизанных узкими лесенками вверх и вниз, пока не оказался возле входа в господский кабинет. Там кто-то побывал после него, и стенная панель, прежде защищенная заклинаниями, была вырвана, открывая еще один тайный ход, что превращали цитадель в старый пень, испещренный муравьиными лазами.

Хизаши шагнул в него и вскоре вышел – в маленькую комнату, ярко озаренную свечным пламенем. Крохотное окошко под самым потолком мерцало тусклым лунным сиянием, падающим точно на сидящего спиной к выходу мужчину. Взгляд его был обращен на простой постамент для оружия, где покоился старый меч без ножен с темным зазубренным лезвием. И все же Хизаши вдруг охватил священный трепет.

– Вот вы и пришли, – раздался голос, и Наримацу поднял голову, а потом сорвал последний бумажный талисман с рукояти меча. Хизаши инстинктивно отшатнулся и едва не налетел спиной на Куматани.

– Цудори здесь, она хотела, чтобы я закончил то, что начал, – тихо произнес Наримацу, поднимаясь и вынимая меч из сдерживающих его скоб. – Вы сами помогли мне убедиться в этом.

Когда он повернулся, его было сложно узнать – бледное осунувшееся лицо, постаревшее разом лет на десять, потухшие глаза выражали лишь усталость и самую каплю удовлетворения.

А потом его взгляд упал на тело на руках Кенты.

– Юрико-химэ?..

– Вас это удивляет, Наримацу-сан? – спросил Хизаши. – Или как вас по-настоящему зовут? А, не важно. Разве вы с самого начала не полагали, что этим закончится?

Кента непонимающе хмурился, то и дело косясь на дрожащий кончик меча в руке Наримацу. Возможно, тоже чувствовал.

– Юрико-химэ… – вновь печально выдохнул Наримацу. – Конечно, это было неизбежно, но… Не мы с ней это начали, но нам заканчивать. – Он поднял меч на уровень глаз и провел двумя пальцами по тусклому металлу. – Вот, что так жадно искал лорд Киномото. Вот ради чего он спускал приданое богатой, но нелюбимой и бездетной жены. Что вы видите, ученики оммёдзи? Что такого особенного в этом мече? Тупой, некрасивый, вырытый из могилы, будто какие-то древние кости. Ради него купили эту землю, ради него построили этот уродливый замок, заставляли рабочих копать день и ночь, пока они не подыхали от усталости. Проклятие? Как бы не так! Главное проклятие – это сам лорд Киномото, они его забери! Да чтоб он сгинул!

– Кто такая Цудори? – спросил Хизаши, особо не впечатленный эмоциональной речью. Меч в руке мужчины поглощал почти все его внимание. – Ваша невеста?

– Сестра! Она была первой наложницей лорда, потому что его жена никак не могла понести, но Цудори провела в его доме год и тоже не подарила долгожданного наследника. После этого мы ни слова о ней больше не слышали. Он убил Цудори. Или это сделала его жена. Мне все равно, но если Цудори здесь, значит, она пришла помочь мне!

– Она пришла помочь не вам, Наримацу, – холодно ответил Хизаши. – Она пыталась спасти Юрико-химэ.

И, воспользовавшись замешательством мужчины, атаковал.

Взмах веера толкнул Наримацу в грудь, он ударился о подставку для меча, та с грохотом опрокинулась. Кента положил тело Юрико у стены и выхватил из-за ворота ее кинжал, все еще испачканный в крови.

– Киномото не получит желаемого! – взревел Наримацу. – Никогда! Ни за что!

Он перехватил меч обеими руками и ринулся на Кенту. Тупое лезвие проносилось мимо Хизаши, и он оторопел настолько, что не успел среагировать. Тело окаменело от ужаса, будто нечто худшее, чем просто вечное забвение, едва не коснулось кожи. К счастью, Кента оказался быстрее, отскочил и бросил в Наримацу кинжал, но тот отлетел от доспеха и зазвенел об пол.

Наримацу замахнулся и обрушил меч снова, на этот раз едва не отрубив Кенте руку. Места не хватало, а клинок был слишком длинным, он рубанул по стене, оставляя борозду. Хизаши внезапно потерялся в этой грубой схватке, он видел только зазубрины на металле, который буквально притягивал его, отбирая контроль над телом.

– Хизаши!

Крик привел в чувство, но поздно. Сильная боль пронзила плечо, будто сотни раскаленных гвоздей разом вошли в плоть. Никогда прежде в смертном теле Хизаши не ощущал такой боли. Он взвыл и упал на колени. Перед ним возник Кента и одним случайным выбросом энергии ки ударил Наримацу о стену. Тот что-то прокричал, но у Хизаши помутнело в голове. Он прижал ладонь к плечу, а когда посмотрел на нее, увидел кровь, но не красную, как у людей, а золотую, нечеловеческую. В ужасе зажал рану снова, кусая губы от боли.

– Не позволяйте ему получить желаемое! – рычал Наримацу в исступлении. Пытаясь подняться, он сбил еще больше свечей, и огонь переметнулся на стены, добрался до краев одежды Юрико-химэ и принялся пожирать слой за слоем. – Он хочет стать новым сёгуном с помощью этого меча! Не дайте ему победить!

Оружие с глухим звоном выпало из его пальцев, пламя взметнулось, и Кента попятился.

– Наримацу-сан! Скорее, нужно уходить!

Он протянул к нему руку – к врагу, который только что пытался его убить, – но мужчина покачал головой.

– Может, я и ошибался во многом. Отправил Янагибу на погибель. Позволял Юрико губить себя и убить эту невинную девочку, Хироко. Но я хочу умереть достойно. Уходите! – он поднялся с колен и, шатаясь, подошел к телу Юрико-химэ. – Мы оба заслужили хотя бы достойного конца. Найдите своего учителя, если еще не поздно. Живо! Уходите же!